в дальнейшем обнаруживали рыхлость своей струк туры. Связи политические, помимо объединении в территориальные округа, о .которых говорилось выше, осуществлялись преимущественно между локальными общинами и королем (князем, конунгом) непосредственно или через его служилых людей. Эта форма социальных отношений приобретает огромное значение по мере развития процесса классообразо- вания. Король постепенно превращался в единственный или главенствую щий фактор объединения разрозненных, живущих обособленной жизнью общин и тем самым подчинял их себе.

Наконец, социальными группами, в которые включались семьи и роды, были общественные разряды с особыми правовыми статусами: знать, свободные, полусвободные, зависимые. Эти разряды, именуемые в немецкой историко-правовой литературе Stande , представляли собой, соб ственно, не сословия, а особую форму социальной стратификации, не встречающуюся в обществах с иной социальной системой. Основой этих разрядов не было имущественное положение, хотя оно и могло быть с ними определенным образом связано. Знатные, рядовые свободные, полу свободные, рабы различались между собой происхождением и правами, которыми они обладали или которых были лишены. Но эта система стату сов дополнялась, а отчасти трансформировалась под влиянием отношений личной службы, зависимости, покровительства, которые начинали развиваться в недрах традиционной структуры варварского общества.

Вокруг короля сплачивалась дружина, состоявшая из выходцев из различных слоев общества, по преимуществу, видимо, незнатных людей, ис кавших на королевской службе возможности выдвинуться, улучшить свое социальное положение. Дружина становилась важнейшим центром притя жения таких общественных элементов и вместе с тем — средством воздейст вия королевской власти на всю социальную и политическую структуру.

Один и тот же индивид принадлежал к нескольким общностям, по-раз ному в них включаясь. Соотношение этих общностей менялось. С одной стороны, наблюдаются исчезновение родов, распад больших семей, транс-

273

формация общинных связей, с другой — рост отношений территориаль- но-соседских, отношений господства и подчинения. Отступление на задний план одних форм социальных связей неизбежно влекло за йобой интенсификацию и распространение других. Опустевшие «гнезда» социа льных связей заполнялись иными, причем новые отношения подчале стро ились по образцу старых: сеньор заступал место сородича 65 . Между/разны ми системами общественных отношений существовала функциональная связь.

Любопытно, что процедуры и символические акты, о которых шла речь выше, в той или иной мере были связаны со всеми видами общественных структур или групп. Поэтому разложение старых групп, характерных еще для общинно-родового строя, не приводило к исчезновению этих актов и ритуальных действий: функционирование новых социальных образова ний регулировалось, по сути дела, тем же способом, хотя конкретные про цедуры могли и изменяться или на смену старым стандартам поведения приходили новые. «Символизирующим» и широко применяющим симво лы было и феодальное общество, но смысл и понимание символов в нем, очевидно, были иными, чем в обществе варварском. Любой предмет и поступок в феодальном обществе приобретали социальную ценность посто льку, поскольку воспринимались как знак, как символ общественных отношений или «иного мира».

«Дофеодальное» общество, не будучи классовым, вместе с тем не харак теризовалось и всеобщим равенством. Особенно существенно наличие в нем таких специфичных социальных групп, как четко отграниченные один от другого слои знати, рядовых свободных, полусвободных, рабов. Принадлежность к обществу выражалась в обладании определенными правами и обязанностями (правами-обязанностями, ибо, как справедливо подчеркивает А.И.Неусыхин, для доклассового общества характерно неразрывное единство прав и обязанностей, их непосредственная связь 66 ). Различия между представителями общественных слоев были не только, а подчас, может быть, и не столько экономическими, сколько социаль но-правовыми, связанными с происхождением и статусом лица, точнее, той группы, к которой оно принадлежало. Так, знатный мог быть и не богаче незнатного, но статус их был различен. Это различие в статусе выра жалось в вергельдных градациях, сплошь и рядом чрезвычайно резких (упомянем хотя бы огромный разрыв в размерах вергельдов нобилей и сво бодных у баваров и саксов или деление англосаксонского общества на лю дей с вергельдами в 200,600 и 1200 шиллингов), в системе других возмеще ний и штрафов, охранявших имущественные и личные права лиц разного статуса или налагавшихся на них, в значимости присяги и свидетельства, в иных проявлениях правовых возможностей, в ограничениях браков между представителями разных групп (браки между свободными и несвободны ми или полусвободными были запрещены повсеместно, у саксов же, по словам хрониста, не допускались и браки между нобилями и фрилинга- ми 68 ). Различия в происхождении знати, рядовых свободных и зависимых нередко осознавались в «дофеодальном» обществе как сакральные: боже ственной родословной королей и знатных родов противопоставлялось низменное происхождение остального населения племени. В этом отно-

274

шенни заслуживает внимания осмысление социального строя древней Скандинавии в «Песне о Риге», примыкающей к песням «Старшей Эдды». В ней выражена своеобразная мифологическая социология «дофеодально го» общества, объясняющая происхождение знати — ярлов, свобод ных —\кэрлов и рабов в виде восходящей линии творения их божеством Ригом (Рдином?) 69 . Социальные различия выражались и во внешних признаках: в одежде и прическе (вспомним сообщения Тацита об одежде гер манской знати, длинноволосых мальчиках, упоминаемых «Салической Правдой», значение прически у готов), в оружии и в занимаемом на собрании месте.

Социальные градации «дофеодального» общества отчасти уже изуче ны, показана их связь с процессами, которые трансформировали его и в конце концов привели к смене его обществом раннефеодальным. Хоте лось бы лишь указать на ту сторону «дофеодальной» структуры, которая связана с осознанием самими членами общества их статуса и с той ролью, которую играло это сознание в функционировании общества.

Как уже упоминалось, в основе всех судебников лежал не территориа льно-государственный принцип, а принцип персонального права: каждо го человека судили по «его закону», в зависимости от племенной принад лежности и от личного статуса 70 . Строго говоря, социальный статус лица (исключая людей, занимавших пост на службе короля) был не личным, а наследственным и родовым. Быть знатным — нобилем, эделингом, эрлом, хольдом, ярлом, херсиром, конунгом — или рядовым свободным — фран ком, фрилингом, ариманном, кэрлом, бондом — значило принадлежать к определенному роду, вести свое происхождение от знатных предков, в од ном случае, и от незнатных, но свободных — в другом. Права человека устанавливались на основании его происхождения, родословной. Прояв ляемый варварами напряженный интерес к генеалогиям и кодовым свя зям — не просто естественный интерес к прошлому, он прежде всего имел практическое значение. Знатный человек — знаменитый, именитый, про славленный благодаря своим предкам и сородичам. Следовательно, в основе социального статуса лица лежал родовой статус. Личность и в дан ном случае не мыслилась обособленно от группы, к которой она органиче ски принадлежала. Разграничение «дофеодального» общества на знать, рядовых свободных и зависимых в известной мере условно, ибо ни в среде знати, ни в среде незнатных на самом деле не было равенства. Были роды более и менее знатные; эти градации, подчас не доступные взору исследователя, были вполне реальны и очевидны для членов общества, в котором существовала детально разработанная шкала благородства и доблести 71 . Наличие в каждой из Правд более или менее четкой и единообразной шка лы вергельдов не должно вводить нас в заблуждение. Такое единообразие было скорее нормой, нежели осуществлялось на практике. Хорошо изве стно, что вира сплошь и рядом устанавливалась в каждом отдельном случае не на основе этой шкалы или не только на ее лишь основе, а с учетом конк ретных условий и особенностей положения рода или семьи убитого и ее взаимоотношений с семьей убийцы: у лангобардов — secundum qualitatem , generositatem , nobilitatem personae , id est in angargatthungi 72 ; в средневеко вой Норвегии существовали особые оценщики, определявшие размеры

275

вергельда согласно происхождению лица 73 ; у исландцев величина возме щения устанавливается в ходе переговоров между враждующими семьями и при участии посредников (о чем свидетельствуют и вышеприведенная формула клятвы о соблюдении мира, и исландские родовые саги); у факсов нобиль, виновный в продаже другого нобиля за пределы страны, в/случае его возвращения обязан был дать ему компенсацию «в таком размере, ко торый сможет его удовлетворить» 74 ..При этом принималось во внимание и положение данного лица в его собственном роде, ибо члены одного рода не были равноценны 75 .

Таким образом, вергельд был скорее показателем индивидуальной оценки социального статуса члена данного рода, нежели простым признаком принадлежности к социальному слою в целом (может быть, правиль нее было бы сказать, что он был и тем и другим). Вергельд, как и другие воз мещения, — не только компенсация за понесенный ущерб: его уплата и по лучение были теснейшим образом связаны с сознанием социального престижа семьи. Наряду с легко объяснимым стремлением потерпевшей стороны получить максимальное возмещение — как материализованный признак родовитости — мы можем обнаружить в ряде случаев готовность и даже стремление представителей виновной в правонарушении стороны уплатить высокое возмещение. Таков принцип «активной градации» (Ак- tivstufung ), выражавшийся в том, что размеры пеней устанавливались не по происхождению пострадавшего, а в зависимости от родовитости виновно го, вследствие чего знатные лица должны были платить более высокие воз мещения за совершенные ими преступления 76 . В законе англосаксонского короля Этельреда прямо обосновывался принцип неодинаковости наказа ний для лиц разного социального статуса: «И чем могущественнее человек среди мирян или чем выше общественный разряд ( had ), к которому он принадлежит, тем более высокие возмещения должен он платить и тем дороже оплачивать свои проступки, ибо поскольку сильный человек ( maga ) и слабый ( unmaga ) не равны, они не могут нести равные тяготы…» 77 . Нечто подобное наблюдалось у скандинавов, когда незнатные предпочитали уплачивать повышенные возмещения пострадавшим с тем, чтобы доказать свое благородное происхождение 78 .

В возмещениях и пенях, которыми «обменивались» варвары, нужно ви деть материальное выражение социальной оценки, даваемой ими самим себе и другим. Самосознание рода или семьи нуждалось в общественном признании. Этот момент необходимо учитывать при объяснении необы чайно высоких вергельдов и штрафов, фиксируемых в варварских Прав дах. В расчет брали не реальную платежеспособность преступника, а статус людей и семей, которых эти возмещения должны были охранять.

Самосознание представителя той или иной семьи опиралось, естест венно, не на одно лишь чувство принадлежности к ней и понимание ее знатности, родовитости или полноправия. Самооценка связана и с отно сительной оценкой, т.е. с оценкой самого себя и своей группы по отноше нию между группой «мы» и группами «они», «другие». Социальные груп пы, не представлявшие разных классов общества и ни в коей мере не сов падавшие с имущественными прослойками (согласно «Фризской Прав де», были свободные люди, впадавшие в литскую зависимость от нобилей,

276

свободных и даже от литов) 79