для разграничения трех царств природы создает явно вы-раженную логическую ударность, чем достигается отчетливое выражение значимости этих разграничений.
Отметим попутно, что знаки препинания Линнеи вообще применял несколько отлично от современных правил синтаксиса (§ 304), реже ставил точки и вовсе не
359
В этой своеобразной градации, ставшей хрестоматийной, связь между царствами все же не отвергнута. Правда, она выражена в нарастающем усложнении одного сопоставимого критерия — роста.
Однако этот отправной показатель границ между царствами природы крайне относителен, так как рост минералов выражает принципиально иное понятие, чем рост растений и животных, у которых он неразрывно связан с преобразующими формообразовательными процессами.
Это убедительно показал сам Линней, в частности в «Философии бо¬таники», при эмпирическом изучении роста и преобразования семени во взрослое растение.
Преемственность между тремя царствами природы сохранена таким об¬разом лишь формально. Практически же, как видно из приведенных до¬водов, они разграничены.
К разграничению минералов, растений и животных, признанию суще¬ствующих между ними перерывов обязывали и факты систематики, ана¬лизируемые методами XVIII в. Однако это разграничение находилось в противоречии с вытекающим из учения Готфрида Лейбница представ¬лением Линнея о том, что «природа не делает скачков» (§ 77).
Главным критерием натуралиста, к его чести, при решении возникав¬ших у него противоречий служили факты, независимо от того, подтвер¬ждали ли они его теоретическое воззрение или опровергали.
Такими своеобразными фактами, ломавшими догматичность в опре¬делении границ между растительным и животным миром, были исключе¬ния, противоречащие постулатам исследователя.
В этой связи привлекает внимание приведенное Линнеем определе¬ние ботаника Людвига растений как «естественных тел, … не способных перемещаться» (§ 3). Линней снабдил это определение подобием реплики: «Способы перемещаться Balanus, Lernea, равно как и Mimosa»5 (§ 3). Ее можно было бы истолковать как исключение, подтверждающее правило, и видеть в нем лишь выражение присущей ученому необычайной точности и ответственности перед фактами.
Однако нельзя уйти от мысли, что Линней этими исключениями отте¬нял некоторые связующие переходы в «непрерывности» царств природы. Это находит свое подтверждение в том, что по формулировке Линнея, «окаменелости (животных. — И. А.) и кристаллы, относящиеся к одному и тому же виду, вполне совпадают по форме» (§3).
Еще более убедительно эта мысль выражена Линнеем в формулировке:
пользовался кавычками. Однако это не мешало ему, подчас весьма четко, Выявлять тончайшие интонационные нйансы в расстановке логических ударений. (К сожале¬нию, вследствие больших различий в построении латинских и русских фраз сохра¬нить эти нюансы далеко не всегда удавалось).
5 В соответствии с научными представлениями начала XVIII в. Линней во «Введении» ошибочно отнес морского желудя (Balanus) и лернею (Lernea) — гндру к растениям. Однако уже в гл. VI на основе новых данных ученый назвал лернею животным (§ 153). Разноречия не были устранены, видимо, в связи с тем, что Линней заканчивал последние главы «Философии ботаники» (1750) после тяжелой болезни и не имел воз¬можности осуществить сквозной просмотр рукописи этого многолетнего труда.
360
«Природа сама сочетает и объединяет камни и растения, растения и жи¬вотных. . .»6 (§ 153).
«Родство», которое Линней усматривает в сходстве строения некоторых низших растений и низших животных, разумеется, принципиально от¬лично от современного филогенетического понимания родства.
П. С. Паллас назвал группу организмов, как бы «совмещающих» черты, общие для растений и животных, — зоофитами, т. е. животнорастениями [Pallas, 1766].
Впоследствии на основе более убедительных и детальных методов ис¬следования кораллы и другие морские кишечнополостные организмы были отнесены к животным, тогда как ранее их ошибочно принимали за растения, «камнерастения», «животнорастения», главным образом вслед¬ствие их прикрепленного образа жизни 7.
Условность разграничений между «царствами» природы и система¬тическая «неразбериха», вызванная ограниченностью знаний, остроумно оценена Линнеем. О камнерастениях (Lithophytu) он пишет, что они «в старину [считались] остатками царства Плутона, т. е. мифологического бога подземного мира». Затем, не без юмора сообщает ученый, ботаник «Марсилий отнес [их] к царству Флоры, а Пейзонель снова возвратил в царство фауны» (§ 76). Судя по этой фразе, Линней признает правоту Пейзонеля.
Предположение Пейзонеля о принадлежности коралловых полипов к морским животным было позднее подтверждено наукой.
Однако хотя предположение Палласа о существовании в природе про¬межуточных форм между животными и растениями (зоофитов) и не под¬твердилось, идея преемственности органических форм мира неизмеримо более сложна, чем это предполагал Паллас. Она впоследствии была уста¬новлена не только теоретически, но и всесторонне подтверждена фактами и лежит в основе учения Дарвина. Ее плодотворное революционизирую¬щее влияние на все развитие биологических наук общеизвестно.
Возвращаясь к тезису Линнея о четко разграниченных «царствах при¬роды», напомним, что ему самому вскоре стало тесно в рамках этих, вер¬ных лишь в основном, качественных разграничений.
При изучении проблемы количественных исключений, замеченных Линнеем в § 3, значительно увеличилось.
В процессе длительного развития науки доказательства существо¬вания взаимосвязей и переходов от одних уровней организации растений и животных к другим становились все более убедительными.
Решающее значение для раскрытия этих связей имели совершенство¬вание методов исследования и изучение систематики на основе сравнитель¬ного морфофизиологического анализа, а впоследствии и на основе фило¬генетического метода исследования.
6 Линней в § 153 без комментариев признает «организм», описанный одним из его пред-шественников, за животное существо, которое «внутри представляет собой растение, а снаружи камень» (Lithoceratophyton).
7 Имеются, видимо, в виду колониальные коралловые полипы, ведущие прикреплен¬ный образ жизни (ом. коммент. 10).
361
Однако для установления этих методов и соответствующих закономер¬ностей науке потребовалось много больше столетия.
При ознакомлении с постулатами Линнея и его сравнительной харак¬теристикой границ между тремя царствами природы, мы, естественно, имели право обсуждать возникшие у ученого противоречия лишь в рамках возможностей их логического анализа, ограниченных уровнем фактов и воззрений первой половины XVIII в.
Обсуждение «Введения» было бы односторонним, если бы мы не отме¬тили оригинального библиографического приема Линнея, выраженного в воспроизведении им в цитированных канонах вслед за каждой из своих формулировок (§ 2—4) формулировок предшественников по тому же во¬просу.
Это позволяет читателям «Философии ботаники» провести сравнитель¬ный анализ трактовок обсуждаемых вопросов. В одном случае — это вы¬явление сущности разноречий, в другом — предоставление читателю возможности проследить за процессом преобразования ученым той или иной формулировки, доведенной до лаконичной законченности; в тре¬тьем — признание приоритета предшественников.
Иногда показана и преемственность формулировок самого ученого в разных трудах с указанием, когда и в каком труде они впервые приве¬дены.
Читатель, который вглядывается в эти строки, испытывает восхище¬ние гениальным систематиком, который во всех звеньях своей работы умел проявить удивительную тщательность и отчетливость, независимо от того, совпадали ли их позиции или отличались от них.
Отдав во «Введении» дань отправным постулатам, ученый обращается к своей главной задаче — анализу накопленных им эмпирических знаний для обоснования и усовершенствования своей классификации растений.
Общетеоретические взгляды ученого, изложенные им во «Введении», несмотря на таящиеся в них противоречия, все же отнюдь не обесценили классический труд аналитика, черпавшего факты непосредственно из природы.
Предметный анализ труда, насыщенного огромной научной информа¬цией, удобнее осуществлять на основе поэтапного обсуждения каждой главы.
Наше внимание было сосредоточено здесь преимущественно на трак¬товке Линнеем в своих исследованиях общих проблем философии и био¬логии. Собственно ботанические аспекты труда, как мы уже отмечали, многократно освещались в специальной отечественной ботанической ли¬тературе.
ФРАГМЕНТЫ ИСТОРИИ ОПИСАТЕЛЬНОЙ БОТАНИКИ В ИЗЛОЖЕНИИ ЛИННЕЯ
«Классификация ученых»
Глава «Библиотека» — лаконичный конспект знаний, накопленных человечеством в области описательной ботаники от античных времен до середины XVIII в. Систематизация этих знаний, лишь контурно наме-
362
ченная ученым, при всей их спорности, поражает неповторимым своеобра¬зием его классификационного гения 1. Особенно рельефно это выражено в «классификации ученых».
Целевое введение к главе определяется преимущественно первым пла¬ном труда — дать молодым натуралистам руководство по описательной ботанике, научить их глубже видеть многообразие природы, расширить научный кругозор.
С педагогической обстоятельностью Линней рекомендует «новичкам» изучать открытия, события, достижения, места, где они происходили, ме¬тоды работы; «ботаник должен знать, к каким авторам обращаться [в связи] с изучаемым растением» (§ 5).
Действительно, «Философия ботаники» была для многих поколений ботаников выдающимся по значению руководством благодаря широте охвата и глубокой систематизации материала, филигранной четкости в из¬ложении деталей. Это было поистине «столетнее руководство» — маяк для ботаников всего мира. Обновляясь вместе с развитием науки, оно легло в основу многочисленных лекционных курсов и учебников.
Недаром единственный вольный перевод «Философии ботаники» на русский язык, опубликованный в 1800 г. Тимофеем Смеловским, как мы уже упоминали, был предназначен для преподавания ботаники в Петер¬бургской военно-медицинской академии.
И все же замысел Линнея был неизмеримо глубже, чем создание даже самого удачного руководства. Особенно важен для современных натурали¬стов второй план «Философии ботаники» — естественноисторический, общебиологический и философский, крайне мало исследованный.
Уже в предыдущих трудах, особенно в «Основах ботаники», Линней назвал фундамент этой науки «ботанической философией» и сформулиро¬вал грандиозную по своей трудоемкости и охвату задачу — представить кажущееся хаотичным многообразие природы в виде стройной системы. Частично эта центральная задача построения «Философии ботаники» была осуществлена в названном труде.
Он возвещен ученым в обращении «К читателю», с ним связано и само название произведения: «Философия ботаники».
Необходимость в таком теоретическом анализе возникла у Линнея в связи с обступившими его противоречиями при истолковании накоплен¬ных им эмпирических исследований. Возникали эти противоречия при трактовке таких коренных проблем биологии, как единство и многообра¬зие растительных форм и особенностей их воспроизведения; «постоянство видов» и вызванные фактами сомнения в нем; и т. д.
1 Мы не можем согласиться с В. В. Лункевичем, что метод классификации Линнея «произвольный, случайный, искусственно подобранный» [1960. С. 80]. Мы видим строгую последовательность в изложении представленного материала. Так, первый раздел своего труда он посвятил описательной ботанике, дав критическую оценку своим предшественникам. Затем он переходит к описанию растений с вычленением редких, дикорастущих и экзотических экземпляров, подчеркивая их особенности в отношении требовательности к внешним условиям. Возможно, это и заставило Линнея подробно остановиться в гл. I на описании устройства оранжерей и возделы¬вании почвы для указанных растений (§ 46).
363
Книга возвращает нас к полузабытым и подчас малоизвестным фак¬там истории науки, изложенным таким знатоком ботаники, как Линней, она позволяет разобраться в представлениях ученого о преемственности развития знаний, раскрывает диапазон интересов исследователя.
Неоценима критическая оценка Линнеем его предшественников, хотя в отдельных случаях имела место известная субъективность.
Особенно ярко это выражено в сравнительных научных определениях, которые он сопровождает характеристиками и формулировками предше¬ственников. Это дает читателю объективную возможность судить о том, где ученому удалось принципиально улучшить определения предшествен¬ников, где сделать их более лаконичными, а где и утвердить приоритет ботаников прошлого.
В частности, субъективность Линнея выразилась в недооценке науч¬ного наследия Джона Рея, видимо, в связи с дошедшей до Линнея одно¬сторонней информацией о полемике, которую необъективно вел против Рея его научный противник — ботаник Ривин (Бахман).
Ориентиром для знакомства с натуралистами, которые хотя бы ча¬стично были известны Линнею, служит прежде всего приведенный в «Биб¬лиотеке» перечень названных им в хронологическом порядке более полу¬тораста ботаников от античных времен до середины XVIII в. с датами пуб¬ликаций
