видите, оно вредит здоровью. Это месть розенкрейцеров.
— Не беспокойся, — ответил, улыбаясь, Бельбо, — мы так надерем задницу твоим розенкрейцерам, что они оставят тебя в покое. Достаточно одного щелчка пальцами.
Лечение Диоталлеви продлилось до начала следующего года. А я погрузился в историю магии — настоящей, серьезной, а не такой, как наша, думал я. Гарамон как минимум раз в день появлялся на нашей территории и справлялся о Диоталлеви.
«Прошу вас, господа, сообщайте обо всем, что необходимо: лично я и все наше издательство постараемся сделать все возможное для нашего драгоценного друга. Для меня он как сын, даже более — как брат. Во всяком случае, слава Богу, мы живем в цивилизованной стране и, что бы там ни говорили, у нас превосходная социальная защита».
Алье проявил большую заботу: спросил у нас название клиники и перезвонил доктору, своему близкому другу (а кроме того, сказал он, брату одного ПИССа, с которым он поддерживает весьма сердечные отношения). Лечению Диоталлеви будут уделять особое внимание.
Лоренца тоже была обеспокоена. Она почти каждый день заходила в издательство Гарамона и интересовалась новостями. Прежде это сделало бы Бельбо счастливым, а теперь стало причиной весьма мрачного заключения. Бывая здесь, Лоренца ускользала от него, поскольку приходила не к нему.
Незадолго до Рождества я услышал обрывок разговора. Говорила Лоренца: «Вот увидишь, там прекрасный снег, и у них очень уютные комнатки. Ты сможешь покататься на лыжах. Ну?» Из этого я сделал вывод, что они собираются вместе встретить Новый год. Но на следующий день после праздника святой Епифании Лоренца появилась в коридоре издательства и Бельбо сказал ей: «С Новым годом!», а когда она попыталась его поцеловать, он увернулся.
102
Выйдя отсюда, мы добрались до страны, название которой Милестр… где, говорят, обитал один по имени Старец с Гор… И приказал он возвести на самых высоких горах, окружавших равнину, высокую и толстую стену окружностью в XXX миль, а вход образовывали двое оккультных врат, которые были прорублены в каменной горе.
Однажды, в конце января я шел по улице Маркиза Гуальди и увидел, что из издательства «Мануций» выходит Салон.
— Я пришел поболтать со своим другом Алье, — объяснил он мне.
С другом? Насколько мне помнился праздник в Пьемонте, Алье отзывался о нем далеко не по-дружески. Что же это могло означать — желание Салона сунуть свой нос в дела «Мануция» или же Алье использовал его Бог знает для какой связи?
Он не дал мне времени на размышление, предложив вместе выпить аперитив, и мы оказались у Пилада. Прежде мне никогда не приходилось его видеть в этих краях, однако он приветствовал старика Пилада так, словно они были давними знакомыми. Мы присели за столик, и он поинтересовался, как у меня дела с историей магии. Он и об этом знал! Я попытался выяснить, что ему известно о полой Земле и об этом Зеботтендорфе, которого цитировал Бельбо. Он рассмеялся:
— Да, верно, что среди ваших посетителей есть немало сумасшедших. Об этой истории с полой Землей я ничего не знаю. Что же касается Зеботтендорфа, то это был престранный тип… Он осмелился вдолбить в голову Гиммлеру и его компании самоубийственные для немецкого народа идеи.
— И что это были за идеи?
— Восточные сказки. Этот человек держался подальше от евреев и просто обожал арабов и турок. А известно ли вам, что на столе Гиммлера кроме «Mein Kampf» постоянно лежал Коран? В молодости Зеботтендорф увлекся какой-то турецкой инициатической сектой и принялся изучать исламскую гносеологию. Произносил «Фюрер», а думал при этом о Старце с Гор. А когда они все вместе создали СС, то думали об организации, которая полностью походила бы на ассасинов… Подумайте, почему во время первой мировой войны Германия и Турция заключили между собой союз…
— Но откуда все это известно вам?
— Кажется, я вам уже говорил, что мой бедный папочка работал на Охранку. Так вот, помню, в то время царская полиция была весьма обеспокоена деятельностью ассасинов, и первый сигнал подал Рачковский… Затем их оставили в покое, поскольку ассасины не были евреями, которые представляли собой главную опасность. Евреи вернулись в Палестину и заставили остальных выбраться из пещер. Однако история, о которой мы говорим, достаточно туманна, так что давайте поставим на этом точку.
Он сделал вид, словно жалеет о том, что сказал уже слишком много. Однако здесь произошла еще одна странная вещь, После всего того, что случилось, теперь я совершенно уверен, что это мне не привиделось, но тогда, глядя округлившимися глазами на то, как Салон, выйдя из бара, встретился на углу улицы с человеком явно восточного типа, я подумал, что у меня начались галлюцинации.
Как бы там ни было, Салон рассказал мне достаточно много, чтобы возбудить мое воображение. Старец с Гор и ассасины не были для меня неизвестными, в своей диссертации я даже однажды посвятил им несколько слов, приписывая тамплиерам связь с ними. Как мы могли об этом забыть?
Таким образом, я снова заставил работать свой мозг, а еще больше — пальцы, перебирая карточки со старыми записями, и меня озарила такая мысль, что я уже не мог сдерживаться.
Утром я ворвался в кабинет Бельбо.
— Они во всем ошибались! И мы во всем ошибались!
— Спокойнее, Казобон, Кто? О, Боже мой, вы опять о Плане! — Он секунду в нерешительности помолчал. — Знаете, у меня неприятные новости о Диоталлеви. Сам он ничего не говорил, и тогда я позвонил в клинику, но там мне кроме общих фраз не захотели ничего сказать, потому что я не его родственник, а у него нет родственников, кто же тогда о нем побеспокоится? Мне не понравились их недомолвки. Они сказали, что это что-то не представляющее особой опасности, однако терапевтического лечения недостаточно и лучше поместить его в больницу на какой-то месяц для хирургического вмешательства… Короче, они не хотят говорить все как есть, и эта история все больше начинает мне не нравиться.
Я не знал, что сказать в ответ, и принялся что-то листать, дабы отвлечь Бельбо от цели своего триумфального появления. Но он не выдержал первым. Был похож на азартного игрока, неожиданно увидевшего колоду карт.
— К черту! — воскликнул он. — К сожалению, жизнь продолжается. Говорите, что там у вас?
— Они ошибались. И мы ошибались во всем или почти во всем. Так вот: Гитлер действительно делал то, что делал, с евреями, однако потерпел в этом полный провал. В течение долгих веков почти во всем мире оккультисты изучали древнееврейский язык, пытаясь использовать знания, полученные в каббалистике, и максимум, что они могли вынести из этого — какой-то гороскоп. А почему?
— Ну… Потому что иерусалимская рукопись до сих пор где-то укрыта от посторонних глаз. Кроме того, насколько нам известно, никто не видел часть послания, находящуюся у павликиан…
— Такой ответ больше подошел бы Алье, но не нам. У меня есть кое-что получше. Евреи во всей этой истории ни при чем.
— В каком смысле?
— Евреи не имеют никакого отношения к Плану. И не могли иметь. Давайте попытаемся представить себе положение, в котором находились тамплиеры сначала в Иерусалиме, а затем в европейских командориях. Французские рыцари встречаются с рыцарями немецкими, португальскими, испанскими, итальянскими, английскими, и вместе они ведут дела с византийцами, особенно со своими противниками — турками. С этими противниками они не только сражаются, но, как мы уже это видели, ведут переговоры. Речь шла о вооруженных силах, разговоры велись между дворянами на основе равенства. А кем были палестинские евреи в то время? Религиозным, этническим и расовым меньшинством, к которому толерантно, со снисходительным уважением относились арабы и с которым весьма скверно обращались христиане: не следует забывать, что во время различных крестовых походов они по пути не раз сгоняли их в гетто, где происходила резня. Так можно ли предположить, что тамплиеры могли обмениваться тайной информацией с евреями, которых они на дух не переносили? Никогда в жизни! А в европейских командориях евреи занимались в основном ростовщичеством; их считали людьми подлого сословия, с которых можно драть шкуру и которым не следует доверять. Неужели, говоря об отношениях между рыцарями, думая о плане, составленном в рыцарском духе, можно себе представить, что тамплиеры из Провэна связывали его осуществление с гражданами второго сорта? Никогда в жизни!
— Однако как тогда быть с магией эпохи Возрождения, с магией, которая придавала такое большое значение изучению Каббалы?..
— Волей случая мы приближаемся к третьей встрече, царит нетерпение, все ищут кратчайший путь, древнееврейский казался священным и таинственным языком, каббалисты занимаются своими делами, и у них другие цели, а тридцать шесть, разбросанные по всему миру, решают, что непонятный язык может хранить Бог знает какие тайны. Именно Пико делла Мирандола провозгласил: nullanomina, ut significativa et in quantum nomina sunt, in magico opere virtutemhabere поп possunt, nisi sint Hebraica. И что из этого? Пико делла Мирандола был кретином.
— Это еще неизвестно!
— Кроме того, его не допускали к участию в Плане, поскольку он был итальянцем. Что он мог знать? Еще хуже обстоят дела у таких, как Агриппа, Рейхлин, и у всей этой отвратительной компании, которая сразу же бросилась по ложному пути. Я лишь восстанавливаю историю этого ложного пути, ясно? Мы позволили себе поддаться влиянию Диоталлеви, который втянул нас в каббалистические сети. Он играл Каббалой, а мы вставили в План евреев. А если бы Диоталлеви был так же увлечен китайской культурой, неужели мы вставили бы в План китайцев?
— Возможно.
— А я думаю, что нет. Но незачем рвать на себе волосы, мы попали в ловушку, так же как и все остальные. Ошибка, возможно, была допущена еще во времена Постеля, Через двести лет после Провэна они узнали, что шестая группа находится в Иерусалиме. А это не так.
— Но, простите, Казобон, мы сами пересмотрели версию Арденти и решили, что встреча на камне должна была состояться не в Стоунхендже, а в мечети Омара.
— И мы ошиблись. Существует еще немало камней. Нужно подумать о каком-то городе, заложенном на камне, на вершине горы, на скале, на утесе, где-то над бездной… Шестая группа ждет своего часа в Аламутской крепости.
103
И явился Каирос со скипетром в руке, означавшим царственность, и передал его первому созданному богу, и взял тот его и сказал: «Твое тайное имя будет из 36 букв».
Закончив таким образом свое бравурное выступление, я должен был дать пояснения. И я делал это в течение нескольких последующих дней, объясняя долго, детально и при помощи документов, выкладывая за столиком у Пилада одно доказательство за другим, Бельбо следил за ходом моей мысли со все более туманящимся взглядом, прикуривая одну сигарету за другой и каждые пять минут отставляя очередной
