рассказа «Злоумышленник» (Вл. Гиляровский. Заметки.- «Голос Москвы», 1910, № 13, 17 января; Чехов в воспоминаниях, стр. 112).

К. С. Баранцевич подробно описывает жизнь Чехова в усадьбо Лука у Линтваревых в июле 1888 г.: «Создавал он их (произведения) втихомолку, занося в записную книжку образы и мысли, занося, где придется: дома, за обедом, ночью, на ступеньках крыльца (…) И эту свою записную книжку должно быть берег и прятал, потому что я никогда ее не видел…» (К. Баранцевич. На лоне природы с А. П. Чеховым.- «Новая иллюстрация», 1905, № 26, стр. 204).

Правда, в такого рода свидетельствах могли отразиться пред- ставления о более поздних записных книжках, как бы сдвинутые в прошлое.

Более определенно высказывается А. С. Лазарев (Грузинский):

«Сидя в кабинете корнеевского дома (ныне Музей Чехова в Москве), я спросил у Чехова о тонкой тетрадке:

– Что это?

Чехов ответил:

– Записная книжка. Заведите себе такую же. Если интересно, можете просмотреть (…) Одну заметку об особом лае рыжих собак — «все рыжие собаки лают тенором» — я вскоре встретил на последних страницах «Степи»» (А. Грузи нский-Л азарев. Воспоминания.- «Русское сло- во», 1914. № 151, 2 июля).

240

А. И. Куприн приводит рассказ матери писателя, Евгении Яковлевны, о том, как Чехов еще в студенческие годы заносил заметки в записную книжку (А. И. Куприн. Памяти Чехова.- Чехов в воспоминаниях, стр. 556).

Можно предположить, что Чехов в конце 80-х годов уже поль- зовался специальными тетрадками для записей. Вместе с тем, не случайным кажется то обстоятельство, что именно с 1891 г. начи- нается систематическое ведение записных книжек с регулярными записями.

В конце 80-х годов писатель напряженно работал над рома- ном — он остался неосуществленным. Тенденция к созданию про- изведения романного жанра проявлялась у Чехова не только в непосредственных попытках, но и в повестях, как бы тяготеющих к форме романа («Степь» — повесть, которая задумывалась как более развернутое эпическое полотно, «Скучная история», «Дуоль»).

Романом представлялась автору во время работы и повесть «Три года» B9 сентября 1894 г., в письме сестре: «… пишу роман из московской жизни»). Очевидно в связи с «романом из московской жизни» и была заведена специальная тетрадь для творческих запи- сей — ей суждено было стать основной записной книжкой Чехова до конца жизни A-я книжка).

Читая ее первые страницы (I, 2-40), мы видим, как сильно завладела воображением писателя повесть «Три года». Некоторые страницы почти сплошь заполнены черновыми заметками о героях повести Алексее и Федоре Лаптевых, их сестре, отце, Юлии, ее отце, Ярцеве, Рассудиной, Кочевом и др. Подробнее об этом — в статьях: П. С. Попов. Творческий генезис повести А. П. Че- хова.- В кн.: «Чеховский сборник. Найденные статьи и письма».

М., 1929; Э. А. Полоцкая. «Три года». От романа к повести.

– В творческой лаборатории Чехова. М., 1974.

Затем характер работы Чехова над произведениями несколько меняется: он делается как будто более рассредоточенным во времени.

Эволюция Чехова-художника состояла не только в том, что он все более серьезно относился к литературному делу, но и в том, что оно становилось для него более трудоемким, увеличивался творческий цикл — от первоначального замысла до окончательной реализации.

«Сюжеты своих произведений,- пишет о Чехове его сестра Мария Павловна,- он мог хранить и не использовать долгое время, пока они у него не «созревали»» {Из далекого прошлого, стр. 41).

Судя по записным книжкам, этот цикл занимал обыкновенно несколько лет. А творческие истории некоторых повестей и расска- зов растягивались больше, чем на десятилетие. О «Рассказе неизве- стного человека» Чехов сообщал в письме к Л. Я. Гуревич 22 мая 1893 г., что начал его писать «в 1887-1888 г., не имея намерения печатать его где-либо, потом бросил…» В письме к О. Л. Книппер от 16 марта 1901 г.: «Пишу теперь рассказ под названием «Архие- рей» — на сюжет, который сидит у меня в голове уже лет пятнад- цать».

«Для творческой лаборатории Чехова характерна одновремен- ная мысленная работа над несколькими сюжетами»,- отмечала Коншина {Из архива Чехова, стр. 10).

Чем больше замедлялся творческий процесс, чем труднее и напряженней становилось обдумывание, тем более необходимыми делались записные книжки. Пора Антопш Чехоите и время зрелого

241

Чехова отличаются ле только творческой атмосферой, тональностью, но и самим стилем работы.

«Не помню я ни одного своего рассказа, над которым я работал бы более суток»,- признавался молодой писатель в письме Д. В. Григоровичу от 28 марта 1886 г.

«Больше думал, чем писал»,- говорит он в письме к О. Л. Книп- пер от 5 сентября 1900 г. (речь шла о пьесе «Три сестры»).

За двумя этими высказываниями — два периода, глубоко раз- ных по самому отношению писателя к работе.

Записные книжки Чехова относятся к его зрелым годам, когда писание стало почти синонимом медленного, напряженного и сосре- доточенного обдумывания. Сопоставление черновых записей с окон- чательным текстом показывает: путь реализации замысла у Чехова не прямой, часто он проходит в форме преодоления, а иногда даже отрицания первоначальных наметок. Записные кпижки открывают перед исследователем и читателем редкую возможность — просле- дить движение и развитие образов, их сложную, подчас глубоко противоречивую предысторию.

Известны творческие заветы Чехова, его требования художест- венной сдержанности и объективности: «… старайтесь быть холод- нее — это дает чужому горю как бы фон, на котором оно вырису- ется рельефнее. А то у Вас и герои плачут, и Вы вздыхаете. Да, будьте холодны» (Л. А. Авиловой, 9 марта 1892 г.); «Чем объектив- нее, тем сильнее выходит впечатление» (ей же, 29 апреля 1892 г.).

Записные книжки много дают для понимания не только истории отдельных произведений, но и самой творческой атмосферы литера- турного труда — ясной, строгой, суровой. Общий тон записей ровен, лишен непосредственно личной окрашенности, каких бы то ни было обращений автора к самому себе.

Записи предельно кратки, лаконичны. Чехов редко заносит в книжку куски готового текста — он пользуется скупыми заметками, мгновенными очерками, деталями, за которыми предощущается об- раз, характер. Творческая заметка несет гораздо больше, чем она непосредственно означает,- это своеобразный сгусток, которому предстоит развернуться, развиться, соединившись с целостной структурой произведения.

Творческая лаборатория Чехова поражает своей точностью, она хорошо налажена. Автор внимательно следит за осуществлени- ем замыслов, на учете каждая заметка, ни одна не можег затеряться.

Вычеркивая использованные заметки и перенося неосуществленные в IV записную книжку, он ясно знает, каким творческим запасом располагает.

Развитие Чехова-художника состояло еще и в том, что менялось соотношение между замыслами и литературной продукцией. Все больше накапливалось сюжетов, идей, творческих наметок, планов, и все меньше выходило готового текста из-под пера.

Особенно настойчиво говорит Чехов о «скоплении сюжетов» в письмах последних лет: «Ах, какая масса сюжетов в моей голове» (к О. Л. Книппер, 23 января 1903 г.); «Сюжетов накопилось тьма-тьмущая» (В. А. Гольцеву, 26 января 1903 i.).

Публикация IV записной книжки дает возможность наглядно представить последние замыслы писателя, уходившего из жизни в полном расцвете творческих сил и возможностей. Многие секреты своей работы он унес с собой. Именно потому, что цикл рождения

212

рассказа, повести, пьесы — от первых записей до окончательного текста — с годами у Чехова все больше увеличивался, процесс работы замедлялся,- особенно трудно судить, в каком отношении находятся нереализованные заметки к будущим произведениям.

И вообще прикрепление черновой заметки к тому или иному произведению требует большой осторожности. Некоторые записи идут как бы в одном потоке набросков, к определенному рассказу или повести, но так и остаются за пределами окончательного текста.

Прикреплять их к данному произведению только на основании тематической общности или логических связей — опасно.

Следует учитывать также, что материалы, связанные с одним произведением, порою переходили в другие. Так, например, спирит- вначале действующее лицо повести «Три года» (I, 28, 2; I, 29, 4; I, 33, 2), затем переходит в рассказ «Ариадна» (брат героини). Замет- ка — «Локидин кутил и много ухаживал, но это не мешало ему быть прекрасным акушером» (I, 37, 7) — как будто предназначена для пьесы «Чайка»: в Локидине угадываются черты доктора Дорна. Од- нако, судя по месту этой заметки, она могла быть связана с работой над повестью «Три года» (подробнее см. в примечаниях).

Заметка «Имение скоро пойдет с молотка, бедность, а лакеи все еще одеты шутами» (II, 46, 2, затем I, 73, 5) возникает в работе над рассказом «У знакомых»; но в ней уже предощущается идейно- образный мотив «Вишневого сада». Не случайно Чехов, закончив работу над рассказом «У знакомых», перенес эту заыетку, как неосуществленную, в IV записную книжку.

Чеховские записные книжки — не застывший свод записей.

Внимательное чтение позволяет уловить их скрытую динамику, движение, развитие и трансформацию записей. Все это имеет неоце- нимое значение для понимания процесса образного мышления писа- теля.

Первые наброски бывают у Чехова весьма различными: иногда записываются отдельные детали, очевидно, уже соотнесенные друг с другом в воображении автора. Иногда он делает набросок, в кото- ром как бы конспективно намечается, схватывается все произведение, развитие сюжета, самые характерные, опорные фразы, финал (см. такого рода наброски к произведениям: «Анна на шее», «Душечка»,

«Крыжовник», «На подводе», «Случай из практики», «О любви», «Ио- ныч», «Человек в футляре, «Архиерей»), Однако почти всегда замет- ка — частность или «конспективный» набросок — остается образ- ной. Чехов не пользуется планами, оглавлениями, логическим пере- числением эпизодов. Сюжет произведения — если судить по запи- сям — развивается в его сознании не как цепь событий, но как движение образов, характерных деталей, примет быта и т. д. Разви- тие интриги, последовательность событий специальпо в набросках не выделяется.

Постепенно записные книжки становятся неотъемлемой состав- ной частью писательской работы Чехова. В воспоминаниях совре- менников много говорится о том, как сам он показывал знакомым литераторам книжку (чаще всего не раскрывая), давал советы, как ее вести, какого рода записи вносить, напоминал, что художник должен трудиться постоянно.

«Он любил повторять, что если человек не работает, не живет постоянно в художественной атмосфере, то, будь он хоть Соломон премудрый, все будет чувствовать себя пустым, бездарным,-

243

вспоминал И. А. Бунин.- Иногда вынимал из стола свою записную книжку и, подняв лицо и блестя стеклами пенснэ, мотал ею в воз- духе:

– Ровно сто сюжетов! Да-с, милсдарь! Не вам, молодым, че- та! Работник! Хотите, парочку продам?» (И. А. Б у н и н. Чехов.- Чехов в воспоминаниях, стр. 526). Бунин приводит высказывания Чехова, которые перекликаются с его записями (ЛИ, т. 68, стр. 670).

О том, какое место занимали записные книжки в работе Чехова, говорят в воспоминаниях А. И. Куприн (Чехов в воспоминаниях, стр. 557, 564), Т. Л. Щепкина-Куперник (тот же сборник, первое издание, М.,