едва ли не в
богословских терминах, рассматривая ее как схватку между «добром и злом». Он
даже воспользовался ленинской формулой «кто не с нами — тот против нас» —
45
принцип, который всегда импонирует возбужденной общественности, но
несет в себе черно-белое видение мира, игнорирующее все те оттенки серого, в
которые окрашено большинство глобальных дилемм.
В претендующих на более высокий интеллектуальный уровень
размышлениях о событиях 11 сентября чаще всего указывалось в неопределенно-
обобщенной форме на исламский образ мышления, который изображался
религиозно и культурно враждебным западным (и особенно американским)
представлениям о современности. Конечно, администрация США благоразумно
избегала отождествления терроризма с исламом в целом, всячески стараясь
подчеркнуть, что на ислам как таковой вина не возлагается. Однако некоторые
сторонники администрации оказались не столь щепетильны в отношении подоб-
ных нюансов. Они сразу инициировали кампанию, в ходе которой обществу
внушалось: вся исламская культура настолько враждебна Западу, что она
неизбежно создает питательную почву для террористических нападений на
Америку. Подобные рассуждения старательно обходили стороной проблему
выявления каких-либо реальных политических мотивов, стоящих за феноменом
терроризма.
Теологический по большей части подход президента Буша имел, помимо
политически-мобилизующего эффекта, дополнительное тактическое
преимущество, позволив объединить в одной простой формуле несколько
источников угрозы, независимо от того, связаны они друг с другом или нет.
Произнеся в начале 2002 года свои знаменитые слова об «оси зла», президент
риторически смешал воедино самостоятельные проблемы, создаваемые Северной
Кореей для стабильности в Северо-Восточной Азии, Ираном с его еще более
широкомасштабными амбициями в районе Персидского залива, а также наследием
незавершенной кампании 1991 года против иракского правителя Саддама Хусейна.
Таким образом, зловещие дилеммы, порождаемые стремлением этих государств
обзавестись ядерным оружием, оказались скрыты за общей ширмой морального
осуждения трех конкретных, но не объединенных союзом режимов (два из которых
на самом деле считают друг друга врагами) и были
46
привязаны к болезненному и только что пережитому американским народом
опыту непосредственного столкновения с терроризмом.
Что касается американского народа, то он, пожалуй, на какое-то время
удовольствовался бы и «осью зла» в качестве приблизительного определения
нависшей угрозы. Но встают две другие проблемы. Во-первых, коль скоро
безопасность Америки связана теперь с глобальной безопасностью и кампания
против терроризма нуждается во всемирной поддержке, важно, чтобы другие
народы за пределами Америки согласились с таким определением. Произойдет ли
это? Во-вторых, содержит ли выдвинутое определение адекватный диагноз и
закладывает ли оно надлежащий фундамент для долговременной успешной
стратегии ответа на вызов, который бросают как по отдельности, так и в сочетании
друг с другом терроризм и распространение оружия массового поражения?
Трудность заключается в том, что предложенное администрацией
определение того явления или тех сил, с которыми американцев призывают
сражаться в ходе «войны с терроризмом», сформулировано крайне туманно.
Ясности не прибавилось и после того, как президент низвел (либо возвысил, в
зависимости от критериев оценки) террористов до «творцов зла», о которых
больше будто бы ничего неизвестно и чьи мотивации, оказывается, просто
внушены сатаной. Называть в качестве врага терроризм — значит расписаться в
блаженном неведении относительно того, что терроризм является используемым
индивидуумами, группами и государствами смертоносным методом устрашения.
Войны не ведут против метода или тактики действий. К примеру, никто не стал бы
провозглашать в начале Второй мировой войны, что она ведется против
«блицкрига».
Терроризм в качестве метода борьбы применяется конкретными людьми, как
правило, в политических целях, вполне поддающихся расшифровке. И
следовательно, почти за каждым террористическим актом скрывается
политическая проблема. Террористы намеренно прибегают к жестоким и не
совместимым с моралью атакам на гражданское население, на символизирующих
те или
47
иные институты отдельных лиц или материальные объекты, рассчитывая на
политический эффект8. Чем слабее и фанатичнее политические экстремисты, тем
больше они склонны предпочесть другим методам борьбы самые бесчеловечные
формы терроризма. Их безжалостный расчет состоит в том, чтобы спровоцировать
возмездие со стороны более сильного противника в таких масштабах, которые
обеспечат террористам дополнительную поддержку и даже легитимность.
Перефразируя Клаузевица, можно сказать, что терроризм есть продолжение
политики иными средствами.
Соответственно, имея дело с терроризмом, необходимо противопоставить
ему продуманную кампанию, в рамках которой требуется не только ликвидировать
самих террористов, но также выявлять их и учитывать (в любой подходящей
форме) лежащие в основе их действий политические побуждения. Настаивать на
этом — не значит оправдывать террористов или призывать к их умиротворению.
Деятельность почти всех террористических сил вырастает на почве политических
конфликтов: конфликты ее порождают, и они же служат ее питательной средой.
Так обстоит дело с действующей в Северной Ирландии Ирландской
республиканской армией (ИРА), испанскими басками, палестинцами Западного
берега и Газы, российскими чеченцами и всеми остальными подобными дви-
жениями9.
Будучи внове для Америки, терроризм — отнюдь не новое явление в других
частях планеты. Начиная с середины XIX века и примерно до Первой мировой
войны он был широко распространен в Европе и царской России. Происходили
тысячи вооруженных нападений, в том числе убийства высокопоставленных особ и
взрывы зданий. Пожалуй, в одной только России от рук террористов погибли не
менее 7000 государственных лиц и полицейских чинов, включая царя. Что касается
других стран, то самый впечатляющий из совершенных там актов терроризма —
убийство в Сараево австро-венгерского (австрийского. — Прим, пер.) эрцгерцога
Франца Фердинанда -оказался той самой искрой, из-за которой заполыхал пожар
Первой мировой войны.
48
В недавнем прошлом британцам довелось на протяжении нескольких
десятилетий страдать от терроризма ИРА: потери среди гражданского населения,
которыми сопровождались взрывы, организованные активистами ИРА в Британии,
исчисляются сотнями людей, не избежали гибели даже представители высшей
ветви королевской семьи. Убийства официальных лиц высокого ранга произошли
за последние годы в нескольких европейских государствах, прежде всего в
Испании, Италии, Германии, и перечень подобных событий можно продолжать
еще очень долго10. Отнюдь не пассивно ведут себя террористические группировки
как левого, так и правого направления в Латинской Америке, где их жертвами
стали десятки тысяч человек.
Терроризм, вырастающий на почве этнического, национального или
религиозного протеста, особенно живуч и менее всего поддается искоренению
путем уничтожения террористов. Терр*0ризм, истоки которого заключаются в
социальном недовольстве, пусть даже подкрепляемом идеологическими догмами в
духе радикального марксизма, в целом имеет тенденцию к спаду, если дело
террористов не встречает сочувствия в данном обществе. Социальная
изолированность в конечном счете деморализует часть террористов, облегчая
поимку остальных. Несколько большей устойчивостью (как свидетельствует опыт
Китая и Латинской Америки) обладает терроризм, располагающий специфической
опорой в лице отчужденного и географически отделенного социального класса,
например крестьянства, особенно когда он поддерживается партизанским
движением. Но максимальную сопротивляемость физическому подавлению
выказал терроризм, черпающий вдохновение в подкрепляемом историческими
мифами общем этническом происхождении и подогреваемый религиозным
рвением.
Сами террористы, скорее всего, неисправимы, но с порождающими их
условиями дело не обязательно обстоит так же. Об этом различии важно помнить.
Террористам свойственно жить в собственном мире, заслонившись от реальности
патологической верой в свою правоту. Насилие становится для них не просто
средством достижения
49
определенной цели, но raison d’etre, смыслом существования. Вот почему без
устранения террористов не обойтись. Но чтобы их ряды не пополнялись вновь,
требуется взвешенная политическая стратегия, призванная ослабить весь комплекс
благоприятствующих терроризму политических и культурных факторов. Корни
всего, что питает террористические движения, должны быть политически
подрублены.
Очевидно, что неистовость совершенных 11 сентября актов террора и
особенно выбор Америки в качестве объекта этих вопиющих преступлений во
многом объясняются политической историей Ближнего Востока. Вдаваться в ее
детальный анализ необязательно, ведь и террористы явно не углубляются в
изучение исторических текстов, прежде чем встать на путь насилия. Ненависть,
толкающая их в конечном итоге к террору, формируется скорее общим
эмоциональным контекстом недовольства и обид, которые они ощущают,
наблюдают или знают из рассказов окружающих.
Политические настроения арабского населения Ближнего Востока являются
продуктом столкновения стран региона с французским и британским
колониализмом, провала попыток арабского сообщества предотвратить
возникновение Израиля, соответствующего обращения Израиля с палестинцами, а
также установления прямого и косвенного контроля Америки над регионом. Ее
присутствие рассматривается наиболее экстремистскими политическими и
религиозными силами региона как оскверняющее священную чистоту исламских
святынь святотатство (совершенное вначале в Саудовской Аравии, а теперь в
Ираке), как препятствие к благоденствию арабского народа и инструмент
пристрастной поддержки Израиля в его конфликте с палестинцами. Хотя
политическое рвение экстремистов возбуждается религиозным пылом,
примечательно, что часть террористов, причастных к событиям 11 сентября, вела
явно нерелигиозный образ жизни. Таким образом, нападение на Всемирный
торговый центр во второй раз на протяжении пяти лет имело очевидный
50
От исторической реальности не уйти: главной причиной, по которой острие
терроризма оказалось направлено на Америку, стала, несомненно, вовлеченность
США в ближневосточные дела, точно так же как английское присутствие в
Ирландии спровоцировало многочисленные акции ИРА против объектов в
Лондоне и самой королевской семьи. Британцы признали этот основополагающий
факт и постарались учесть его в своих ответных шагах как на силовом, так и на
политическом уровне. Америка же, напротив, продемонстрировала поразительное
нежелание задуматься над политическими измерениями терроризма и
идентифицировать его политический контекст.
Чтобы одержать победу в войне с ближневосточными террористами,
требуются усилия сразу по двум главным направлениям: уничтожая террористов,
необходимо одновременно налаживать политический процесс, направленный на
преодоление тех условий, в которых они появляются. Именно так, а не иначе,
ведут себя британцы в Ольстере и испанцы в Стране Басков. Именно так русских
призывают действовать в Чечне. Внимание к политической подоплеке
возникновения терроризма является не уступкой террористам, а непременной
составной частью стратегии ликвидации и изоляции террористического подполья.
Неготовность Америки признать зависимость между событиями 11 сентября
и современной политической историей Ближнего Востока, где бурные
политические страсти, бушующие на почве религиозного фанатизма и неистового
национализма, сочетаются с политической слабостью и нестабильностью,
представляет собой опасную форму отрицания действительности. Достаточно
вспомнить весну 2002 года, когда Соединенные Штаты проявили готовность
одобрять даже самые жесткие меры, предпринимаемые Израилем для подавления
палестинского движения, рассматривая их в качестве элементов борьбы с терро-
ризмом. Нежелание признать историческую связь между подъемом
антиамериканского терроризма и присутствием Америки на Ближнем Востоке
чрезвычайно затрудняет разработку формулы эффективного стратегического
ответа на террористический вызов.
51
Первоначальная поддержка, которую мир оказал Америке после
преступления 11 сентября, была, как уже отмечалось выше, и отражением
искреннего сочувствия, и своевременным подтверждением лояльности. Но соли-
дарность, тем не менее, не означала согласия с американским толкованием
характера угрозы. И по мере того, как оно облекалось в риторические одежды и
формулировалось во все более жестких выражениях, которые достигли
кульминации в момент провозглашения «оси зла», в американском понимании
терроризма все больше видели оценку, оторванную от политического контекста
этого феномена.
Неудивительно, что уже через полгода после событий 11 сентября почти
единодушная всемирная поддержка Америки сменилась усиливающимся
скептицизмом в отношении официальных формулировок США по поводу общей
угрозы. Америка рискует постепенно остаться в одиночестве во всем, что касается
политических аспектов тревожащих ее опасностей. Тем временем угроза может
приобрести еще более пугающий масштаб, так как средства высокой поражающей
способности становятся все более доступными не только для государств, но и для
подпольных организаций.
Соединение терроризма с распространением оружия массового уничтожения
(ОМУ) представляет собой по-настоящему устрашающую перспективу. Но и к этой
проблеме нельзя подходить с позиций абстрактных рассуждений на тему «зла» или
уповая лишь на американское могущество. Дело осложняется тем, что поведение
самой Америки в сфере распространения ОМУ не столь уж безупречно.
Соединенные Штаты содействовали усилиям Великобритании в создании ядерного
потенциала, исподтишка помогали в том же Франции, попустительствовали, а
возможно, более чем попустительствовали ядерным программам Израиля, закрыли
глаза на аналогичные действия Китая, Индии и Пакистана и, наконец, проявили
неразборчивую беспечность в отношении собственных ядерных секретов. Когда
критики укоряют США в том, что все их нынешние опасения по поводу распро-
странения ОМУ запоздали, в этом есть доля правды.
52
К тому же, очень многие за рубежом, прежде всего в Западной Европе, ставят
под сомнение побуждения Америки, подозревая, что ее внезапная глубокая
озабоченность
