Жизнь моя за песню продана
рыхлыми драченами,
У порога в дежке
квас,
Над печурками точеными
Тараканы лезут в паз.
Вьется
сажа над заслонкою,
В печке нитки попелиц,
А на лавке за солонкою —
Шелуха сырых яиц.
Мать с ухватами не сладится,
Нагибается низко,
Старый кот к махотке крадется
На парное
молоко.
Квохчут
куры беспокойные
Над оглоблями сохи,
На дворе обедню стройную
Запевают петухи.
А в окне на
сени скатые,
От пугливой шумоты,
Из углов щенки кудлатые
Заползают в хомуты.
1914
* * *
Край любимый! Сердцу снятся
Скирды солнца в водах лонных.
Я хотел бы
затерятьсяВ зеленях твоих стозвонных.
По меже на переметке
Резеда и
риза кашки.
И вызванивают в четки
Ивы, кроткие монашки.
Курит облаком
болото,
Гарь в небесном коромысле.
С тихой тайной для кого-то
Затаил я в
сердце мысли.
Все встречаю, всю приемлю,
Рад и счастлив душу
вынуть.
Я пришел на эту землю,
Чтоб скорей ее
покинуть.
1914
* * *
Пойду в скуфье смиренным иноком
Иль белобрысым босяком
Туда, где льется по равнинам
Березовое
молоко.
Хочу концы земли измерить,
Доверясь призрачной звезде,
И в
счастье ближнего
поверитьВ звенящей рожью борозде.
Рассвет рукой прохлады росной
Сшибает яблоки зари.
Сгребая
сено на покосах,
Поют мне песни косари.
Глядя за кольца лычных прясел,
Я говорю с самим собой:
Счастлив, кто
жизнь свою украсил
Бродяжной палкой и сумой.
Счастлив, кто в радости убогой,
Живя без друга и врага,
Пройдет проселочной
дорогой,
Молясь на копны и стога.
<1914–1922>
* * *
Я –
пастух, мои палаты —
Межи зыбистых полей.
По горам зеленым – скаты
С гарком гулких дупелей.
Вяжут кружево над лесом
В желтой пене облака.
В тихой дреме под навесом
Слышу шепот сосняка.
Святят зелено в сутёмы
Под росою тополя.
Я –
пастух; мои
хоромы —
В мягкой зелени поля.
Говорят со мной коровы
На кивливом языке.
Духовитые дубровы
Кличут ветками к реке.
Позабыв людское
горе,
Сплю на вырублях сучья.
Я молюсь на алы зори,
Причащаюсь у ручья.
1914
* * *
Черная, потом пропахшая
выть!
Как мне тебя не
ласкать, не
любить.
Выйду на
озеро в синюю
гать,
К сердцу вечерняя льнет
благодать.
Серым веретьем стоят шалаши,
Глухо баюкают хлюпь камыши.
Красный костер окровил таганы,
В хворосте белые веки луны.
Тихо, на корточках, в пятнах зари,
Слушают
сказ старика косари.
Где-то вдали на кукане реки
Дремную песню поют рыбаки.
Оловом светится лужная
голь…
Грустная
песня, ты –
русская боль.
1914
* * *
Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты – в ризах образа…
Не
видать конца и края —
Только
синь сосет глаза.
Как
захожий богомолец,
Я смотрю твои поля.
А у низеньких околиц
Звонно чахнут тополя.
Пахнет яблоком и медом
По церквам
твой кроткий Спас.
И гудит за корогодом
На лугах веселый
пляс.
Побегу по мятой стежке
На приволь зеленых лех.
Мне навстречу, как сережки,
Прозвенит девичий
смех.
Если крикнет
рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не
надо рая,
Дайте родину мою».
1914
* * *
Сторона ль моя, сторонка,
Горевая
полоса.
Только лес, да посолонка,
Да заречная
коса…
Чахнет старая церквушка,
В облака закинув
крест.
И забольная
кукушкаНе летит с печальных мест.
По тебе ль, моей сторонке,
В
половодье каждый год
С подожочка и котомки
Богомольный льется пот.
Лица пыльны, загорелы,
Веки выглодала
даль,
И впилась в худое
телоСпаса кроткого
печаль.
1914
«Со времени Кольцова
земля русская не производила
ничего более коренного, естественно уместного и родового, чем Сергей Есенин, подарив его времени с бесподобною свободой и не отяжелив подарка стопудовой народнической старательностью.
Вместе с тем Есенин был живым, бьющимся комком той артистичности, которую вслед за Пушкиным мы зовем высшим моцартовским началом, моцартовской стихиею.
Самое драгоценное в нем – образ родной природы, лесной, среднерусской, рязанской, переданной с ошеломляющей свежестью, как она далась ему в детстве».
Борис Пастернак
* * *
Край ты мой заброшенный,
Край ты мой, пустырь.
Сенокос некошеный,
Лес да монастырь.
Избы забоченились,
А и всех-то пять.
Крыши их запенились
В заревую гать.
Под соломой-ризою
Выструги стропил,
Ветер плесень сизую
Солнцем окропил.
В окна бьют без промаха
Вороны крылом,
Как метель, черемуха
Машет рукавом.
Уж не сказ ли в прутнике
Жисть твоя и быль,
Что под вечер путнику
Нашептал ковыль?
1914
* * *
Топи да болота,
Синий плат небес.
Хвойной позолотой
Взвенивает лес.
Тенькает синица
Меж лесных кудрей,
Темным елям снится
Гомон косарей.
По лугу со скрипом
Тянется обоз —
Суховатой липой
Пахнет от колес.
Слухают ракиты
Посвист ветряной…
Край ты мой забытый,
Край ты мой родной.
1914
Осень
Р. В. Иванову
Тихо в чаще можжевеля по обрыву.
Осень, рыжая кобыла, чешет гриву.
Над речным покровом берегов
Слышен синий лязг ее подков.
Схимник-ветер шагом осторожным
Мнет листву по выступам дорожным
И целует на рябиновом кусту