той же главной мировой болезни. Только настойчивое
проведение глобальной стратегии, направленной на устранение глубоких причин
раздирающих мир конфликтов, способно укрепить утраченную национальную
безопасность Америки. А для этого нужно заручиться повсеместной
международной поддержкой, которая своими масштабами затмила бы даже союз,
нанесший поражение тоталитарным режимам XX столетия. Глобальное
могущество Америки является необходимой исходной предпосылкой такой
мировой стратегии, но не оно составляет ее историческое предназначение.
1 После Перл-Харбора война с Японией велась на отдаленных островах
Тихого океана.
2 «Седьмый Ангел вылил чашу свою на воздух: и из храма небесного от
престола раздался громкий голос, говорящий: совершилось!
И произошли молнии, громы и голоса, и сделалось великое землетрясение,
какого не бывало с тех пор, как люди на земле. Такое землетрясение! Так великое!
И город великий распался на три части, и города языческие пали…
И всякий остров убежал, и гор не стало.
И град, величиною в талант, пал с неба на людей; и хулили люди Ьога за
язвы от града, потому что язва от него была весьма тяжкая. (На языке оригинала
цитата приводится в версии короля Якова I, го i-сть в англиканском каноническом
переводе. — Прим. пер.)
•’ Например, успешно осуществляемая Америкой революция в поенном деле
уже сама по себе побудила Китай провозгласить «революцию в военном деле по-
китайски», определяемую как «народная война в условиях высоких технологий»,
причем некоторые китайские
60
военные руководители и эксперты усматривают в этом «один из важнейших
аспектов трансформации в стратегической области». См. Кун Шаньинъ.
Обеспечение развития посредством прорывов и скачков в сфере национальной
обороны (на кит. яз.) // Дагунбао. — 2003. — 23 мая.
4 По данным ежегодного отчета, подготовленного в 2002 году в Лейдене
(Нидерланды) в рамках Междисциплинарной программы исследований причин
нарушения прав человека (РЮОМ) и посвященного конфликтам, в 2001 году в
мире имело место 23 «конфликта высокой интенсивности», унесших примерно 125
000 человеческих жизней, 79 «конфликтов малой интенсивности» (в каждом из
которых погибло от 100 до 1000 человек) и 38 «политических конфликтов с
элементами насилия» (число жертв которых составило от 25 до 100 в каждом
случае). Относительное отсутствие насильственной политической борьбы
констатировалось всего в 35 странах.
‘ В принципе, следует с большой долей осторожности относиться к так
называемой разведывательной информации о разрабатываемом другими странами
оружии, особенно когда подобные сведения поступают из зарубежных источников.
Показательным примером является корреспонденция под заголовком «Иран может
оказаться способным создать атомную бомбу через пять лет — опасаются
официальные лица США и Израиля», нвяечатанная в «Нью-Йорк тайме» с
пометкой «Тель-Авив, 3 января 1995 г.». В газете приводились слова «высоко-
поставленного официального лица», заявившего, что, «если какая-нибудь
иностранная держава не воспрепятствует Ирану в выполнении этой программы, он
будет иметь ядерный заряд примерно через пять лет». Семь лет спустя, 19 марта
2002 г., директор ЦРУ заверял Конгресс в том, что, «по оценкам большинства
ведомств разведывательного сообщества, к 2015 году США скорее всего
столкнутся с угрозой межконтинентального ракетного удара со стороны Северной
Кореи и Ирана» и что «Тегеран может оказаться в состоянии самостоятельно
произвести достаточное для производства ядерного оружия количество
расщепляющихся материалов к концу текущего десятилетия». Более того, как
показывает опыт всех ядерных держав, при создании надежной ядерной
боеголовки и средств доставки достаточной точности не обойтись без
многочисленных испытаний. Скрыть такие испытания почти невозможно.
Единственное исключение может составлять Израиль, который, как утверждается,
тайно обзавелся ядерным арсеналом. Но Израиль имел неформальные каналы
доступа к технической информации, добытой в результате испытаний,
проведенных Соединенными Штатами и, ранее, — Францией. И даже несмотря на
это, многие подозревают Израиль в том, что в конце 1970-х годов он провел как
минимум одно ядерное испытание совместно с правительством Южной Африки,
при режиме апартеида.
6 Масштабы проблемы ярко иллюстрируют две цитаты из статьи Стивена Е.
Флинна «Уязвимая Америка»: «…большая часть материальной структуры
промышленных предприятий, телекоммуникационных и энергетических систем,
систем водоснабжения и транспортных сетей на территории США либо не
61
защитой, достаточной лишь для того, чтобы остановить случайных вандалов,
воров или хакеров-непрофессионалов… Только в 2000 году через пункты
пограничного контроля США прошло 489 миллионов человек, 127 миллионов
пассажирских автомобилей, 11,6 миллиона морских контейнеров, 11,5 миллиона
грузовых автомобилей, 2,2 миллиона железнодорожных вагонов, 829 000
самолетов и 211 000 судов». (Flynn S.E. America the Vulnerable // Foreign Affairs. —
N.Y., 2002. — Jan.-Febr. — P. 63-64).
7 Urwin G. The Army of the Constitution: The Historical Context // …to insure
domestic Tranquility, provide for the common defence… / Ed. by Manwaring M. —
Carlisle: Strategic Studies Institute, 2000. — P. 45.
8 Иными словами, «терроризм и связанная с ним асимметрия появляются
тогда, когда чувство безысходности у части маргинализиро-ванной
самопровозглашенной элиты, вызываемое тем, что воспринимается ею как
несправедливость, угнетение и неравенство, переходит в стремление к насилию…
Эти конкретные мужчины и женщины готовы убивать и разрушать, а возможно,
умереть при этом во имя достижения целей, которые они перед собой поставили»
(Manwaring M. The Inescapable Global Security Arena. — Carlisle: Strategic Studies
Institute, 2002. — P. 7).
9 Автор исследования о действиях террористов-смертников за период с
1980 по 2001 год политолог Роберт Пэйп из Чикагского университета установил,
что из 188 рассмотренных им терактов «179, возможно, имели отношение к
масштабным и последовательно проводимым политическим либо военным
кампаниям». Он также отмечает, что «существует лишь слабая связь между
действиями террористов-самоубийц и исламским фундаментализмом, как и
любыми другими религиозными убеждениями. В реальности главными под-
стрекателями совершаемых смертниками акций выступают «тамильские тигры» в
Шри-Ланке — организации марксистско-ленинского толка, члены которой
происходят из индуистских семей, но категорически отрицают любую религию (на
их долю приходится 75 из 188 исследуемых акций)». (См. Pape R. Dying to Kill
Us // The New York Times. — 2003. — Sept. 22.)
1(1 Достаточно примера одной только Италии: Франко Феракути насчитал не
менее 14569 террористических актов, совершенных в Италии в период между 1969
и 1986 годами, в результате которых погибли 415 человек. Максимальное число
террористических инцидентов — 2513 — произошло в 1979 году. (Feracuti F. Ideology
and Repentance: Terrorism in Italy // Origins of Terrorism / Ed. by Reich W. — Wash.:
Woodrow Wilson Center Press, 1998. — P. 59.)
Дилеммы нового глобального беспорядка
Начиная с последнего десятилетия XX века центральной проблемой
безопасности, вызывающей наибольшую обеспокоенность в мире, стал
конфликтный потенциал Евразии. Юго-Восточная оконечность Евразии пред-
ставляет собой арену опасных этнических и религиозных межгосударственный
войн, средоточие экстремистских режимов, рвущихся заполучить оружие
массового поражения, место возникновения наиболее фанатичных мировоззрений
и воинственных движений, с которыми кое-какие государства могут однажды
поделиться своими вооружениями. Здесь сосредоточены более половины жителей
планеты (включая оба самых населенных государства) и приблизительно три
четверти мирового населения, страдающего от бедности; именно этот регион
является главным генератором демографического взрыва на планете и важнейшим
источником миграционных процессов, уже порождающих трудности и чреватых
еще большим ростом международной напряженности1.
На протяжении четырех десятилетий «холодной войны» фундаментальный
геостратегический вызов для Америки заключался в том, что враждебная
идеологическая сила, контролировавшая около двух третей Евразийского
мегаконтинента, могла бы распространить свое господство и на остальную его
часть. Евразия являлась и гигантской ареной этого соревнования, и главной
ставкой в борьбе, ибо именно на ее просторах расположено большинство наиболее
динамичных и политически амбициозных государств мира, а также два из трех
самых
62
63
высокоразвитых в экономическом отношении региона Земли — Западная
Европа и Дальний Восток. Полное главенство во всей Евразии было бы
равносильно мировому господству.
Решимость Америки не допустить подчинения Евразии враждебной державе
была сопряжена с риском развязывания апокалиптической ядерной войны.
Поэтому приоритетными сферами политики безопасности США должны были
стать проблемы гонки вооружений, конкуренция в наращивании ядерных
арсеналов и даже разработка планов ведения полномасштабной ядерной войны.
Устрашение служило организующим принципом, призванным исключить военный
конфликт, а сдерживание -формулой предотвращения захвата противником запад-
ной и дальневосточной окраин Евразии.
Чтобы справиться с новым глобальным беспорядком, Америка нуждается в
более изощренной стратегии, чем требовалось для ведения «холодной войны», и в
подходе более многогранном, нежели развернутая после 11 сентября
антитеррористическая кампания. Борьба с терроризмом не может являться
центральным, системообразующим принципом американской политики
безопасности в Евразии или внешнеполитического курса США в целом. Эта идея
слишком узка по своей направленности, слишком расплывчата в определении
противника, и, что важнее всего, она бессильна повлиять на фундаментальные
причины интенсивного политического брожения в простирающейся между
Европой и Дальним Востоком ключевой зоне Евразии, среди населения которой
преобладают мусульмане и которую можно было бы обозначить термином «новые
Мировые Балканы»2.
В свете событий 11 сентября для Америки исключительно важно тщательно
и спокойно проанализировать весь комплекс отношений, связывающих ее с быстро
меняющим свой облик миром ислама. В этом состоит непременное
предварительное условие перехода к тому или иному варианту эффективной
долгосрочной политики, в рамках которой США предстоит перед лицом двойной
угрозы — терроризма и распространения ОМУ -взять на себя ответственность за
восстановление мира
64
в беспокойной зоне новых Мировых Балкан. Одновременно творцы
американской политики должны предвидеть весь спектр опасных перспектив,
которыми чреваты чрезмерное расширение американских обязательств и политика
единоличного вмешательства, провоцирующие нарастание враждебных США
политических и религиозных умонастроений.
Кроме того, свойственный современному миру беспорядок является в более
широком плане следствием еще одной новой реальности: мир пробуждается к
политическому осознанию неравенства в обстоятельствах человеческого бытия. До
сравнительно недавнего времени огромное большинство человечества безропотно
мирилось с социальной несправедливостью. Хотя крестьянские восстания порой
нарушали состояние народной покорности тому, что казалось предписанным
порядком вещей, они вспыхивали главным образом тогда, когда местные условия
^Жизни становились уже совершенно невыносимыми. И даже эти вспышки
протеста происходили на фоне фундаментального незнания мира в целом, в
относительной изоляции и в отсутствие трансцендентального сознания
неравенства.
Теперь положение принципиально изменилось. Распространение
грамотности и особенно воздействие современных средств коммуникации привели
к беспрецедентному росту уровня политического мышления широких масс, сделав
их несравненно восприимчивее к эмоциональному потенциалу национализма,
социального радикализма и религиозного фундаментализма. Притягательность
этих идеологий поддерживается окрепшим осознанием различий в материальном
благосостоянии, возбуждающих вполне понятные чувства зависти, возмущения и
враждебности. Еще больше ее усиливает утешительное для самолюбия и
формулируемое в культурно-религиозных понятиях презрение к тому, что
именуется гедонизмом привилегированной части человечества. В таком контексте
демагогическая обработка и мобилизация слабых, бедных и угнетенных становятся
все более легким делом.
65
Сила слабости
11 сентября 2001 г. является эпохальным событием в истории политики,
основанной на факторе силы. Девятнадцать располагавших скудными ресурсами
фанатиков, часть которых не имела западного образования, заставили содрогнуться
в панике самую могущественную и технологически высокоразвитую державу мира
и ввергли мир в глобальный политический кризис.
Спровоцированные этим актом процессы привели к милитаризации внешней
политики США, ускорили переориентацию России на Запад, создали постепенно
углубляющиеся трещины в отношениях между Америкой и Европой, обострили
недуги американской экономики и вызвали изменение традиционных
американских представлений о гражданских правах. Оружие, с помощью которого
удалось всего этого добиться, заключалось в нескольких ножах для разрезания
картонных коробок и готовности пожертвовать своей жизнью. Никогда еще столь
немощное меньшинство не причиняло столько боли такому могущественному
большинству.
В свете этого опыта перед единственной сверхдержавой мира встает
дилемма: как одолеть физически слабого неприятеля, которым руководят
фанатичные побуждения? До тех пор, пока будут сохраняться источники таких
побуждений, все попытки воспрепятствовать противнику и уничтожить его
останутся тщетными. Ненависть поможет ему восполнить свои потери.
Уничтожить врага можно, только уловив и признав те его мотивы и страсти,
которые не подлежат точному определению, а проистекают из общего для слабых
участников противоборства стремления любой ценой разрушить объект их
безудержного возмущения.
В этой войне — а терроризм в действительности есть беспощадная война
слабых против сильных (оценка, которая не имеет ничего общего с признанием
моральной легитимности террора), —
