— Если План существует, в него должно быть вовлечено все. Или он всеобщ, или никчемен, — сказал Бельбо. — Однако Казобон собирался рассказать еще о каком-то сигнале…
— Да. Точнее, о некоей серии сигналов. Еще до того как провалилась встреча 1584 года, Джон Дии начал заниматься картографическими изысканиями и поощрять отправку морских экспедиций… Сотрудничая с кем? Да с Педро Нуньесом, космографом королевского дома Португалии! Дии отправляет разведгруппы на поиски северо-западного пути в Катай,[107] вкладывает деньги в предприятие некоего Фробишера, который отклоняется к полюсу и возвращается, везя эскимоса, которого все принимают за монгола. Дии подзуживает Фрэнсиса Дрейка на все его лихачества, включая кругосветное мореплавание, и надеется организовать также путешествие на восток, потому что на востоке лежит начало любого оккультного знания, а в день отплытия не помню уж какой экспедиции заклинает ангелов…
— И что все это означает в нашем контексте?
— Да по всей видимости, Дии не столько интересовался открытием новых мест, сколько их картографическим отображением, именно поэтому он привлек к сотрудничеству Меркатора и Ортелиуса, великих картографов. Больше всего это похоже на то, как если бы по обрывкам Известия, которыми располагает, он догадался, что дело идет о некоей карте, и даже догадался, что тайна и есть карта, и после этого стал пытаться составить карту своими силами! Я выражусь и гораздо сильнее, как сказал бы господин Гарамон. Возможно ли вообще, чтобы ученый такого калибра прошляпил столь очевидную вещь, как расхождение календарей? Бросьте. Он все это подстроил нарочно. Он надеялся расшифровать Завещание без чужой помощи и обвести конкурентов вокруг пальца. Мне кажется, что именно в этот момент, начиная с Дии, впервые является мысль, что секреты можно разгадывать самостоятельно — при помощи либо магии, либо науки, — не дожидаясь, пока сбудется План. Возникает синдром нетерпения. Так рождается класс буржуазии, класс завоевателей, и так погибает принцип солидарности, на котором держалась вся духовная кавалерия. Если это зародилось еще у Дии, что говорить о Бэконе. С тех самых пор англичане рвутся к открытию секрета, используя все возможные достижения новейшей науки.
— А немцы что же?
— Немцы? Их мы и дальше отправим по дороге традиции. Благодаря чему получим объяснение не менее чем двухсотлетнему периоду истории философии: англосаксонский эмпиризм против романтического идеализма…
— О, так мы поэтапно переоткрываем историю человечества, — сказал Диоталлеви. — Мы с вами переписываем Книгу. Интересно, интересно!
73
Еще один занимательный пример криптографии был предъявлен миру в 1917 году одним из лучших историографов Бэкона, доктором Альфредом фон Вебером-Эбенгоффом из Вены. Следуя той же самой системе, которая была уже применена к произведениям Шекспира, исследователь приложил ее к произведениям Сервантеса… Проводя свое исследование, он обнаружил потрясающее вещественное доказательство: первый английский перевод «Дон Кихота», выполненный Шелтоном, содержит исправления от руки, внесенные Бэконом. Ученый сделал вывод, что имеющийся английский текст и является истинным подлинником романа и что Сервантесу принадлежит только его перевод на испанский язык.
В том, что в последующие дни Якопо Бельбо кинулся читать самым запойным образом исторические работы, относившиеся ко времени тамплиеров, сомневаться не приходится. Потом он поделился с нами выводами, пересказал голую суть своих пестрых фантазий, и мы обнаружили для себя немало полезных рабочих гипотез. Теперь, однако, я знаю, что он писал на Абулафии гораздо более сложную повесть, и в ней лихорадочная пляска цитат переплеталась с его собственной личной мифологией. Получив возможность перетасовывать фрагменты чужой жизни, он наконец почувствовал, что способен описать, под этим прикрытием, собственную. Нам он об этом файле ни разу не говорил.
Мы же об этом ничего не знали. И меня гложет сомнение: то ли он, собравшись с духом, экспериментировал со своими возможностями использовать вымысел, то ли, подобно сатанисту, отождествлял себя с Великой Историей, которую выворачивал наизнанку.
Я уже давно забыл, что являюсь Талботом. Во всяком случае, с тех пор, как решил называться Келли. По правде, я лишь подделал документы, как, впрочем, и все. Люди королевы беспощадны. Чтобы скрыть мои бедные обрезанные уши, я вынужден носить черную ермолку, и все бормочут, что я — маг. Ну и пусть. Такая известность приносит доктору Дии процветание.
Я поехал к нему в Мортлейк. Он как раз изучал какую-то карту. Дьявольский старец и не подумал выйти за пределы общих фраз. Зловещие молнии в лукавых глазах, костистая рука, гладящая козлиную бородку.
— Это манускрипт Роджера Бэкона, — сообщил он — Мне его одолжил император Рудольф II. Вам известна Прага? Советую побывать в этом городе. Там вы смогли бы обнаружить нечто, что изменило бы вашу жизнь. Tabula locorum rerum et thesaurorum absconditorum Menabani…
Я бросил беглый взгляд на образец транскрипции тайного алфавита. Но доктор тут же спрятал манускрипт под кипой других пожелтевших листов. Жить во времени и в среде, где каждый листок, даже если он только что — с бумажной фабрики, желтеет!
Я показал доктору Дии некоторые пробы пера, в основном мою поэзию, посвященную Dark Lady. Сияющее изображение из моего детства, темное, ибо поглощено мраком времени и ускользает от меня. И моя трагическая импровизация, история Лимонадного Джо, который возвращается в Англию в свите сэра Уолтера Ролея и находит отца убитым братом по кровосмешению. Белена.
— Фантазии вам не занимать, Келли, — сделал вывод Дии, — и вы нуждаетесь в деньгах. Есть юноша, кровный сын человека, имя которого я не смею произнести даже мысленно… так вот, этот юноша мечтает о славе и чести. Он страдает от недостатка способностей, и вы, оставаясь в укрытии, будете его душой. Пишите и живите в тени его славы; только вы и я будем знать, что эта слава принадлежит вам, Келли.
Итак, я многие годы провел над составлением сюжетов, которые королева и вся Англия приписывали этому бледному молодому человеку. If I have seen further it is by standing on ye sholders of a Dwarf. Мне было тридцать лет, и никто меня не убедит, что это наилучший период жизни.
— Вильям, — сказал я ему, — отрасти волосы, чтобы закрыть уши, это тебе больше идет.
У меня был план (подстроиться под него?). Можно ли жить, ненавидя Потрясателя копьем, если сам являешься таковым? That sweet thief which sourly robs from me.
— Спокойно, Келли, — говорил мне Дии, — возвеличиваться, оставаясь в тени, — это привилегия тех, кто готовится покорить мир. Кеере a Lowe Profyle. Вильям будет одним из наших обличий.
И он открыл мне — ох, только частично — правду о Космическом Заговоре. Тайна тамплиеров!
— А место? — спросил я.
— Ye Globe.
Я уже давно ложился спать с петухами, но однажды в полночь, копаясь в личной шкатулке Дии, я обнаружил формулы и хотел призвать ангелов, как это делал он во время полнолуния. Дии нашел меня свалившимся в самом центре круга Макрокосма; я чувствовал себя так, словно меня отстегали кнутом. На лбу — пятиконечная звезда Соломона. Теперь я должен еще больше натягивать на глаза свою ермолку.
— Ты еще не знаешь, как это делать, — рассвирепел Дии. — Не лезь сюда, а то я прикажу вырвать тебе ноздри. I will show you Fear in a Handful of Dust…
Он поднял костлявую руку и произнес страшное слово: Гарамон! Мне казалось, что меня сжигает внутренний огонь. Я убежал (в ночь).
Потребовался целый год, чтобы Дии простил меня и посвятил мне свою Четвертую Книгу Тайн, «post reconciliationem kellianam».
Этом летом меня поглотила страсть к абстракции. Дии вызвал меня в Мортлейк, кроме меня там были Вильям, Спенсер и аристократического вида молодой человек с бегающим взглядом, Фрэнсис Бэкон. Не had a delicate, lively, hazel Eie. Doctor Dee told me it was like the Eie of a Viper. Дии открыл нам часть правды о Космическом Заговоре. Речь шла о встрече в Париже франкского крыла тамплиеров и соединении обеих частей карты. Туда отправились Дии и Спенсер в сопровождении Педро Нуньеса. Мне и Бэкону он доверил конверты с некоторыми документами — под клятвенное обещание вскрыть их только, если они не вернутся. Они вернулись, осыпая друг друга оскорблениями.
— Это невозможно, — говорил Дии. — План математичен, он досконален, как моя «Иероглифическая Монада». Мы должны были их встретить, это была ночь святого Иоанна. Терпеть не могу, когда меня недооценивают.
Я спросил:
— О какой ночи святого Иоанна вы говорите — их или нашей?
Дии стукнул себя по лбу и разразился страшными ругательствами.
— O, from what power hast thou this powerful might? Бледный Вильям тут же записал эту фразу, подлый плагиатор. Дии лихорадочно рылся в альманахах и эфемеридах.
— О, Боже! Как я мог быть таким глупым? — Он стал бранить Нуньеса и Спенсера: — Неужели я один должен обо всем думать? Из тебя космограф, как из козьей задницы труба! — синий от злости, рычал он на Нуньеса. И добавил: — Амазаниэль Зоробабель!
Нуньес попятился, словно его боднул в живот невидимый баран, и, бледный, рухнул на землю.
— Дурак, — бросил Дии.
Спенсер, белый как стена, с трудом вымолвил:
— Можно бросить приманку. Я заканчиваю сейчас поэму, аллегорию на королеву фей и хочу ввести рыцаря-розенкрейцера… Разрешите мне закончить. Настоящие тамплиеры объявятся, они поймут, что мы знаем, и вступят с нами в контакт…
— Я тебя знаю, — ответил Дии. — Пока ты напишешь и люди прочтут твою поэму, пройдет пятилетие и даже больше. Но мысль о приманке не так глупа.
— Почему вы, доктор, не свяжетесь с ними с помощью ваших ангелов? — спросил я.
— Глупец! — на сей раз ругательство было обращено ко мне. — Ты не читал Тритемия? Ангелы адресата являются, чтобы объяснить послание, которое он получит. Мои ангелы — это не конные посыльные. Французов мы пропустили. Но у меня есть план. Я знаю, как найти кого-нибудь из немецкой линии. Надо ехать в Прагу.
Послышался шум, поднялась тяжелая портьера из камчатной ткани, и мы увидели прозрачную руку, а затем появилась Она, Гордая Дева.
— Ее королевское величество! — воскликнули мы, падая на колени.
— Дии, — изрекла Она, — я знаю все. Не думайте, что мои предки спасли рыцарей, чтобы затем даровать им власть над миром, Я требую, слышишь, требую, чтобы в конце концов тайна стала достоянием Короны.
— Ваше королевское величество, я жажду добыть тайну. Любой ценой. И я этого хочу для Короны. Я должен найти других ее хранителей, если не существует более короткого пути, но когда они по глупости откроют мне то, что знают, я без труда уничтожу их с помощью кинжала или aqua tofana.
На лице Королевы-Девы появилась ужасная улыбка.
— Хорошо, мой добропорядочный Дии… Я хочу немного — только полной Власти. А если тебе будет сопутствовать успех, ты добудешь Подвязку. А тебе, Вильям, — и она обратилась с похотливой нежностью к малому паразиту, — еще одна Подвязка и еще одно Золотое руно. Следуй за мной.
Я прошептал на ухо Вильяму:
— Perforce I am thine, and that
