но и «родина», «бтчина». В усадьбе, расположенной на земле одаля, семья жила на протяжении поколений, еще с языческих времен, в этой земле на ходились могилы предков. Еще во второй половине XIII в. в норвежском праве употребляется термин « haug 6 dal », который обозначал право одаля, восходившее ко временам, когда совершались погребения в курганах. Словом, вся жизнь семьи протекала в этом владении, на которое поэтому было принято смотреть как на неотъемлемую принадлежность семьи или рода. При таком отношении к земельному владению оставалось мало места для применения к нему категорий товара, отчуждения, купли-продажи.

Таким образом, необходимо разграничивать понятия «семейная собст венность на землю» и «частная собственность на землю»; первое понятие предполагает особо тесную, неразрывную связь семьи с земельным владе нием, второе — неограниченную свободу распоряжения землей. Иначе го воря, отношение к земле в первом случае существенно иное, чем во вто ром. Первая форма не индивидуализирована в такой мере, как вторая. И это естественно, — ведь и сам индивид в период раннего средневековья еще не являлся обособленной личностью, он был теснейшим образом слит с семейной группой.

При анализе отношений собственности в «дофеодальном» обществе существенное значение приобретает вопрос о дарениях. Особый интерес представляет институт даров, существовавший, по-видимому, у всех народов на стадии доклассового общества. Дар устанавливал тесное отношение между дарителем и получателем его, которое имело далеко не одно лишь материальное содержание. Передача подарка соединяла участников этого акта внутренними духовными узами, создавая своеобразную взаимную связь и даже зависимость. Это отношение отражало распространенное среди варваров представление о сопричастности индивида и принадлежа щего ему имущества и свидетельствовало об отсутствии в их сознании чет кой грани между человеческим существом и объектом его владения, о не-отдифференцированности отношения человека к самому себе и к богатст ву, являвшемуся как бы продолжением его собственного существа.

Эти наблюдения 18 показывают невозможность рассмотрения отноше ний собственности в «дофеодальном» и раннефеодальном обществах только в плане чисто материальном, в плане вещных отношений. Понятия владе ния, присвоения, дарения непосредственно вводят нас в сферу межличных отношений, основывавшихся на родстве, племенной принадлежности. Об ласть экономических отношений и категорий оказывается теснейшим обра зом переплетающейся с областью идеальных представлений, религиозных верований, социально-этических традиций и норм.

Конечно, было бы ошибочным смешивать подлинное существо обще ственных порядков, их материальное содержание с идеологизированными

213

представлениями общества об этих порядках, с той их фетишизацией, ко торая сама порождалась специфическим бытием этого общества. Но не менее ошибочным и антиисторичным было бы игнорировать указанные представления, ибо они не оставались только в субъективном плане иллю зий, но находили материальное воплощение в человеческой практике. В частности, эти идеи и представления лежали в основе права, которым ру ководствовались варвары в своей жизни и которое регулировало их социа льно-имущественные и иные отношения.

Категории купли-продажи в «чистом виде» как простой товарной сдел ки, в первую очередь в отношении недвижимости, земли, варвары, по-ви димому, еще не знали. Разумеется, дарения, широко практиковавшиеся в раннефеодальном обществе, существенно отличались от германских даров. Как правило, дарение в христианскую эпоху оформлялось письменным документом, формуляр которого генетически восходил к римскому частнособственническому праву. Но в какой мере реальное содержание дарения соответствовало букве грамоты? Это сложный вопрос. Отметим лишь два взаимно противоречивых момента. Церковь, стремясь окончательно закрепить в своем владении полученные в виде дарений земли, была заинтересована в последовательном проведении принципа неограниченной частной собственности. Однако в действительности дарители подчас сохраняли связь с переданными ими владениями. Землями, подаренными светским владельцам, и впоследствии нельзя было свободно распоряжать ся без ведома и согласия лиц, их подаривших.

Отмеченные особенности отношения к земле свободных общинникон в «дофеодальный», а отчасти и в раннефеодальный период необходимо иметь в виду, когда мы рассматриваем проблему втягивания этого слоя об щества в феодальную зависимость. Предпосылкой феодального подчинения мелких свободных землевладельцев были не их разорение и паупери зация, следовательно, не экспроприация их как собственников (подобно тому как это происходило в эпоху «первоначального накопления капита ла»), хотя, разумеется, и эти процессы имели место, а скорее их апроприа ция — подчинение свободных общинников вместе с их наделами власти крупных землевладельцев. Апроприация совершалась различными методами, но она была, по-видимому, универсальным явлением повсюду, где шел процесс феодализации.

Среди различных форм превращения мелких землевладельцев в зависимых крестьян наиболее характерной и распространенной во Франкском го сударстве был «прекарий возвращенный». Согласно буквальному тексту грамоты, в основе этого вида прекария лежало отчуждение права собствен ности на землю мелким владельцем в пользу духовного или светского магна та; в результате этого акта мелкий землевладелец превращался в держателя участка. Важно было бы, однако, подчеркнуть, что фактически никакого от чуждения, строго говоря, не совершалось, то была лишь юридическая фор ма, в которую облекался акт, имевший существенно иное содержание. Фор муляр грамоты был дан римским правом. На самом же деле происходило подчинение мелкого землевладельца магнату, превращение его из свобод ного и независимого субъекта в зависимого человека, подзащитного магна та, вследствие чего и земля крестьянина оказывалась под властью его сеньо-

214

pa , включалась в сферу его господства. Таким образом, не происходило отрыва земледельца от его участка, он по-прежнему самостоятельно вел свое хозяйство, но в силу складывавшихся в раннефеодальный период обще ственных условий имел возможность сохранить в своих руках эту землю, лишь вступив под покровительство сеньора 19 .

Наиболее существенное в прекарной сделке, на наш взгляд, — именно акт личного подчинения крестьянина; распространение же на его землю права собственности сеньора — следствие признания личной зависимости.

Необходимо также подчеркнуть, что магнаты, стремившиеся поставить под свою власть возможно большее число мелких землевладельцев, добивались при этом в первую очередь не увеличения собственных доходов. Изве стно, что платежи, возлагавшиеся на прекаристов, как правило, были умеренными, барщинные повинности не были характерны для этой категории держателей; экономические выгоды для сеньоров они представляли неболь шие и не в них состояла суть отношений между прекаристом и магнатом. Главным стимулом, побуждавшим магнатов подчинять себе крестьян и дру гие категории населения, было стремление упрочить свое общественное по ложение, расширить сферу власти, распространить, насколько возможно, свое личное могущество. Последнее же зависело, по глубокому наблюдению Маркса, не от размеров доходов крупных землевладельцев, а от числа их подданных 20 . Уместно напомнить и другое соображение Маркса: «…если в какой-нибудь общественно-экономической формации преимущественное значение имеет не меновая стоимость, а потребительная стоимость продук та, то прибавочный труд ограничивается более или менее узким кругом по требностей, но из характера самого производства еще не вытекает безгра ничная потребность в прибавочном труде» 21 .

М. Блок, подчеркивая, что «было бы совершенно неверным видеть в отношениях сеньора и его подданных только экономическую сторону, как бы велика она ни была», замечает: «Конечно, не один франкский, а позд нее и не один французский барон ответил бы так же, как и шотландский горец, когда его спросили, какой доход приносит ему его земля: «Пятьсот человек» 22 .

Следовательно, не чисто вещный момент лежал в основе создания от ношений феодальной зависимости крестьян от сеньоров в период раннего средневековья, а личное отношение непосредственной зависимости, от ношение господства и подчинения. Поземельные отношения собственно сти были неразрывно связаны с этим личным отношением: власть сеньора над личностью подданного находила свое продолжение в его власти над землей, имевшей для него ценность постольку, поскольку она была заселе на крестьянами и другими вассалами.

Конечно, это не значит, что земля не представляла для феодала матери альной ценности. Он нуждался в доходах, получаемых с населявших ее крестьян, — без этих доходов он не мог бы быть феодалом и исполнять ры царскую службу, вести воинственный образ жизни. Боевое снаряжение рыцаря, кольчуга, меч, конь стоили чрезвычайно дорого, и для того, чтобы принимать участие в войнах в качестве полноценных боевых единиц, ры царям требовались значительные средства. Поэтому рыцарь не мог не быть землевладельцем, получателем ренты. В разных странах вырабатывалась

215

норма землевладения, которая считалась своего рода «минимумом», способным дать обеспечение рыцарю. В Англии такой нормой служили пять гайд земли, и дружинник короля, имевший владение меньшего размера, назывался «безземельным». Во Франкском государстве конную службу профессионального воина мог исполнять лишь человек, обладавший не менее чем четырьмя мансами.

Но существенно подчеркнуть следующее: земля рассматривается в этом обществе не только как источник доходов; владение богатством (зе мельным в первую очередь) было для феодалов орудием достижения цели, лежащей вне сферы чисто имущественных отношений.

Это обстоятельство свидетельствует о глубоком отличии феодальной земельной собственности от буржуазной, вообще от частной собственно сти в прямом смысле слова 23 . Частная собственность — товар может сло житься лишь в условиях развитого товарного производства, будь то денеж ное хозяйство античности либо высшая форма товарного производства — капитализм. В этих условиях земля становится объектом чисто вещных, экономических отношений. В средние века, в особенности в раннее сред невековье, понятие свободной частной собственности не приложимо к земле — ни тогда, когда она принадлежит мелкому земледельцу, ни тогда, когда она вместе с ним подпадает под власть крупного землевладельца. В обоих случаях налицо теснейшая, неразрывная, органическая связь земле дельца с участком, на котором он живет и трудится. В индивидуальных случаях эта связь могла быть порвана, но как связь социальная, как отно шение к земле класса общества, она окончательно порвалась лишь на заре капитализма. В этом смысле Маркс называет средневекового крестьяни на, подвластного феодалу, «традиционным владельцем земли» 24 . При переходе от первой из упомянутых форм — мелкого землевладения ко вто рой — крупному землевладению — эта связь не нарушается и существенно не меняется: под контролем феодала находились как земля, так и человек, ее возделывающий, причем, подчеркнем еще раз, суть этого отношения заключалась именно во власти сеньора над личностью земледельца, вследствие чего его власть распространялась и на его участок. Можно сказать: зе мельная собственность феодала была опосредована его властью над кре стьянином, собственностью на его личность. Сущность отношения присвоения, говорил Маркс о феодализме, состояла в отношении господ ства 25 . Dominium — и собственность, и власть, и господство.

То же самое наблюдается и при тех вариантах развития феодализма, при которых прекарий не имел места или не играл столь существенной роли, как во Франкском государстве. В Англии в раннее средневековье профилирующей формой крупного землевладения был бокленд. Здесь под покровом римского института частной собственности устанавливалось совершенно иное отношение. Формуляр королевской грамоты гласил, что король жаловал монастырю или тэну землю в полную и ничем не ограни ченную собственность. На самом же деле