крестьянина, владеющие мансом каждый, должны были содержать сообща на свой счет одного воина 37 . Таким образом, единицей земельного владения, достаточ ной для содержания воина, в начале IX в. считались четыре манса. Несомненно, это предписание свидетельствует об имущественной неоднород-
304
ности аллодистов, среди которых существовали люди с несколькими наде лами. Лишь владельцы четырех наделов имели достаточно средств для того, чтобы снарядиться на войну должным образом; содержание боевого коня и обладание полным вооружением стоили очень дорого и были до ступны лишь для наиболее богатых людей. Но вместе с тем это предписа ние — яркое доказательство действия во франкском обществе закона об щественного разделения труда. Свободные крестьяне были долее не в со стоянии осуществлять право ношения оружия, которое для них отныне являлось уже не правом, а тягостной повинностью, отрывавшей их от хозяйства и налагавшей на них большое дополнительное материальное бре мя. Вряд ли дело заключается в разорении широких слоев крестьянства; нет никаких оснований считать всех владельцев одного или двух мансов обнищавшими людьми. Источником превращения воинской обязанности в обременительную повинность служила необходимость для рядового об щинника все свое время, средства, силы и внимание посвящать сельскохозяйственному труду на наделе, иначе говоря — превращение его из сопле менника, участвовавшего не только в производстве, но и в общественном управлении, в крестьянина, в непосредственного производителя, лишен ного возможности — в силу примитивных, тяжелых условий труда — зани маться чем-либо сверх него. Не об этом ли говорит и переход у франков от «мартовских полей» — собраний народного ополчения к «майским по лям» — военным смотрам профессиональных конных воинов короля? Не так ли следует понимать и военную реформу Карла Мартелла?
В англосаксонской Британии военная служба, распространявшаяся первоначально на всех свободных, уже с конца VII в. во все большей мере перепоручается гезитам и тэнам, а ополчение рядовых кэрлов оттесняется на второй план. Процесс разделения труда между крестьянами и королевскими воинами нашел свое отражение и в терминологии записей обычно го права и законов. В наиболее ранних англосаксонских Правдах общество расчленялось на эрлов и кэрлов — родовую знать и свободных людей, об ладавших полноправием; впоследствии же эта общественная структура приобретает иной характер: законы говорят о gesidcund men и cierlisk men , т.е. о служилых людях и крестьянах. Интересно сравнить предписания о порядке исполнения военной службы, издававшиеся английскими коро лями в X и в XI вв. Законами короля Этельстана (925—935 гг.) предусмат ривалась явка в ополчение двух конных воинов «от одного плуга» 38 . Между тем в «Книге Страшного суда» ( 1086 г .) в разделе о землевладении в Берк шире читаем: «Если король посылает куда-либо войско, с пяти гайд дол жен пойти только один воин, а с каждой гайды следует поставлять его пи тание и содержание и 4 солида в течение двух месяцев. Эти деньги королю не посылать, а отдавать воинам» 39 . Это свидетельствовало о том, что ко вре мени Нормандского завоевания крестьяне практически были освобожде ны от исполнения военной службы, ибо владение пятью гайдами не было крестьянским и, согласно англосаксонскому праву, давало привилегии тэна. В этот период человек, имевший менее пяти гайд земли, считался «безземельным», т.е. не обладавшим достаточно крупным владением для того, чтобы исполнять воинскую службу рыцаря 40 . Как видим, освобожде ние крестьян от военной повинности означало для них дополнительную
305
повинность по содержанию профессиональных воинов. Можно предпо ложить, однако, что сдачу продуктов и платежи воинам крестьяне предпочитали службе в войске, отрывавшей их от хозяйства. Нормандское завое вание углубило функциональное разделение труда в английском обществе.
И в Скандинавии лейданг — обязанность свободного населения участ вовать в охране морского побережья — была со временем заменена одноименным налогом, который должны были платить бонды, тогда как воин ские функции стали концентрироваться в руках королевских дружинников. В силу медленного развития феодализма в скандинавских странах разделение труда между воинами и крестьянством не было здесь полным; тем не менее в XIII в. хирд — королевская дружина — играла в Норвегии более важную роль и обладала большей боеспособностью, чем народное ополчение, а в XII в. хирд становится средоточием сплачивавшегося во круг короля господствующего класса рыцарей.
Думается, именно по указанным выше причинам многие свободные франкские аллодисты крестьянского типа, не будучи разорены, тем не менее искали покровительства церкви, передавая в ее пользу свои наделы на условиях precarea oblata . О том, что вступившие под частную власть кресть яне сплошь и рядом были далеки от обнищания, свидетельствует самый факт их эксплуатации феодалами: как бы мог крупный земельный собст венник заставить зависимого крестьянина отдавать ему прибавочный про дукт своего труда, если он еще до вступления в зависимость якобы дошел до такой бедности, что не мог долее существовать самостоятельно, следо вательно, не производил, видимо, в своем хозяйстве в достаточном коли честве даже и необходимого продукта?! Между тем «прекарии вознагради- тельные» ( precaria remuneratoria ), как и «прекарии выданные» ( precaria data ), вряд ли можно считать наиболее характерными формами втягивания крестьян в зависимость от земельных собственников 41 .
Наряду с правом ношения оружия свободные общинники «дофеодального» общества обладали и другими правами-обязанностями: правом уча стия в сотенных и окружных собраниях, правом выступать в суде в качест ве заседателей, соприсяжников и свидетелей. Эти права-обязанности так же превращались в обузу для тех аллодистов, которые не имели в своих хозяйствах рабочей силы (рабов, держателей, домочадцев), достаточной для того, чтобы заменить их во время частых отлучек, сопряженных с заня тием общественными делами. Но именно такие крестьяне составляли большинство населения. Источники свидетельствуют о том, что они постепенно перестают играть сколько-нибудь заметную роль в публичных со браниях, которые остаются народными больше по названию. Функции судей и соприсяжников все более переносятся на небольшую группу лиц, обособляющихся от остального населения. Так, в англосаксонском обще стве эти функции с конца X в. могли исполнять только «достойные доверия тэны» или «родовитые тэны», т.е. лица, принадлежавшие к социальной верхушке. После Нормандского завоевания, закрепившего феодальный строй в Англии, исключение простолюдинов из числа судей было выраже но чрезвычайно резко: вилланы и вообще все «низкие и неимущие люди» не могли исполнять судейских обязанностей, переданных в руки ба-
ронов 42 .
306
Не следует думать, что переход публичных функций к социально при вилегированным группам всегда обязательно определялся стремлени ем последних закрыть крестьянам доступ в официальные судебные инстанции. По-видимому, мелкие крестьяне нередко видели в своем освобождении от обязанности посещать сотенные и окружные собрания не ущемление полноправия, а облегчение лежавшего на них бремени. Во вся ком случае, это определенно видно из памятников норвежского права. Со хранность элементов старинной свободы у норвежских крестьян в феодальный период была сопряжена с их обязанностью посещать судебные со- брания-тинги. (В Норвегии в большей мере, чем во многих других странах, сохранялась система народных собраний.) И тем не менее в «областных за конах» мы встречаем предписания, которыми разрешалось всем бондам, не имевшим помощников в своих хозяйствах, не посещать тингов 43 . Неяв ка же на тинг без уважительной причины считалась серьезным проступ ком, и установление наказаний за непосещение тингов свидетельствует об участившихся случаях уклонения бондов от исполнения этой обязанно сти. Затруднительность для простых крестьян совмещать свое хозяйство с активным участием в общественной жизни была одной из причин измене ний, происшедших в системе народных собраний в северо-западной Нор вегии — Трендалаге. Первоначально высшим собранием области был Эйратинг, на который должны были являться все совершеннолетние муж чины. Это был, следовательно, всеобщий тинг (альтинг). Однако со време нем местом высшей судебной инстанции в Трендалаге сделался Фроста- тинг; сюда вызывались уже представители бондов, по 40—60 человек от округа-фюлька, остальное же население должно было лишь обеспечивать их продуктами на время посещения тинга. Точно также и в юго-западной Норвегии, в области Гулатинга, число бондов, обязанных являться на на родное собрание, сокращалось. В конце XI в. на Гулатинг приходило до 400 бондов. Постановлением короля Магнуса Эрлингссона ( 1164 г .) это число было сокращено до 250. Во второй половине XIII в. число крестьянских представителей на тинге еще более сократилось: теперь их было всего око ло полутораста человек. Тем не менее и эти последние подчас проявляли упорное стремление не ездить на собрания: недаром законы предусматри вали случай, когда на областной тинг не являлся ни один человек из целого округа! 44
Сокращение представительства бондов изображается в законах как льгота, сделанная крестьянам королевской властью. Для бедного крестьянства это, несомненно, и было льготой, независимо от тех социа льных последствий, которые неизбежно должно было иметь такое измене ние крестьянского представительства в органах управления.
Всредневековой Исландии право-обязанность посещать общее собра ние острова — альтинг — распространялось на всех свободных мужчин. Уклонявшиеся от посещения альтинга должны были платить выкуп, шед ший в пользу участников альтинга ( thingfararkaup — плату за поездку на тинг). Малоимущие пользовались льготой: от посещения альтинга они были освобождены.
В таких странах, как Исландия и Норвегия, обязанность посещать пуб личные собрания была особенно тяжелой, ибо население жило очень раз-
307
бросанно, а в природных условиях Скандинавии (горы, фьорды) поездка даже на сравнительно незначительное расстояние подчас превращалась в целое путешествие. Трудность заключалась, однако, не только в этом. Уез жая на тинг, бонд оставлял свое хозяйство. Из саг видно, что бонды, принимавшие участие в собраниях тингов, были владельцами рабов, вольно отпущенников, имели многочисленных домочадцев, которые трудились в их усадьбах.
Единственным способом радикально избавиться от всех публичных обязанностей, сопряженных с правами свободного человека, в условиях раннего средневековья был отказ от этих прав, т.е. отказ от независимости, отличной свободы. Говоря о росте частной вотчинной власти, об иммунитете, обычно подчеркивают важную роль, которую он играл в укреплении власти феодалов над зависимым крестьянством, в его эксплуатации. Но наряду с этой совершенно правильной мыслью не позволительно ли будет высказать и другое предположение: в установлении частной власти во тчинника (не в дальнейшем развитии, которое обычно вело к усилению эксплуатации крестьян и к росту их бесправия, а именно в установлении ее) в ряде случаев могли быть заинтересованы и сами крестьяне. Тем самым они уклонялись от тягостной повинности участвовать в публичных судебных заседаниях, главное же — избавлялись от разорительных штра фов, грозивших свободному человеку. Вотчинник в собственном суде не был обязан придерживаться предусмотренной варварскими Правдами си стемы наказаний, которая сложилась еще в период, когда возмещения уплачивались не индивидом, а родственной группой.
Известно, что в
