вам это рассказал? — обиделся кок. — В бою я самый главный.
— Самый главный? Но ведь вы кок.
— Я вовсе не кок, — сказал кок. — То-есть я, конечно, кок, но только по совместительству. Я заведую самым главным оружием нашего корабля. По боевому расписанию я приставлен к глубинным бомбам.
— К глубинным бомбам?
— Я сбрасываю в воду глубинные бомбы. Они разрываются в глубине и топят подводные лодки.
— Хотела бы я сбрасывать глубинные бомбы! — сказала Катя.
И вдруг наверху, в люке, появилось лицо Макара Макарыча. Оглядев камбуз, он обернулся и крикнул:
— Она, оказывается, в камбузе, товарищ лейтенант!
И прибавил, обращаясь к Кате:
— Вылезай, вылезай! Мы уж думали, что ты за борт свалилась.
Катя вылезла на палубу. За ней, отставив кастрюлю и сняв фартук, вылез и кок.
Очутившись на палубе, Катя сразу заметила, что многое изменилось. Во-первых, не было видно луны. Во-вторых, ветер стал гораздо слабее.
Однако луна еще не зашла — на некотором расстоянии от катера море было по прежнему озарено лунным светом. И Катя вдруг поняла, что они идут вдоль высоких береговых скал, которые защищают их от ветра и бросают на них свою тень.
Очертания этих скал были отчетливо видны на звездном небе. Они показались Кате удивительно знакомыми. Да ведь это же ее родной берег! Она выросла здесь, она жила на этом берегу до тех пор, пока сюда не пришли немцы.
Корольков, еле видный во мраке, стоял возле орудия и смотрел на берег. Моряк-великан стоял рядом с ним. Макар Макарыч подвел к нему Катю. Кок тоже подошел и остановился немного поодаль.
ТРУДНОЕ ПОРУЧЕНИЕ
Пока Катя спала, лейтенант Корольков думал.
Свои прежние смутные догадки он соединил с тем, что ему рассказала Катя, и все, что произошло с капитан-лейтенантом, прояснилось в его уме, как проясняется переводная картинка, когда ее трешь пальцем.
Капитан-лейтенант после десанта не вернулся на катер, а попал в пещеру. Как он попал в пещеру, пока неизвестно. Он попал в пещеру вместе с матросом Казаченко. Оттуда, с вышины, он видел море. Он видел, как его катер зря дежурит у Песчаной Косы, и сердце у него болело от обиды. Он видел немецкую подводную лодку. Она пряталась в бухте.
Корольков знал эту бухту. Это небольшая глубокая бухта, окруженная высокими скалами. Вход в нее так узок и так загроможден камнями, что никому и в голову не приходило, что там может прятаться подводная лодка. Но она пряталась в бухте; она то входила туда, то выходила оттуда, она издевалась над катером — и капитан-лейтенант видел это, и сердце в нем кипело от гнева. Он стал зажигать огонь в пещере, а сам послал Казаченко передать Королькову, что когда горит огонь, она в бухте. Казаченко взял компас, найденный в пещере, и отправился в путь.
Когда он переходил через фронт, его тяжело ранили.
Может быть, было так. Может быть, было не совсем так. Но медлить больше Корольков не имел права. Он покинул Песчаную Косу и повел катер к берегу, захваченному немцами.
Когда Катя с Макаром Макарычем подошла к Королькову, он молчал. И все молчали, ожидая, что он скажет. Он молчал очень долго и вдруг заговорил — негромко, торжественно и словно обращаясь к самому себе.
— Там, — сказал он, — за этими скалами, на берегу, захваченном врагами, высоко в горах, в пещере, находится наш командир, наш капитан-лейтенант. Мы ничего не знаем о нем. Может быть, он болен или ранен, но он там. Мы должны послать за ним человека, который добрался бы до него и доставил бы его сюда, на катер.
— Меня! — крикнул кок.
— Меня! — сказал моряк-великан.
— Меня! — сказал Макар Макарыч.
— Это трудное поручение, — продолжал Корольков. — На маленьком ялике, сквозь буруны, клокочущие в скалах, нужно добраться до берега, нужно миновать немецкие береговые посты, нужно отыскать в темноте тропинку, ведущую в пещеру, найти капитан-лейтенанта и вместе с ним тем же путем вернуться сюда до рассвета. Малейшая оплошность, малейшее промедление — и капитан-лейтенант погибнет. Мы должны послать человека, на которого можно вполне положиться.
— Меня! — крикнул кок.
— Меня! — сказал моряк-великан.
— Меня! — сказал Макар Макарыч.
— Пойдете вы, Макаров, — проговорил Корольков. — Вы всех старше, опытнее и осторожнее. Вы дольше всех служили на катере с нашим командиром капитан-лейтенантом и потому имеете право первым пойти к нему на выручку.
— Благодарю вас, товарищ лейтенант! — сказал Макар Макарыч.
И он сам и все остальные понимали, что ему оказана высокая честь.
— Вы проведете ялик через буруны? — спросил Корольков.
— Конечно, — ответил Макар Макарыч.
— Вы пройдете через немецкие посты?
— Не беспокойтесь: я старый краб и мне ползать не впервой.
— А тропинку в пещеру вы найдете?
Макар Макарыч ничего не ответил.
— Что же вы молчите, Макаров?
— Постараюсь, товарищ лейтенант.
— Постараетесь?
— А кто ее знает, как найдешь тропинку в такой темноте! Огонь в пещере с берега не виден. Ее и днем-то, пожалуй, не сыщешь…
— Он найдет, — сказала Катя.
Корольков круто повернулся к ней.
— Найдет? — спросил он удивленно.
— Найдет, потому что я покажу ему, — сказала Катя.
— Неужели ты думаешь, что я тебя пущу на берег?
— Я уверена, что вы пустите, — сказала Катя; голос у нее задрожал, она чувствовала, что вот-вот заплачет. — Вы человек справедливый, а было бы так несправедливо не пустить меня. И без меня вам никогда не найти дороги в пещеру. Я сейчас влезу в ялик и не вылезу из него…
И она действительно влезла в ялик, который висел над волнами, привязанный к борту.
— Удивительная девчонка! Никогда не видал таких девчонок, — сказал Корольков.
Ему не хотелось отпускать ее на берег. Но он понимал, что в одном она права: без нее Макару Макарычу трудно будет найти дорогу в пещеру. И из ялика ее не выгнал.
Он подошел к Макару Макарычу, внимательно посмотрел ему в лицо, потом поцеловал его в губы.
— Ну, идите, Макаров. Мы будем ждать вас через два часа у Больших Камней.
Ялик вместе с Катей спустили на воду. Макар Макарыч прыгнул в него и вставил весла в уключины.
— Берегите эту девчонку, Макар Макарыч, — сказал ему Корольков с борта.
И ялик исчез в темноте.
В БУХТЕ
— Теперь все дело в быстроте, — сказал Корольков.
И катер летел так быстро, что, казалось, вот-вот оторвется он от воды. Еле видные в звездном небе зубчатые вершины береговых скал стремительно меняли свои очертания. Катер держался от них совсем близко, скрываясь в их тени.
Вся команда уже знала, что они идут к бухте, в которой прячется немецкая подводная лодка.
— Неужели мы влетим прямо в бухту? — спросил кок моряка-великана.
Этот кок был почти мальчишка и служил на флоте первый год, а моряк, который показался Кате великаном, был моряк опытный, по званию — старшина второй статьи, по специальности — комендор. А комендор — это артиллерист, человек, который ведет огонь из корабельных орудий.
— Ну, вот еще! — сказал комендор. — Нет, вход в нее узок, как горло бутылки, и извилист, как дымовая труба, и охраняется немцами, как мешок с золотом. Мы туда не полезем. Мы будем дежурить у входа и ждать, когда подводная лодка выйдет к нам.
«Опять дежурить!» — подумал кок. Он был молод и нетерпелив, и дежурство у Песчаной Косы смертельно надоело ему.
Корольков внезапно подошел к штурвалу. Он отстранил рулевого и сам стал за штурвал. И катер сразу сделал крутой поворот и на полной скорости понесся прямо к берегу.
Темные громады утесов росли перед ним, и, казалось, он вот-вот налетит на них и разобьется. Но в последнее мгновение утесы словно расступились, открыв перед катером черную узкую щель. И катер на полной скорости влетел в эту щель.
Когда кок и справа и слева увидел скалы, едва различимые во мраке, но такие близкие, он почувствовал, что сердце его замерло. Он стоял на корме, на своем посту, у несложного приспособления для сбрасывания глубинных бомб в воду. «Нет, все-таки мы входим в бухту! — подумал он со страхом и восторгом. — Нет, все-таки наш лейтенант замечательный парень!»
«Все дело в быстроте, — думал Корольков, стоя у штурвала. Губы его были крепко сжаты, глаза устремлены вперед, в темноту. — Только бы проскочить прежде, чем они успеют нас заметить!» Внимание его было так напряжено, что кровь стучала в висках. Скалы поминутно вырастали перед самым бушпритом, и Корольков с размаху швырял катер то вправо, то влево. Скалы теснились со всех сторон, и небо текло меж их вершинами узкой звездной рекой.
И вот внезапно скалы расступились. Катер влетел в бухту. Опоясанная высокими утесами, бухта в темноте казалась почти круглой. «Мы как в большой кастрюле», — подумал кок.
Это была темная кастрюля, потому что свет луны, загороженной горами, в нее не проникал. Корольков удивился: неужели немцы до сих пор не заметили катера? И только он успел удивиться, как голубой луч прожектора, сорвавшись с берегового откоса, скользнул по воде.
Луч скользнул далеко за кормой — немцы искали катер еще у входа, а он был уже на середине бухты. В эту минуту Иванов доложил Королькову:
— Слышу подводную лодку. Она в надводном положении.
Он с точностью указал угол между курсом катера и подводной лодкой, а также расстояние, разделявшее их.
— Огонь! — скомандовал Корольков.
Открыв огонь, катер обнаружил себя. Лучи прожекторов — теперь их было четыре — кинулись к нему. Немецкие береговые батареи со всех сторон начали обстреливать бухту. Подводная лодка тоже открыла огонь из своих орудий, частый и неприцельный: там, видимо, очень испугались. Снаряды, падая, вздымали к небу багровые столбы воды, озаряли мгновенным светом голые скалы высоких берегов. Вода в бухте бурлила, кипела. И по этой бурлящей и кипящей воде, ускользая от снарядов и прожекторов, несся катер широким зигзагом — вправо, влево, вправо, влево, и все время вперед.
«Быстрота, только быстрота!» — в который уже раз подумал Корольков. Снаряды неизменно попадали в то место, где катер был несколько секунд назад, били в его след. Даже прожекторы не поспевали за ним — ловили его на мгновенье и тотчас же теряли. Ни одного десятка метров по прямой: петли, восьмерки, лесенки… И, несмотря на все эти повороты, все время огонь по подводной лодке! И все ближе к ней, ближе…
— Слышу шум торпед! — доложил Иванов. — Подводная лодка выпустила две торпеды.
Корольков знал, что в темноте попасть торпедами в маленький, быстро мчащийся катер почти невозможно. И все-таки жутко было сознавать, что два
