вительности обычай не оставался неизменным, с течением времени он трансформировался, но механизм этих изменений был особого рода. До момента записи обычай хранился в памяти соплеменников, знатоков права, излагавших содержание его на народных собраниях и судебных сход ках. При этом содержание обычая исподволь обновлялось, отражая пере мены в жизни племени, но очень существенно то, что перемены соверша-
247
лись по большей части помимо сознания людей, и в их памяти обычай оставался все тем же. Отношение общества к обычаю было таково, что ра дикальные изменения в принятой норме не допускались. Да и традиционный образ жизни варваров, менявшийся более на поверхности, чем по существу, исключал какие-либо серьезные сдвиги в праве. Обычное право — право консервативное.
Поскольку обычное право, отражаемое в ранних германских юридических записях, в основном сложилось и функционировало в варварском обществе, естественно, что его нормы были обязательны и общезначимы для всех его членов.
Социальный опыт варваров — по преимуществу коллективный опыт племени. Народное, племенное право устанавливало формы поведения, обязательные для всех соплеменников и воспринимаемые ими как само разумеющиеся стандарты, уклонение от которых исключалось.
При анализе варварских Правд мы сталкиваемся по преимуществу не с частными моментами, степень распространенности которых никогда не известна историку, а с общепринятыми и повсеместно повторявшимися явлениями. При немалых особенностях отдельных Правд запечатленное в них обычное право имеет общую основу.
Эти черты Правд не могут не привлечь внимания исследователя, заня того поисками памятников, которые дали бы ему возможность поставить проблемы социологии «дофеодального» общества.
Содержание германских судебников хорошо известно. Оно многократно и детально исследовано историками и юристами, занимавшимися древ- негерманским правом и его учреждениями. Н.П.Грацианский, А.И.Неу- сыхин и их ученики вскрыли важнейшие стороны социальной структуры варварского общества, опираясь в своем анализе опять-таки на материал Правд. Характернейшей особенностью исследования народных судебни ков советскими историками можно считать внимание к динамике социа льных изменений, вполне понятное в свете общей проблемы генезиса фео дализма, которая стоит в центре внимания марксистской историографии, изучающей эпоху раннего средневековья.
Но, спрашивается, можно ли обнаружить человеческого индивида при анализе таких памятников, как варварские Правды? Нет, конечно. Но можно сделать другое: изучить те нормы, которым следовал человек вар варского общества и при посредстве которых он «включался» в обществен ную структуру. Можно попытаться установить отношение индивида к этим нормам и таким путем подойти к вопросу об отношении его к самому обществу, к вопросу о степени поглощенности индивида коллективом и о возможности проявления личности, обособления индивида в коллективе.
Нижеследующее представляет собой попытку наметить методику тако го исследования и показать возможность ее применения к варварским Правдам. Нам хотелось бы указать на новые вопросы, которые, очевидно, можно задать этим источникам в свете интересующей нас проблемы «индивид и общественная структура». Самое же решение этой проблемы воз можно, повторяем, лишь на основе исследования многих видов источни ков.
Какова предполагаемая методика подобного исследования? Необходи-
248
мо выделить в источниках какие-то объективные моменты, обладающие повторяемостью или объединяющиеся сходством своей природы и общественной роли, ими выполняемой. Только при соблюдении этого методо логического требования полученные выводы могли бы иметь научную значимость и доказательную силу. Нам кажется, что варварские Правды представляют исследователям такую возможность, в должной мере еще не оцененную и не использованную. Для того чтобы изучить социальные нормы «дофеодального» общества, нужно выявить и систематизировать все данные о процедурах, ритуалах, формулах, символических действиях, которые применялись в обществе и выражали «узлы» социальных связей, характерных для этого общества. Важно по возможности установить, ка кую функцию выполняла каждая процедура и все они как система, ибо эти многоразличные символические акты, вне сомнения, объективно склады вались в относительно связную систему и лишь перед взором современно го исследователя выступают в виде разрозненных фрагментов.
Для изучения такой системы нужно было бы подвергнуть детальному анализу каждую из Правд в отдельности. Только затем можно было бы со поставлять материал разных Правд. Однако прежде чем приступать к по добному углубленному фронтальному исследованию, мы считаем возможным рассмотреть — в сугубо предварительном порядке — сведения о нор мах варварского права, почерпнутые из нескольких правовых записей, из Правд разных племен. Допустимость такого общего рассмотрения, на наш взгляд, может быть оправдана тем, что все судебники как определенная разновидность исторических источников обладают общими чертами.
Одной из наиболее примечательных особенностей этих памятников было то, что индивидуальный, субъективный момент нашел в них минимальное выражение. Правды фиксируют обычаи, складывавшиеся поко лениями и мало изменявшиеся — во всяком случае под воздействием со знательной инициативы — именно потому, что они были обычаями: в силу традиции эти нормы считались нерушимыми, если не священными 4 . Отсюда — неполнота и фрагментарность постановлений Правд, ибо многообразные обычаи не поддаются сплошной фиксации, да в этом и не было необходимости. Отсюда же и противоречивость отдельных положений, которые подчас фиксировались в то время, когда они уже утрачивали свою действенность.
В записях правовых обычаев сконденсирован социальный опыт вар варских племен. В традиционной форме норм народного права отливалась социальная деятельность, принимавшая характер постоянно воспроизводимых стереотипов поведения, обязательных для всех членов общества. Нововведения выделить в Правдах обычно относительно нетрудно, и мож но очертить круг объективных явлений, нашедших в Правдах адекватное, не подвергшееся искажению отражение. Другая очень важная черта записей обычного права, уже упомянутая выше, — это то, что они, не будучи памятниками сложившегося классового общества, закрепляют нормы, общие для всех соплеменников (что вовсе не исключает возможности их со циального анализа, выявления тенденций классовой дифференциации, обособления групп, включавшихся затем в классы феодального общества, и т.п.). Наконец, важно подчеркнуть, что Правды содержат нормы и обы-
249
чаи, имевшие силу для значительной части населения раннесредневеко- вой Европы, ибо историки располагают большим количеством таких записей, и возможно их сравнительное изучение и вычленение в них как обще го, так и специфичного, неповторимого.
Мы привыкли подходить к исследованию Правд с определенным кругом вопросов: структура семьи, собственности, личных и имущественных прав представителей разных социальных разрядов населения, изменения в их положении; эти и подобные вопросы связаны с общей проблемой гене зиса феодализма. Историки-юристы изучают по Правдам древнегерман- ское право, характерные для него процессуальные нормы, общие принци пы судопроизводства, отдельные правовые институты («правовые древно сти»). И такой подход, при всей его ограниченности и «юридизме», по-своему правомерен, он помогает уяснить историю права. Помимо это го, знакомство с характерными для варварского общества правовыми про цедурами привлекает интерес читателя к древнему быту, нравам, а подоб ный интерес всегда включается в более широкий интерес к истории.
Все варварские Правды, несмотря на разное время их записи (с конца V в. и вплоть до XII — XIV вв., когда были составлены последние из сканди навских областных судебников) и неодинаковые исторические условия, в которых они были произведены (фиксация обычного права у германских народов происходила на разных стадиях их перехода от общинно-родовых отношении к феодальным), представляют собой — в общем и целом — па мятники одного рода, с определенными общими чертами. Среди этих при сущих им всем признаков нужно выделить один, с точки зрения нашего исследования, решающий, а именно: во всех судебниках запечатлелся, mu tatis mutandis , общий стиль, или одинаковая структура, правового созна ния — сознания, глубоко отличного как от римского правосознания, так и от во многом близкого к нему современного правосознания. Менее резкой гранью этот стиль мышления отделен от юридического мышления феодальной эпохи, но тем не менее и здесь можно установить достаточно определенные демаркационные линии. Само собой разумеется, за спецификой правового сознания, раскрывающейся в варварских Правдах, нужно ви деть более общие черты мышления, свойственного людям той эпохи.
В самом деле, критерии, на основании которых обширная группа ис точников выделяется в особую категорию варварских Правд, или записей народного права, это, в первую очередь, не социально-экономические критерии, хотя нередко так представляется. Ведь для того чтобы устано вить, является ли данный источник памятником права «дофеодального» или раннефеодального общества, надобно сначала изучить его содержа ние. Да и вообще невозможно было бы утверждать, что все памятники, причисляемые к варварским Правдам, это записи права «дофеодального»: если и не целиком, то определенными своими «пластами» ряд этих источ ников относится уже к раннефеодальному общественному строю. Тем не менее, если имеется реальный признак, на основании которого тот или иной памятник может быть причислен к записям обычного права, то этот признак следует искать, видимо, в структуре и характере такой записи. Во всех этих записях права мы найдем выраженные с разной степенью опре деленности некоторые характерные особенности.
250
Нормы права обычно не выступают в судебниках в виде абстрактных обобщенных постулатов, покрывающих широкую категорию явлений, а представляют собой конкретные юридические казусы, позаимствованные из жизни непосредственно и поэтому применимые лишь в строго анало гичных, вполне сходных случаях. Трудно согласиться с высказывавшейся в литературе мыслью о том, что эти казусы, в силу внесения их в текст судебника, как бы возводились в общую норму 5 ; они именно не возводились в общую норму и оставались частными казусами, вследствие чего к ним прибегали только в тех случаях, когда возникала точно такая же правовая ситуация. В судебниках устанавливаются материальные возмещения за каждый отдельный, совершенно конкретно определенный проступок. В отличие от памятников уголовного права более поздних эпох, соответству ющие разделы Правд разрастаются в обширные каталоги пеней и штра фов, никак не обобщенных и не подводимых под общую рубрику.
Например, алеманн, которому пробили голову, «так, что показался мозг», получал возмещение в 12 солидов. Но если один другому проломит череп так, что из него придется вынимать кость, звук падения которой на щит будет слышен через дорогу, то нужно уплатить 6 солидов 6 . Или: если человеку отрубят ногу, возмещение составит 40 солидов. Если же он может выйти за пределы поселка и дойти до своего поля с помощью костыля, воз мещение будет равно только 25 солидам 7 . Казуистика и наивный формализм варварского права достигают максимума в подобных постановлениях, полных натуралистических подробностей.
Но даже и тогда, когда в судебниках фиксировалась действительно более или менее обобщенная юридическая максима, она записывалась в специфической, сугубо конкретной, более того — предметно-наглядной фор ме, с изображением всех второстепенных (с нашей точки зрения!) деталей, вплоть до слов, выражений, жестов, которые должны были сопровождать и составлять соответствующую процедуру.
Ознакомление с многочисленными описаниями судебных и других процедур приводит к предположению, что составители Правд не различа ли между главным и второстепенным: мельчайшие действия, формулы и выражения фиксируются столь же — и еще более — детально, как и суще ственная сторона этих
