Само сознание человека могло развиться в той степени, в какой оно было связано с его социальной ролью. Поэтому феодальное сословное общество вос принималось его членами как естественный социальный порядок: инди вид не перерос его и вцяд ли мог вполне сознавать свою несвободу. Принадлежность к группе была важным источником сознания социаль ной устойчивости и чувства уверенности индивида, — как то было и в вар варском обществе.

Повторяем, перестройка структуры человеческого индивида — неотъемлемая сторона развития «дофеодального» общества к феодализму. Вы работка нового отношения индивида к обществу и нового типа человече ского самосознания была частью процесса становления механизма социа льного контроля, присущего феодальной системе.

Но очень многое в этом новом феодальном механизме было заимство вано — в измененной или даже в традиционной форме — у предшествовав шего общества. Феодальный строй не порывает полностью с варварской социальной структурой, он включает в себя ее элементы.

Пути формирования феодальных отношений были различны: все зави село от местных условий и исторических традиций. Во Франкском госу дарстве были распространены самоотдача крестьян под власть магнатов и дарения земель в пользу церкви: оказываясь в результате такого дарения и связанной с ним коммендации под властью духовного лица или церковно го учреждения, крестьянин продолжал владеть своим хозяйством, но по-

339

скольку он отныне не был полноправным свободным, то и не обязан был

исполнять военную службу; в этом заключалось определенное преимуще

ство прекариста перед мелким свободным аллодистом. /

В некоторых других странах самоотдача крестьян под власть магнатов не была столь распространена. Здесь функциональное общественное раз деление труда осуществлялось по преимуществу путем раздач государем служилым людям или церкви тех доходов, которые он собирал с крестьян. Получатели пожалований и дани приобретали возможность существовать за счет этих крестьян и в той или иной мере подчиняли их своей власти. Не что подобное нередко происходило и при пожаловании иммунитета.

Формы установления власти феодалов над крестьянами были разны ми, неодинакова была и степень подчинения крестьян и лишения их личной свободы; конечный результат повсеместно был один и тот же: созда ние отношений господства и подчинения, которые распространялись уже не на одних рабов, вольноотпущенников и других несвободных или полу свободных людей, но охватывали главную часть населения. Возникали классы феодальных господ и зависимых подданных. Общественное разде ление труда становилось источником эксплуатации и угнетения феодалами крестьян.

Нельзя не заметить: в этой книге нет определения феодализма. Оно не дано не потому, конечно, что автор, претендующий на рассмотрение ряда проблем генезиса феодального строя в Западной Европе, сам не знает, чтб именно возникало и формировалось. Напротив, внимательный читатель, несомненно, составил себе представление о понимании феодализма, ко торое лежит в основе книга. Но представление о феодализме и определе ние феодализма — не одно и то же. Первое может быть достаточно гибким, изменчивым, способным включать по мере необходимости различные от тенки и освещать разные стороны проблемы. Второе по необходимости от личается известной жесткостью, отработанностью, однозначностью; определить — значит «определить», «поставить предел». Но, призывая к новому рассмотрению проблемы генезиса феодального строя, автор как раз и не хотел исключать те или иные вопросы, которые не вытекают из принятого определения феодализма, но постановка которых, возможно, оказалась бы плодотворной для его понимания.

В характеристику феодальной формации, которая принята в нашей медиевистике, обычно включаются следующие основные признаки: (1) про тиворечие между крупной собственностью на землю и мелким производством крестьян; (2) внеэкономическое принуждение, необходимость ко торого проистекает из этого основного противоречия в производственных отношениях. Условный характер земельной собственности и ее иерархическая структура, а равно и иерархия самого господствующего класса счи таются «внешними, правовыми признаками» феодализма 2 : надстраиваясь над системой производственных отношений, они не входят в существо феодализма 3 .

340

Нельзя не согласиться с существенностью указанных основных при- знакрв феодального строя. Но, будучи принципиально важными, они сами\по себе еще недостаточны для его появления. Более того — эти при знаки характеризуют не один лишь феодализм. И крупное землевладение с эксплуатацией мелких производителей, и внеэкономическое принужде ние встречаются в других социальных системах, помимо феодальной, иг рая в них также чрезвычайно важную роль. Не по этой ли причине многие историки были склонны видеть феодализм в поздней Римской империи?

Дело, однако, не в отдельных признаках. Если понимать общественную формацию как систему, все основные элементы которой между собой взаимосвязаны и находятся в функциональном взаимодействии, то для ее характеристики недостаточно выделения одного-двух критериев, сколь бы существенными они ни были. Очевидно, необходимо принимать во вни мание и другие стороны этой социальной системы. Их соотношение и степень относительной важности вряд ли можно установить априорно. Иначе говоря, нужно выйти за пределы одних лишь производственных отноше ний и рассмотреть специфические, для данной именно формации харак терные формы общественных отношений вообще.

Неотъемлемая черта феодализма, как уже неоднократно подчеркивалось выше, — господство межличных, прямых социальных связей и их преобладание в раннефеодальном обществе над отношениями чисто вещного типа. Эта черта не есть специфический признак феодализма, ибо она характеризует любую формацию, в которой товарное производство не ста новится регулятором общественной жизни. Но без непосредственных личностных отношений между людьми нет феодализма. Недостаточный учет этого признака социальных систем в докапиталистических формациях — серьезное препятствие для достаточно глубокого их понимания.

Социальные отношения в феодальном обществе можно подразделить на несколько типов. Во-первых, это отношения господства и подчинения между землевладельцами и зависимыми крестьянами, антагонистические отношения между господствующим классом и классом угнетенным. Во-вторых, это отношения покровительства и службы, обмена услугами между представителями различных категорий в господствующем классе: вассалитет, сеньориальное господство, сюзеренитет. В-третьих, это отно шения сотрудничества и взаимной поддержки членов корпоративных и общинных групп. Нетрудно заметить, что если первый и второй типы фео дальных отношений составляют систему «вертикальных» общественных связей (господство и подчинение), то третий тип характеризуется преобла данием «горизонтальных» социальных связей (членство в общине, цехе, гильдии, сословии, союзе и т.д.), в той или иной мере переплетающихся со связями «вертикальными».

Мы полагаем, что для характеристики феодальной системы существен но учитывать все эти типы социальных связей. Их сочетание может быть различным. В одних обществах корпоративное начало выражено сильнее (в Западной Европе), в других — слабее (например, в Византии), и это не может не накладывать своего отпечатка на всю систему. Не исключено, что, исходя из указанной типологии общественных отношений, можно было бы построить и типологию феодализма. Мы полагаем, что подобная

типология имела бы преимущества перед той, о которой говорилось во Введении, когда северофранцузскую «модель» феодализма прилагают ко всем другим феодальным обществам, вынося им оценку «недоразвитый», «неклассический», «нетипический» феодализм 4 . Не случайно все чаще вы двигаются возражения против применения «западноевропейской модели» феодализма к обществам, расположенным за пределами Европы 5 . Типология социальных связей позволила бы с достаточной гибкостью оценить все конкретное многообразие общественных систем, которые, несмотря на их специфические черты, можно и нужно относить к феодальному типу. Не исключено, что к этому типу принадлежат некоторые общества не только средних веков, но и древности, и Нового времени. Мы слишком привыкли ставить знак равенства между понятиями «феодализм» и «средневековье», но ведь это уравнение, действительное для Европы, может оказаться и неверным для других частей земного шара.

Буржуазная историография обычно дает урезанное, лишенное сущест веннейших признаков определение феодализма, исключая из него систему отношений производства. Справедливо критикуя этот взгляд, истори ки-марксисты, как нам кажется, слишком поспешно вывели за рамки определения феодального строя в качестве «внешних» все его черты, не входящие в круг производственных отношений. По-видимому’, при пони мании феодализма как целостной функционирующей системы необходи мо включать в его характеристику все типы социальных связей, устанавли вая формы их соотнесенности и взаимодействия.

Примечания

1 См.: КорсунскийАР. Проблема революционного перехода от рабовладельческого

строя к феодальному в Западной Европе. «Вопросы истории», 1964, № 5.

2 См.: «История средних веков», т. I . M ., 1966,с. 10— \\\БаргМА., СказкинСД.Ис-

тория средневекового крестьянства в Европе и принципы ее разработки, с. 69.

3 Во введении (см. стр.191) мы отправлялись от указанных двух признаков феода

лизма как исходных для дальнейшего анализа.

4 См.: Удапьцова З.В. Задачи изучения генезиса феодализма в странах Западной Ев

ропы. «Вопросы истории», 1966, № 9, с. 61, ел.; Бессмертный Ю.Л. Изучение ранне

го средневековья и современность. « Вопросы истории », 1967, № 12, с . 92—93.

5 См .: Coulborn R. (ed.). Feudalism in History. Princeton, 1956; HallJ. W. Feudalism in

Japan — a Reassessment. «Comparative Studies in Society and History», Vol. V, N 1,

1962; » Проблемы истории докапиталистических обществ ». Кн. I .