, опирались на ясное осознание разделявшей их социальной дистанции. Только учитывая это обстоятельство, можно правильно понять «военную демократию» варварских племен, не перенося на нее совершенно чуждые тому обществу современные представления о равенстве, демократии и свободе.
Личная свобода, которой обладала основная масса членов «дофеодального» общества, первоначально заключалась в их полноправии. Но вместе с тем это полноправие не содержало представления о неограниченности правовых возможностей носителей свободы. Обладание статусом свобод ного налагало ограничения — те только в том смысле, что реальным содер жанием личной свободы была совокупность определенных прав-обязан ностей, но и постольку, поскольку человек данного статуса должен был ве сти себя соответственно своему статусу и происхождению, и никак иначе. Noblesse oblige …
Людям «дофеодального» общества присуще обостренное чувство соци альной дистанции, связанное с постоянной оценкой самих себя относите льно других и с оценкой этих других. Понятие знатности, родовитости все гда воспринималось как понятие относительное: А более родовит, чем Б, род В знатнее рода Г, брак между представителями двух семей считается достойным, так как обе семьи одинаково знатны, или, наоборот, брак нежелателен или недопустим, будучи унизительным для одной из сторон в силу ее более высокого происхождения, чем другая. В тех случаях, когда источники достаточно подробны и в особенности когда их терминология отражает богатство понятий, употребляемых в обществе (например, у скандинавов), можно восстановить целую иерархию понятий большей или меньшей родовитости, знатности, отношения к свободе.
В норвежских судебниках мы встречаем следующие обозначения знат ности: konungborinn (из рода конунгов), lendr madr , lendborian (рожденный от лендрмана), haulldr madr (человек, обладающий правом хольдов, hallz rett ), odalbonnn madr (рожденный с правом одаля), beztr madr (лучший человек); обозначения полноправия и свободы: fullu borinn (обладающий полноправием от рождения), thegn , trials madr (свободный), arborinn , aet — tborinn madr (родовитый); обозначения неполноправности: karlmadr , recs thegn , dreng madr ; зависимых: thyborimi madr (рожденный в рабстве); ley — singi , frialsgjafl (вольноотпущенник), thyrmslamadr (состоящий в послуша нии), thraell , man manna (раб). Этот перечень терминов, отражавших раз ные оттенки и градации личных прав, неполон. Помимо них встречаются относительные обозначения статуса — по отношению или по сравнению с другими лицами: iamborinn ( iafnborinn ) madr (человек одинакового проис хождения), iamrettesmadr (обладающий равными правами), halfrettesmadr (человек с половинными правами), betrfedrungr (человек лучшего статуса, чем его отец). В норвежском праве, кроме того, были такие специфичные обозначения незаконнорожденных, лишенных полноты наследственных прав, как hrisungr и hornungr . «Законы Фростатинга» разъясняют смысл этих понятий: «Если человек ляжет со свободной женщиной в лесу и сдела ет ей сына, он будет называться hrisungr (сделанный в кустах)… А если чело век ляжет со свободной женщиной в одном из домов в усадьбе и сделает ей сына, то он будет называться hornungr (сделанный в углу)» 80 . Все население
277
страны в целом обозначалось выражением thegn og thraell — «свободный и раб». Саги, пожалуй, еще более богаты социальной терминологией.
Варварскому сознанию чуждо представление о человеке вообще; не то чтобы такая абстракция была ему недоступна — она не имела реального смысла. Человек — это всегда конкретный представитель определенной со циальной группы, общественного статуса, присущего данной группе, и от этого статуса зависит общественная оценка человека. Можно пойти дальше и сказать, что статусом определялись не только его социальный вес (выража емый в материальных возмещениях, правовых возможностях и других ощутимых признаках), но и моральная оценка. От людей разного статуса ожида ли подобающих их статусу поведения, образа мыслей, личных достоинств. Благородство, воинская доблесть, щедрость, мудрость — это признаки родо витого, знатного человека, достойного своих знаменитых предков. Рассчи тывать на наличие таких выдающихся качеств у простых людей незнатного рода было труднее, не потому что они были их начисто лишены, но эти каче ства не составляли их неотъемлемого отличительного признака. Статус таким образом, был тесно связан и с этической ценностью его носителя. Со вершенно несомненно, что наличие подобной моральной оценки человека было немаловажным фактором формирования его личности. Ожидание до блестей и благородства от одних и отсутствие такого рода надежд в отноше нии других воспитывало соответствующим образом членов разных общественных групп, было стимулом и даже императивом поведения. Человек должен был вести себя сообразно своему статусу, недостойное поведение его воспринималось обществом как нечто неслыханное.
Встречающиеся в источниках обозначения знатных людей, как «луч шие», «добрые», «первейшие» и т.п., содержали в себе, наряду с указанием на могущество и привилегированное положение в обществе, и моральную оценку; точно так же не были ее лишены и противоположные обозначе ния: «мелкие люди», «низшие», «неблагородные», «незначительные» 81 . В исландских сагах, в изобилии содержащих характеристики знатных и бога тых людей, подобная моральная оценка их является, как правило, сама со бою разумеющейся. Хотя в действительности общество уже делится на бо гатых и бедных, в сагах зажиточность не рассматривается в качестве опре деляющего признака для отнесения человека к той или иной социальной группе: такие критерии следует искать скорее в «могуществе» «больших», «сильных» людей и в «незначительности» «маленьких» людей. Могущест венный человек благороден, богат друзьями, гостеприимен, смел, доблестен. Человек же незнатного происхождения редко мог сравниться со знатным не только своими богатствами, но и личными качествами. Дети знат ных мужей, рожденные от вольноотпущенниц и рабынь, уступают в моральном отношении своим братьям, матери которых были свободны. Никто не предполагает, что они могут обладать теми же доблестями, что и их благородные сородичи. Исландские источники — саги, записи обычно го права — обнаруживают богатую гаму определений знатности и свободы. Сознание социальной дистанции столь развито, что она могла существо вать даже в пределах одного рода и одной семьи: сын мог приобрести ббльшую родовитость, чем его отец, и, наоборот, социальный статус потомка мог понизиться.
278
Повышенное внимание к установлению и соблюдению социальной дистанции отчетливо проявляется во всех народных Правдах в многочислен ных и детализированных титулах о вергельдах, возмещениях и всякого рода правах представителей разных слоев общества. Подобные градации имеют для них исключительно важное значение. Ведь при их помощи определялось положение в обществе каждой семьи, любого индивида. Че ловек без статуса совершенно немыслим в «дофеодальном» обществе, во всех случаях, когда статус неясен или неизвестен, его спешат устано вить, — идет ли речь о живом или мертвом человеке, об отце незаконно рожденного ребенка или об иноплеменнике. Тяжелейшими наказаниями в таком обществе были лишение статуса, т.е. лишение свободного права на возмещение, объявление его вне закона, наконец, порабощение. Такойче-ловек полностью выпадал из системы статусов, а следовательно, и социальных связей и, как уже упоминалось, вообще переставал считаться чело веческим существом.
Варварское право, по-видимому, не терпело никакой неопределенно сти в вопросах, связанных с положением человека в обществе, ибо неизве стно было, как надлежит относиться к такому человеку неясного статуса. Стремлением исключить все подобные сомнительные случаи и продикто вана значительная часть содержания судебников. Так, например, в англо саксонских Правдах проблемы социальной стратификации доминируют. Условие ведения судебной тяжбы и вообще применения норм права — установление социального статуса заинтересованных лиц, а равно и при влекаемых ими соприсяжников и свидетелей; ведь от их статуса зависели ход процесса и все действие права. Нередко для подтверждения своего ста туса требовалось перечислить ряд предков. Так, хольдомодальманом в Норвегии считался человек, три или даже пять поколений предков которо го владели родовой землей, и при доказательстве в суде правка оспаривае мое владение необходимо было перечислить этих предков. Выше мы уже приводили предписание норвежских законов XIII в., согласно которым владелец земли был обязан перечислить всех предков, обладавших по отношению к ней правом одаля, вплоть до языческих времен (буквально — «до одаля времени курганов»). Однако в Правдах обычно не упоминается процедура установления статуса (исключение, пожалуй, составляют слу чаи, когда дело касается чужаков) — очевидно, он и так был известен уча стникам судебного собрания. И действительно, жители одного округа и даже просто соплеменники должны были лично знать друг друга, знать происхождение и общественное положение всех людей, присутствовавших на сходке. Это значило, что вполне конкретные представления о социальной дистанции, существовавшей между различными членами пле мени или жителями данной местности, постоянно присутствовали в их со знании, были как бы неотъемлемой чертой их мышления.
С этим связан вопрос о понятии чести. В литературе многократно под черкивалось, что среди многочисленных «истинно германских» доблестей честь занимала особое место. Оставляя в стороне идеалистическую и нацио налистическую трактовку этого вопроса многими немецкими и скандинав скими историками, писавшими о древних германцах 82 , нужно признать, что в центре морального кодекса германцев и, в частности, скандинавов (ибо о
279
них лучше известно из источников) стояли категории чести и славы. Здесь было бы излишне и неуместно широко обсуждать эту особую проблему 81 . Мы упомянули ее лишь постольку, поскольку она проливает свет на интере сующий нас вопрос об отношении личности и общества в «дофеодальный» период. С понятием чести сталкивается и исследователь варварских Правд 84 . Нет, конечно, никаких оснований видеть в обостренном чувстве чести и в сознании моральной необходимости ее защищать какую-то врожденную отличительную особенность германцев: то же самое можно было бы найти и у других варварских народов в периоды переселений и завоеваний, когда по вышается их агрессивность и воинственность. Это чувство чести, питавшее ся как принадлежностью к роду, так и чувством личного достоинства, явля лось формой осознания индивидом своей личности. Конечно, это «родовая личность» и родовая честь: оскорбление, нанесенное одному человеку, ложилось пятном на всю его родню. Но опять-таки неправильно было бы не дооценивать в этом отношении и индивидуальный момент: на данного со родича возлагалась обязанность очиститься от позора и тем самым защитить честь коллектива; каждый член рода, заботясь о его чести, неизбежно дол жен был болезненно реагировать на любые посягательства на свое личное достоинство. Институт родовой, семейной чести был своеобразной школой воспитания чувства личного достоинства индивидов.
Вряд ли можно сомневаться в том, что повышенное чувство чести куль тивировалось в первую очередь знатью. В этом слое родовые традиции во обще держались гораздо дольше, чем среди рядовых свободных.
Таким образом, мы обнаруживаем основные детерминанты человеческой личности в «дофеодальном» обществе. Первый — это социальная структура в целом. В обществе, не расчлененном на антагонистические классы, этот общий момент играл чрезвычайно большую роль в формировании индивида, большую, чем в классовом обществе. Дуализм «земледе льческой» общины, коренившийся в противоречии между коллективным и индивидуальным началами, неизбежно должен был отражаться и на отношении
