храма — окружавшая его колоннада — состоял из пятидесяти четырех таких колонн. Теперь их только шесть… И как одиноки они!.. величие этих колонн, одиноких «наследников дней героев», было ни с чем не сравнимо» (т. 3, стр. 402).
30
Талес — молитвенное облачение у евреев.
31
32
Иерихон — древний город в Иудее, находящийся к северу от Мертвого моря, еще в древности пришедший в упадок. Бунин видел Иерихон, путешествуя на Ближний Восток в 1907 г. «На севере, в глубине бесконечных извилистых долин, — Иерихон. Маленьким оазисом темнеет он в пустыне, у слоистого подножья Иудейских гор» (там же, стр. 374).
33
Художник (стр. 76). — В стихотворении зарисован А. П. Чехов в своем ялтинском доме. Бунин, очень любивший Чехова, часто бывал там.
34
Да-с, водевиль… — слова Репетилова из комедии Грибоедова «Горе от ума».
35
Собака (стр. 77). — «Это было на Капри, у Горьких. У них была сибирская белая собака… и она всегда лежала у ног кого-нибудь, иногда у ног Ивана Алексеевича — это было в 1909 году, март — апрель», — вспоминает В. Н. Муромцева-Бунина («Новый мир», 1969, № 3, стр. 225).
36
Зов (стр. 78). — Стихотворение представляет собою сокращенное и вольное переложение стихотворения Ш. Бодлера «Le voyage» («Путешествие»).
37
Псковский бор (стр. 79). — Это стихотворение Бунин приводит в своей статье 1926 года «Думая о Пушкине», предпосылая ему следующие слова: «А вот лето в псковских лесах, и соприсутствие Пушкина не оставляет меня ни днем, ни ночью, и я пишу стихи с утра до ночи, с таким чувством, точно все написанное я смиренно слагаю к его стопам, в страхе своей недостойности и перед ним, и перед всем тем, что породило нас» (т. 9, стр. 455).
38
Летняя ночь (стр. 79). — Стихотворение автобиографично: поэт вспоминает, как он в детстве просил мать, «когда она его убаюкивала, сидя на балконе, перед сном, дать ему поиграть со звездой, которую он уже запомнил, видя ее из своей кроватки» (В. Н. Муромцева-Бунина. Жизнь Бунина, Париж, 1958, стр. 9)[18].
39
Потомки пророка (стр. 80). — Потомки пророка — то есть потомки Магомета, мусульмане.
40
Ты в зеленом… — Зеленый цвет у мусульман считается священным.
41
Завет Саади (стр. 81). — Саади (1184–1231) — великий персидский поэт; его творчество Бунин очень любил и часто к нему обращался. «В пути со мною, — писал он о своем путешествии в Турцию в 1903 г., — Тезкират Саади, «усладительнейшего из писателей предшествовавших и лучшего из последующих, шейха Саади Ширазского»… Родившись, употребил он тридцать лет на приобретение познаний, тридцать на странствования и тридцать на размышления, созерцание и творчество» (т. 3, стр. 314–315).
42
Помпея (стр. 85). — В стихотворении Бунин воскрешает впечатления от своей поездки в Италию в 1909 г. «В Помпее поразили нас, — пишет В. Н. Муромцева-Бунина, — очень глубокие колеи при входе в этот мертвый город» (А. Бабореко. И. А. Бунин. Материалы для биографии. М., 1967, стр. 130)[19]. Сам писатель впоследствии связывал стихотворение «Помпея» со своим ощущением Пушкина: «А вот Помпея, и опять почему-то со мной он (Пушкин. — А. С.), и я пишу воспоминание не только о Помпее, но как-то и о нем», — и далее Бунин приводит это стихотворение (т. 9, стр. 455). Помпея — город в Италии, погибший в 79 г. при извержении вулкана Везувий.
43
Голубь (стр. 86). — Голубь — в древнегреческой мифологии всегда сопровождал Киприду (Афродиту), богиню любви.
44
Свет незакатный (стр. 87). — «И [ван] А[лексеевич] говорит, что никогда не мог писать о любви, по сдержанности и стыдливости натуры, и по сознанию несоответствия своего и чужого чувства. Даже о таких стихах, как «Свет незакатный»… говорит, что они нечто общее, навеянное извне», — писала Г. А. Кузнецова (Г. Кузнецова. Грасский дневник. Вашингтон, 1967, стр. 39)[20].
45
«О радость красок! Снова, снова…» (стр. 88). — «Я всегда повторяю: ничто не дает такого наслаждения, как краски, — говорил Бунин в десятые годы. — Я привык смотреть, художники научили меня этому искусству» (цит. по сб. «В большой семье», Смоленск, 1960, стр. 240).
46
«У птицы есть гнездо, у зверя есть нора…» (стр. 92). — В 1928 году, работая над третьей книгой «Жизни Арсеньева», Бунин начал ее этим стихотворением. В черновом варианте третьей книги, в частности, были такие слова: «Родиться, жить и умереть в одном и том же, в родном доме…» А я — сколько домов переменил я на своем веку? И эта чужая страна, уже много лет заменяющая мне родину, последнее ли это мое прибежище?» (И. А. Бунин. Повести, рассказы, воспоминания. М., 1961, стр. 617). У птицы есть гнездо, у зверя есть нора — перефразировка слов Христа из Евангелия: «Лисицы имеют норы, а птицы небесные — гнезда; а сын человеческий не имеет где приклонить голову».
47
РАССКАЗЫ. ПОВЕСТИ
Антоновские яблоки (стр. 97). — Этот рассказ — самое сильное и характерное произведение из всего написанного Буниным до «Деревни». Он принес Бунину известность и был встречен многочисленными критическими отзывами. Как правило, отзывы критики были поверхностны и шаблонны, и благодаря им, начиная с рассказа «Антоновские яблоки», к Бунину прочно прикрепился ярлык воспевателя и оплакивателя «дворянских гнезд», певца увядания и запустения. Сам Бунин так вспоминал в 1915 году о первом десятилетии своей литературной деятельности: «Большинство тех, что писали о моих первых книгах, не только спешили уложить меня на какую-нибудь полочку… но характеризовали и мою натуру. И выходило так, что нет писателя более тишайшего («певец осени, грусти, дворянских гнезд» и т. п.) и человека, более определившегося и умиротворенного, чем я. А между тем человек-то был я как раз не тишайший… во мне было самое резкое смешение и печали, и радости, и личных чувств, и страстного интереса к жизни, и вообще стократ сложнее и острее жил я, чем это выразилось в том немногом, что я печатал тогда» (т. 9, стр. 264–265).
В рассказе «Антоновские яблоки» запечатлен стародворянский усадебный быт и уклад, прекрасно знакомый Бунину по нескольким имениям, с которыми были связаны его детство и юность: Васильевскому (имению двоюродной сестры Бунина Софьи Николаевны); Бутыркам (хутор Елецкого уезда, последнее имение Буниных); Озеркам — имению матери Бунина. Это точное знание и поразительное умение пластически, словно как бы в ритме той же неспешной провинциальной жизни, передать виденное в слове, — по достоинству оценил М. Горький, с восхищением отозвавшийся о рассказе: «Это хорошо. Тут Иван Бунин, как молодой бог, спел. Красиво, сочно, задушевно» («Горьковские чтения», М., 1961, стр. 16).
48
Стр. 101. Склад средней дворянской жизни… очень недавно имел много общего со складом богатой мужицкой жизни… — «Нигде в иной стране жизнь дворян и мужиков так тесно, близко не связана, как у нас», — говорил Бунин несколькими годами позже (т. 9, стр. 537). На эту тему он написал повесть «Суходол».
49
Стр. 103. …моего покойного шурина Арсения Семеныча. — Прототипом Арсения Семеныча послужил Алексей Иванович Пушешников, муж двоюродной сестры Бунина Софьи Николаевны. «Высокий, красивый, никогда ничего не читавший, страстный охотник, веселый общительный человек с прекрасным голосом», Алексей Иванович «ему нравился и своей удалью, и красотой цыганского типа, и очень приятным голосом, и тем родственным чувством, с каким он относился ко всей его семье. Бывал он с ним и на охоте, когда Алексей Иванович был очарователен в своей несколько дикой красоте и отваге» («Жизнь Бунина», стр. 23, 37).
50
Стр. 106. «Дворянин-философ» — псевдоним Ф. И. Дмитриева-Мамонова (1728 — ок. 1790).
51
Стр. 107. «Тайны Алексиса» — роман французского писателя Дюкре-Дюмениля (1761–1819) «Алексис, или Домик в лесу»; издан в Москве в 1794 г.
52
«Виктор, или Дитя в лесу» — роман того же писателя; на русском языке вышел в 1799 г. Романтическое пристрастие Бунина к «любимым старинным словам», к забытым книгам, к ушедшему в прошлое укладу жизни было свойственно ему всю жизнь и отразилось, в частности, в рассказе «Божье древо».
53
Наступает царство мелкопоместных. — О жизни мелкопоместного дворянства Буниным были написаны в 1891 г. очерки «Мелкопоместные. Из жизни елецких помещиков», которые тематически предварили рассказ «Антоновские яблоки».
54
Деревня (стр. 109). — Повесть «Деревня» — вершина дореволюционного творчества Бунина. Этой повестью, произведшей настоящую бурю в литературном мире, Бунин нажил себе врагов, которые не устанут впоследствии повторять, что он — холодный и злобный писатель, оклеветавший крестьянскую Россию и не желающий увидеть в ней ничего светлого, положительного. Между тем «Деревня» создавалась Буниным с такой страстью и муками, с какими он вряд ли что-нибудь писал. Работавший всегда неспешно, с величайшим тщанием шлифуя каждое слово, Бунин написал эту большую повесть в два стремительных приема. Первая часть была начерно написана чуть ли не в три дня, как утверждает В. Н. Муромцева-Бунина, и окончена в сентябре 1909 года, вторая — после перерыва — писалась в конце лета 1910 года «часов по пятнадцати в сутки, боясь оторваться даже на минуту»; Бунин, по собственному признанию, порою доходил до сердечных припадков, «до ледяного пота, почти до потери сознания» («Горьковские чтения», М., 1961, стр. 48).
Видимо, писатель и сам не подозревал, начиная «Деревню», во что выльется его замысел. В ответ на вопрос, заданный уже в эмиграции, с чего началось писание «Деревни», Бунин ответил неопределенно: «Да так… захотелось написать одного лавочника, был такой, жил у большой дороги. Но по лени хотел написать сначала ряд портретов: его, разных мужиков, баб. А потом как-то так само собой вышло, что сел и написал первую часть в четыре дня. И на год бросил. — А вторая часть? — А это было уже через год. Простились мы с матерью — она была очень плоха, я был убит, и поехали мы в Москву почему-то в июне. Получались известия от брата, все более тяжелые. Я сел писать. И тут и получил известие о ее смерти. Ну, писал две недели и дописал…» («Грасский дневник», стр. 194).
Бунин с детства хорошо знал деревню. «Надо было жить в деревне круглый год, близко общаться с народом, — писала В. Н. Муромцева-Бунина, — чтобы все воспринять, как воспринял он своим редким талантом… У него с самого раннего детства… были друзья, сначала среди ребятишек, а потом из деревенской молодежи, с которыми он коротал много времени, бывая запросто в их избах, знал до тонкости крестьянский язык. Оскудение помогло ему глубоко вникнуть в натуру русского мужика» («Жизнь Бунина», стр. 47). «В деревне прошла моя жизнь, следовательно, я имею возможность видеть ее своими глазами на месте, а не из окна экспресса», — заявил Бунин
