партнерами США, а также с

Россией и, предположительно, Китаем.

И администрация Клинтона, и сменившая ее администрация Буша учитывали

искреннюю обеспокоенность общественности тем, что враждебные Америке

страны однажды получат в свое распоряжение оружие массового поражения и

средства его доставки. Обе администрации были небезразличны и к политическим

дивидендам, которые сулил любой проект, обещавший восстановить традиционное

для Америки чувство особой защищенности. Технически инновационные

оборонительные системы, призванные скрасить жестокую реальность взаимной

уязвимости, выглядели по определению привлекательным решением. К тому же,

достоинства противоракетной обороны отстаивали отдельные заинтересованные

группы американского общества, от кругов, связанных с аэрокосмической

промышленностью, до определенной части электората, озабоченной тем, что Ирак

или Иран получат возможность угрожать разрушительным ракетным ударом

Израилю. Таким образом, идея противоракетной обороны пришлась весьма ко

времени.

Однако потенциальные выгоды любой системы противоракетной обороны с

точки зрения безопасности надо

38

сопоставить с преимуществами противодействия другим аспектам

уязвимости. Каждый доллар, потраченный на противоракетную оборону, означает,

что остается меньше средств на борьбу с иными опасностями, угрожающими

Соединенным Штатам. Само по себе это не является аргументом против

разработки и последующего развертывания противоракетных комплексов,

учитывая наличие синергической взаимосвязи между наступательными и

оборонительными вооружениями. Тем не менее нельзя не отметить, что

развертыванию любой системы противоракетной обороны должна предшествовать

тщательная оценка альтернативных потребностей США в сфере безопасности. Это

тем более важно, что некоторые другие угрозы могут доставить куда больше

хлопот.

Например, чрезвычайно трудно поддаются отражению и политически

дезориентируют внезапные нападения, источник которых неизвестен. Вызывает

сомнения, что даже среди так»» называемых «государств-изгоев», обладающих

ракетным потенциалом, найдется настолько безрассудное правительство, чтобы

ударить по Америке средствами, раскрывающими обратный адрес атакующего, как

это, безусловно, случится при запуске ракеты. Ракетное нападение почти наверняка

спровоцировало бы сокрушительную акцию возмездия со стороны США, которая,

ко всему прочему, уменьшила бы вероятность второго удара по Соединенным

Штатам.

Напротив, внезапный ядерный взрыв на борту неприметного судна в каком-

то американском порту — возможно, на одном из тех кораблей, более тысячи

которых ежедневно бороздят Атлантику, — мог бы стереть с лица Земли

прилегающий город. И не оказалось бы никого, кто поставил бы себе это в заслугу

и кого можно было бы покарать за содеянное. Совершить подобную акцию проще,

чем оснастить межконтинентальную баллистическую ракету надежной

боеголовкой точного наведения, а про исшедшее гораздо тяжелее сказалось бы на

моральном духе американцев. Притом выбрать объект для возмездия было бы

отнюдь нелегко, а страх перед повторением трагедии мог бы мгновенно охватить

все американские города, вызвав там панику.

39

То же можно сказать и о террористическом акте со стороны организации,

полной решимости причинить вред американскому обществу, дезорганизовать и

запугать его. Особенно заманчивую цель для нападения представляют собой

густонаселенные крупные города. Анонимное нападение посеяло бы там панику и

могло бы спровоцировать неадекватно жесткие ответные действия против других

государств или религиозных и этнических групп; нависла бы угроза над

гражданскими свободами в США. Как ярко показала паника по поводу возможной

эпидемии сибирской язвы вскоре после событий 11 сентября, широкомасштабное

применение бактериологических веществ могло бы дать толчок цепной реакции

летальных эпидемий и массовой истерии, для борьбы с которыми ресурсы

имеющихся в США служб здравоохранения недостаточны. Аналогичным образом,

всеобъемлющая атака на компьютеризированные энергетические сети, системы

связи и авиалинии США способна буквально парализовать американское общество

и привести его к социальному и экономическому краху. Короче говоря, присущие

современному обществу высокая степень концентрированное™ и техническая

взаимозависимость делают его удобной мишенью для анонимных актов громадной

разрушительной силы, которые чрезвычайно трудно предвосхитить.

Все эти угрозы — от стратегически известных до самых нетрадиционных —

должны быть предметом самого пристального внимания при составлении планов

на случай чрезвычайных ситуаций, а возможно, и основанием для превентивных

акций. Готовность системы национальной безопасности должна перекрывать все

реальные потребности, и было бы заблуждением чрезмерно драматизировать одну

угрозу в ущерб остальным. К безотлагательно необходимым мерам в целях

укрепления безопасности относятся, среди прочего, повышение уровня готовности

внутренних служб страны к преодолению чрезвычайных последствий ударов по

городским центрам, повышение эффективности пограничного контроля для

предотвращения ввоза в Соединенные Штаты компонентов оружия массового

уничтожения и совершенствование защиты

40

жизненно важных с экономической и военной точек зрения национальных

компьютерных систем6.

Но если мы хотим по-настоящему поднять уровень обороны национальной

территории, вместо того чтобы заниматься перетасовкой бюрократических

ведомств, то первейшим приоритетом должно стать получение надежной

разведывательной информации. В конце концов невозможно обезопасить от

террористической атаки каждое сооружение, каждую футбольную площадку,

каждый торговый центр в стране. Неизбежно настанет момент, когда все попытки

сделать это рухнут под грузом обременительных правил надзора и чрезмерных

затрат. А террористы могут ликовать, всего лишь организуя раз за разом ложные

сообщения о готовящихся терактах. Возможно, именно это они и делают,

вынуждая Америку поспешно вывешивать вызывающие смятение цветные ленты

— сигналы тревоги.

Гораздо более продуктивным для укрепления безопасности был бы подход,

предполагающий масштабные организационные и финансовые меры,

расширяющие возможности национальных разведывательных служб. Главными

направлениями этих усилий должны стать обновление технических средств

наблюдения, немедленное выявление подозрительной деятельности, более

эффективная и повсеместная работа по вербовке агентуры для проникновения в

правительственные структуры недружественных стран и в террористические

организации, а также тайные наступательные операции с целью сорвать

направленные против Америки заговоры, положив им конец на ранней стадии.

Каждый доллар, потраченный на активную превентивную разведывательную

деятельность, стоит, пожалуй, десяти долларов, истраченных по сути вслепую в

рамках общего ужесточения мер безопасности на потенциально привлекательных

для террористов объектах.

Кроме того, при наличии подлинной готовности нации к отражению вызовов

безопасности общественность должна осознать, что определенная степень

уязвимости является принадлежностью современной жизни. Нагнетание в стране

паники некоторыми заинтересованными

41

кругами американского общества, периодические кампании в средствах

массовой информации против той или иной «страны-изгоя», избранной на роль

очередного «врага года» для Америки, — Ливии, Ирака, Ирана, Северной Кореи и

даже Китая — рискуют сформировать параноидальное видение места Америки в

мире и вряд ли отвечают потребностям широкомасштабной национальной

стратегии, призванной направить глобальное противоборство в более стабильное и

контролируемое русло.

Определение новой угрозы

Дилеммы, проистекающие из нового для Америки неблагополучия в сфере

безопасности, позволяют утверждать, что Соединенные Штаты находятся на пике

третьей в своей истории большой волны судьбоносных дебатов о национальной

обороне. В первый раз вскоре после завоевания независимости споры разгорелись

вокруг того, пристало ли только что добившемуся свободы американскому

государству иметь в мирное время регулярную армию и какие меры

предосторожности надлежит принять, чтобы ее наличие не привело страну к

деспотизму. Конгресс США первоначально был не склонен дать согласие на

создание постоянной армии, и Александру Гамильтону пришлось обратиться к

нему с предостережением на страницах «Федералиста», предупреждая, что без

такой армии «Соединенные Штаты будут являть собой самое необычайное

зрелище, какое только наблюдал мир, -зрелище страны, которую ее Конституция

лишает возможности готовиться к обороне прежде, чем она окажется захвачена

неприятелем»7.

Вторая волна продолжительной полемики, имевшей столь же

фундаментальные последствия, поднялась после Первой мировой войны из-за

отказа Америки от членства в Лиге Наций. Дискуссия увенчалась достигнутым

почти 30 лет спустя, уже после Второй мировой войны, решением Соединенных

Штатов взять на себя бессрочные обязательства в отношении безопасности Европы

в соответствии со статьей 5 Североатлантического договора.

42

Одобрение Договора Конгрессом предполагало коренной пересмотр смысла

и границ национальной безопасности США: оборона Европы отныне должна была

рассматриваться в качестве передовой линии обороны самой Америки.

Атлантический альянс стал краеугольным камнем американской оборонной

политики.

Третья волна дебатов тоже, по-видимому, схлынет нескоро и вызовет

жестокие раздоры как внутри страны, так и за рубежом. В сущности, предстоит

ответить на вопрос, насколько далеко могут зайти Соединенные Штаты в

стремлении максимизировать собственную безопасность, какие финансовые и

политические издержки при этом допустимы и в какой мере дозволительно рис-

ковать стратегическими связями с союзниками Америки. Хотя открытые баталии

разразились после событий 11 сентября, признаки, предвещавшие третью

«великую дискуссию», забрезжили еще в середине 1980-х годов, когда

предложенная президентом Рейганом «стратегическая оборонная инициатива»

(СОИ) тут же вызвала вспышку острых внутриполитических и международных

разногласий. Проект СОИ отражал своевременное осознание того факта, что

динамика технологического развития меняет соотношение между

наступательными и оборонительными вооружениями, а периметр системы нацио-

нальной безопасности перемещается в космическое пространство. СОИ, однако,

концентрировалась в основном на одной, отдельно взятой угрозе, исходившей от

Советского Союза. С исчезновением угрозы лишился смысла и сам проект.

Десятилетие спустя в процессе третьего в истории США принципиального

пересмотра приоритетов национальной безопасности в фокусе внимания

постепенно оказывается более широкая проблема — способность общества к

выживанию на фоне почти неизбежного распространения и диверсификации

оружия массового уничтожения, непрерывных волнений в мире и растущего страха

перед терроризмом. Совокупное воздействие этих факторов делает гораздо более

тесной взаимозависимость между безопасностью американской территории и

общим состоянием дел на планете.

43

Хотя роль Америки в обеспечении безопасности ее союзников и — в более

широком плане — в поддержании глобальной стабильности оправдывает ее притяза-

ния на большую степень национальной безопасности по сравнению с реальными

возможностями других государств, все-таки — и это непреложный факт — времена

абсолютной безопасности миновали. Оборона территории заокеанских союзников

США перестала служить дальним щитом для самой Америки. Но если военные

специалисты уже давно встревожены складывающимся положением, то широким

общественным слоям истина открылась лишь 11 сентября.

Безопасность Америки впредь должна рассматриваться в неразрывной связи

с глобальной обстановкой. Неудивительно, что после событий 11 сентября очеред-

ность волнующих общественность вопросов изменилась: отчетливо снизилась

значимость идеалистических целей, тогда как озабоченность собственной

безопасностью заметно усилилась. Тем не менее планирование на односторонней

основе и готовность к единоличному отстаиванию внутренней и международной

безопасности не обеспечат долговременной безопасности. Поддержание не

имеющего аналогов всеобъемлющего военного потенциала США и повышенной

способности американского общества к выживанию обязательно следует

подкрепить систематическими усилиями, направленными на расширение зон

глобальной стабильности, устранение некоторых наиболее вопиющих причин

политического насилия и поддержку политических систем, признающих осново-

полагающую ценность прав человека и конституционных механизмов. Отныне

уязвимость Америки будет возрастать всегда, когда демократия за ее пределами

окажется под угрозой отступления, а такая демократия, в свою очередь, будет

более уязвимой, если Америка позволит себя запугать.

Центральный вопрос третьей «великой дискуссии» о национальной

безопасности Америки — как определить угрозу? От истолкования вызова во

многом зависит ответ. Следовательно, его интерпретация представляет собой не

просто интеллектуальное упражнение, а стратегически

44

важное действие, имеющее несколько аспектов. Определение угрозы должно

стать трамплином для мобилизации национальных усилий. С его помощью

предстоит выявить, что именно поставлено на карту, а также не только обнаружить

сущность угрозы, но и хотя бы отчасти уловить ее сложную природу. Оно должно

позволить провести грань между неотложными и более долгосрочными задачами.

И наконец, такое определение поможет разграничить долговременных союзников,

временных партнеров, скрытых оппонентов и открытых врагов.

Коль скоро Америка является демократией, определение угрозы должно

быть понятным общественности, чтобы та могла выдержать материальные

лишения, необходимые для отражения опасности. Для этого нужны ясность и

конкретность, но вместе с тем возникает соблазн прибегнуть к демагогии.

Мобилизовать общество на длительное напряжение сил проще, если угрозу

персонифицировать, идентифицировать как зло и тем более создать ее визуальный

стереотип. В человеческом бытии и особенно в международной жизни ненависть и

предубеждение обладают гораздо более мощным эмоциональным зарядом, чем

сочувствие или привязанность. К тому же, эти отрицательные чувства легче

поддаются выражению, нежели куда более близкая к истине картина неизбежно

сложных исторических и политических мотивов, которые влияют на поведение

государств и даже террористических группировок.

Публичные дискуссии, развернувшиеся в Соединенных Штатах после 11

сентября, подтверждают эти соображения. Реакция общественности в той мере, в

какой ее отражают выступления политических лидеров и редакционные статьи в

ведущих изданиях, в основном сосредоточилась на терроризме как таковом, на его

природе, неустанно ассоциируемой со злом, и на пресловутой личности Усамы бен

Ладена, приковавшей к себе всеобщее внимание. Президент Буш (вероятно, в силу

своей религиозности) проявил склонность трактовать угрозу