чувствую себя таковым.
Л и д и я. Ложь.
Я р о п е г о в. Но может случиться, что я пойду к какой-нибудь Дуняше и скажу ей: «Дуня — перевоспитай меня…»
Л и д и я. Удивительно пошло и лживо.
Я р о п е г о в. Напрасно рычите, Лида, я говорю… от души. В эту весну я особенно близко присмотрелся к рабочим, к мужикам. Рабочий довольно быстро перешивает мужичка на свою колодку, и вообще… дьявольски интересно жить в этой среде! Много свирепого, не мало глупого, но всё, что понято, понято отлично! Чувствовал я себя там… весьма молодо…
Л и д и я. Не верю я тебе, ни одному слову не верю! (Идёт к лестнице.)
Я р о п е г о в (следуя за нею, касается плеча её). Послушай, — что значит всё это? Откуда, вдруг…
Л и д и я (стряхивая его руку). Не — вдруг! Тупой человек… Я… не знаю… я не могу понять… (Молча смотрит в лицо ему.) Скажи мне — в двух словах — что такое фашизм?
Я р о п е г о в. В двух словах? Н-ну, это… трудно…
Л и д и я. Не хочешь сказать, да?
Я р о п е г о в (пожав плечами). Почему — не хочу? Н-ну… Ты знаешь: жизнь — борьба, все пожирают друг друга, крупные звери — мелких, мелкие — маленьких. Фашисты — мелкие звери, которым хочется быть крупными, а маленькие зверьки тоже хотят вырасти. Крупный зверь заинтересован в том, чтоб мелкий был жирнее, а мелкий — в том, чтоб маленький жирел. Для этой… доброй цели необходимо… именно то, что существует, то есть полная свобода взаимного пожирания, а для свободы этой необходима частная собственность, зверячий порядок. Вот большевики и пытаются уничтожить основу зверячьего быта — частную собственность… Понятно?
(Лидия молча идёт с лестницы.)
Я р о п е г о в (вздохнув). Ничего нового в фашизме — нет, это очень дряхлая и скверненькая катавасия… Зачем понадобилось тебе знать это?
(Ушли. На террасу выходят: Сомов, Богомолов, Изотов. Сомов несёт миску с крюшоном, Изотов стаканы. Затем Сомов плотно закрывает дверь и окна в комнату. Богомолов отирает платком лицо и шею. Изотов — закуривает.)
Б о г о м о л о в. Дышать нечем.
И з о т о в. Н-да. Хлеба — горят.
Б о г о м о л о в. Думаете — неурожай будет?
И з о т о в. Говорят.
Б о г о м о л о в. Недурно бы, знаете, а? (Сомову.) Мы — одни?
С о м о в. Да. Но — кажется — мы переговорили обо всём?
Б о г о м о л о в. И установлено: оборудование — накопляется, а строительство, понимаете, задерживается, насколько это возможно.
И з о т о в. Это — как аксиома.
Б о г о м о л о в. Затем: людей, которым наши планы не ясны…
И з о т о в. Или — ясны, но — не нравятся…
Б о г о м о л о в. Или — слишком ясны, — людей этих, понимаете, сдерживать в их стремлении отличиться пред товарищами.
И з о т о в. Переводить с практической на канцелярскую работу.
Б о г о м о л о в. И другими, знаете, приёмами. Вообще — сдерживать!
И з о т о в. Правильно.
С о м о в. Нужно ли повторять всё это?
Б о г о м о л о в. Не мешает, знаете, не мешает. (Изотову.) Вы, Дмитрий Павлович, несколько того… понимаете, несколько чрезмерно обнаруживаете ваш пессимизм, тогда как мы должны показывать себя оптимистами, верующими, понимаете, фантазиям товарищей…
С о м о в. Они — не глупы, у них есть чутьё. И не всё у них фантазии.
Б о г о м о л о в. Именно?
С о м о в. Разговоры о пятилетке, социалистическое соревнование…
И з о т о в. Карьером — далеко не ускачут.
Б о г о м о л о в. Но надо нахлёстывать, знаете, — нахлёстывать! Поощрять фантазии одних, развивать скепсис — других, понимаете… А пессимизм — неуместен в нашем положении.
И з о т о в. Я не пессимист, но, когда рискуешь головой…
Б о г о м о л о в (возбуждается). Головы, знаете, не имеют особой ценности, ежели они служат для того, чтоб по головам били дикие люди, да-с! Головы, понимаете, надобно держать выше, чтоб кулак дикаря не доставал до них! Надобно, понимаете, помнить, что руководство промышленным прогрессом страны — в наших руках-с и что генштаб культуры — не в Кремле сидит-с, а — именно в нашей среде должен быть организован, — понимаете! За нас — история, вот что надобно усвоить, — история! Пред нами безграничные возможности. Довольно адвокатов у власти, власть должна принадлежать нам, инженерам, — понимаете?
И з о т о в. Да, во Франции адвокаты командовали и командуют бездарно.
С о м о в. Командует — капитал…
Б о г о м о л о в. Далее вы скажете, что правительство служит промышленникам и так далее, сообразно догматике товарищей. Но — забастовка адвокатов — ничего не может изменить, а если забастовка инженеров? Как вы думаете? То-то! Вы, дорогой, немножко, знаете, заражены нигилизмом Виктора Яропегова.
И з о т о в. Неприятный мужчина.
С о м о в. Он — талантлив.
Б о г о м о л о в. Н-но!
И з о т о в. Ему бы фельетончики писать в газетах товарищей.
Б о г о м о л о в. Он, понимаете, как раз из тех, кого надобно сдерживать. Таких, знаете, следует сажать на бумажки, пришпиливать к бумажкам…
С о м о в. Вы забываете, что такие — грамотны и умеют считать…
Б о г о м о л о в. Н-ну, мы будем пограмотнее. Мы — похитрее…
С о м о в. Тише говорите, здесь — гуляют.
И з о т о в. В будни-то!
С о м о в. За решёткой — дорога к реке. Сегодня снова приходил Лисогонов.
Б о г о м о л о в. Был и у меня. Всё спрашивает, когда будет пущена его фабрика.
И з о т о в. Дрянь фабрика. Старьё.
Б о г о м о л о в. Не брезгуйте, не брезгуйте! На неё можно затратить миллиона три. Можно и больше.
И з о т о в. Ага! Вы — с этой точки зрения? Ну, омерщвлять капитал такими порциями — длинная история!
Б о г о м о л о в. Но, между прочим, знаете, и это полезно. Между прочим! Мелочи — незаметны, но туча комаров — одолевает медведя, знаете!
С о м о в. У Лисогонова — диабет. Он умрёт скоро, наследников не имеет.
Б о г о м о л о в. Найдутся!
И з о т о в. Сын есть.
Б о г о м о л о в. Сын — помер. Диабет, знаете, и у меня есть. Доктора запретили вино, природа — запретила женщин, осталось одно удовольствие карты…
С о м о в. Яропегов идёт.
И з о т о в. Пьяный?
[Входит Яропегов.]
Б о г о м о л о в. Ну, нам — пора! Виктор Павлович! Совершили прогулочку под луной?
Я р о п е г о в (выпивши). Именно. И даже — с девицей.
Б о г о м о л о в. С хорошенькой? Счастливец! Вчера я видел вас тоже… кажется, с племянницей директора завода?
Я р о п е г о в. Именно с ней.
Б о г о м о л о в. Демократ вы! Что ж? Мы все — демократы.
Я р о п е г о в. Из принципа: «С волками жить, по-волчьи выть».
Б о г о м о л о в. Всегда он скажет что-нибудь такое, знаете… остренькое! Дивная привычка! Н-ну, пошли! Да, — чуть не забыл! Виктор Павлович, — дорогой! Заключение ваше по поводу изобретения этого молодого человека… как его?
Я р о п е г о в. Которого? Кузнецова или Зибера?
Б о г о м о л о в. Первого. Оптимистическое заключение! Сосчитали вы неверно. Слишком оптимистично. Уж — простите! Но в комиссии я буду возражать.
Я р о п е г о в. Это — ваше право. И — обязанность.
Б о г о м о л о в. Да, да, — буду против!
Я р о п е г о в. Поспорим.
Б о г о м о л о в. Ну — всех благ!
(Идут. Сомов провожает. Яропегов пьёт крюшон.)
С о м о в. Не знаешь, где жена?
Я р о п е г о в. На берегу, с Арсеньевой, Терентьевым. Там комсомольцы рыбу неводом ловят.
С о м о в. Терентьев, кажется, ухаживает за учительницей?
Я р о п е г о в. Мужчины вообще любят ухаживать за женщинами.
С о м о в. А ты всё пьёшь?
Я р о п е г о в. А я всё пью.
С о м о в (шагая по террасе). Тебе не кажется, что учительница эта дурно действует на Лидию?
Я р о п е г о в. На неё безделье дурно действует. Ты бы советовал ей заняться чем-нибудь, вот хоть ликвидацией безграмотности.
С о м о в. Посоветуй ты…
Я р о п е г о в. Я для неё не авторитет. О чём беседовали с Яковом?
С о м о в. Так… Вообще о делах.
Я р о п е г о в. Сдаётся мне, что он хочет похерить изобретение Кузнецова.
С о м о в. Странное подозрение! Какая у него может быть цель?
Я р о п е г о в. Удовлетворение злобы.
С о м о в. Ты куда?
Я р о п е г о в. В гости приглашён, к Троерукову.(Ушёл.)
(Сомов ходит по террасе, остановился, прислушивается. Вошёл в комнату, открыл окно. Идут: Терентьев, Лидия, Арсеньева, Миша и Дуняша.)
Т е р е н т ь е в. Мира — нет, Лидия Петровна, мира и не будет до поры, пока весь рабочий народ всемирной массой своей не обрушится на врага.
Л и д и я. Вы… верите в это?
Т е р е н т ь е в. Ну, ещё бы не верил! Разве это можно — не верить в то, для чего живёшь — работаешь?
А р с е н ь е в а.
