молчать с рыбами… Это более умно, чем скучать с людьми… (Хохочет.) Ловко сказано, а? (Надя бежит.) А-а, мотылек!.. Что такое?
Надя (радостно). Приключение! (Обернувшись назад, зовет.) Идите, пожалуйста! Греков! Вы не пускайте его,
Клеопатра Петровна! Знаешь, тетя, выходим мы из лесу — вдруг трое пьяных рабочих… понимаешь?
Полина. Ну вот! Я всегда говорила тебе…
Клеопатра (за нею Греков). Представьте, какая гадость!
Надя. Почему — гадость? Просто смешно!.. Трое рабочих, тетя… Улыбаются и говорят: «Барыни вы наши милые…»
Клеопатра. Я непременно попрошу мужа прогнать их…
Греков (улыбаясь). За что же?
Генерал (Наде). Это кто такой — чумазый?
Надя. Наш спаситель, дед, понимаешь?
Клеопатра (Наде). Вы рассказываете бог знает как.
Надя. Я говорю, как нужно!
Полина. Но ничего нельзя понять, Надя!
Надя. Вы мне мешаете потому что!.. Подходят к нам и говорят: «Барышни! давайте с нами песни петь…»
Полина. Ах, какое нахальство!
Надя. Вовсе нет! «Мы, говорят, знаем,- вы очень хорошо поете… Конечно, мы выпивши, но выпившие мы лучше!» Это верно, тетя! Пьяные они не такие хмурые, как всегда…
Клеопатра. На наше счастье, вот этот молодой человек…
Надя. Я расскажу лучше вас! Клеопатра
Петровна начала их ругать… Это вы напрасно! Уверяю вас!.. Тогда один из них, такой высокий и худой…
Клеопатра (с угрозой). Я его знаю!
Надя. Взял ее за руку и — так грустно — сказал: «Такая вы красивая, образованная женщина, смотреть на вас приятно, а вы — ругаетесь. Разве мы вас обидели?» Он очень хорошо сказал, так… от души! Ну, а другой, — он действительно… Он сказал: «Чего ты с ними говоришь? Разве они что-нибудь могут понять? Они — зверье!..» Это мы зверье — я и она! (Смеется.)
Татьяна (усмехаясь). Ты, кажется, довольна этим титулом?
Полина. Я говорила тебе, Надя… Вот ты бегаешь всюду…
Греков (Наде). Я могу идти?
Надя. О нет, пожалуйста! Хотите чаю? Или молока? Хотите?
(Генерал хохочет, Клеопатра пожимает плечами. Татьяна смотрит на Грекова и что-то напевает сквозь зубы. Полина опустила голову и тщательно вытирает ложки полотенцем.)
Греков (улыбаясь). Спасибо, не хочу.
Надя (убедительно). Вы, пожалуйста, не стесняйтесь!.. Это всё… добрые люди, уверяю вас!
Полина (протестуя). О, Надя!
Надя (Грекову). Вы не уходите, я сейчас все расскажу…
Клеопатра (недовольно). Одним словом, этот молодой человек явился вовремя и уговорил своих пьяниц-товарищей оставить нас в покое… а я попросила его проводить нас. Вот и все…
Надя. Ах, ну что это! Если бы все было, как вы рассказываете… все умерли бы со скуки!
Надя (Грекову). Вы сядьте! Тетя, да пригласите же его сесть! Отчего вы все такие кислые?
Полина (сидя, Грекову). Благодарю вас, молодой человек…
Греков. Не за что…
Полина (более сухо). С вашей стороны было очень хорошо защитить женщин.
Греков (спокойно). Они не нуждались в защите… их никто не обижал.
Надя. Но, тетя же! Разве можно так говорить?..
Полина. Я попрошу не учить меня…
Надя. Но пойми — никакой защиты не было! Он просто сказал им: «Оставьте, товарищи, это нехорошо!» Они обрадовались ему: «Греков! Идем с нами, ты — умный!» Он действительно, тетя, очень умный… вы извините меня, Греков, но ведь это правда!..
Греков (усмехаясь). Вы ставите меня в неловкое положение…
Надя. Это не я, а вот они. Греков!
Полина. Надя!.. Ты знаешь, я не понимаю экстаза… Все это смешно… И — довольно!
Надя (возбужденно). Так смейтесь! Почему же вы сидите, как сычи? Смейтесь!
Клеопатра. У Нади способность из всякого пустяка делать историю с шумом, с восторгом. И особенно это хорошо сейчас на глазах… чужого человека, который, видите,- смеется над ней.
Надя (Грекову). Вы надо мной смеетесь? Почему?
Греков (просто). Я любуюсь вами, а не смеюсь…
Полина (поражена). Что? Дядя…
Клеопатра (усмехаясь). Вот вам!
Генерал. Ну, баста! Хорошенького понемножку. Молодой человек, вот, возьми себе и — ступай…
Греков (отворачиваясь). Благодарю… не нужно.
Надя (закрыв лицо руками). Ой! Зачем?
Генерал (останавливая Грекова). Подожди! Это — десять рублей…
Греков (спокойно). Ну, и что же?
(Секунду все молчат.)
Генерал (смущен). Э… Вы кто такой?
Греков. Рабочий.
Греков. Слесарь.
Генерал (строго). Это все равно! А почему ты не берешь деньги, а?
Греков. Не хочу.
Генерал (раздражаясь). Что за комедия? Чего же тебе нужно?
Греков. Ничего.
Генерал. А может быть, ты хочешь попросить руку барышни, а? (Хохочет. Все смущены выходкой генерала.)
Надя. Ой!.. что вы делаете!
Полина. Дядя, пожалуйста…
Греков (генералу спокойно). Вам сколько лет?
Генерал (удивлен). Что? Мне… лет?
Греков (так же). Сколько вам лет?
Генерал (оглядываясь). Что такое? Шестьдесят один год… Ну, и что же?
Греков (идет прочь). В эти годы следует быть умнее.
Генерал. Как?.. Мне… умнее?..
Надя (бежит за Грековым). Послушайте… вы не сердитесь! Он — старик. И все они добрые люди, честное слово!
Генерал. Что за чертовщина?
Греков. Вы не беспокойтесь… это все естественно!
Надя. Им — жарко… У них поэтому дурное настроение… А я так плохо рассказала.
Греков (улыбаясь). Как бы вы ни рассказали, вас не поймут, поверьте.
(Они скрываются.)
Генерал (ошалев). Это он меня… смел, а?
Татьяна. Вы напрасно сунули ваши деньги.
Полина. Ах, Надя… Эта Надя!
Клеопатра. Скажите! Какой гордый испанец! Вот я попрошу мужа, чтоб он его…
Полина. Надя — невозможна!.. Пошла с ним… Как она волнует!
Клеопатра. Они с каждым днем все больше распускаются, ваши социалисты…
Полина. Почему вы думаете, что он социалист?
Клеопатра. Уж я вижу! Все порядочные рабочие — социалисты.
Генерал. Я скажу Захару… сегодня же в шею с завода этого молокососа!
Татьяна. Завод закрыт.
Полина. Таня! Позови Надю… я прошу тебя! Скажи ей, что я поражена…
(Татьяна идет.)
Генерал. Ах, скотина! Сколько лет, а?
Клеопатра. Эти пьяные свистели вслед нам… А вы с ними любезничаете… чтения разные… к чему это?
Полина. Да, да!.. Вы представьте: в четверг, я еду в деревню, вдруг свистят! Даже мне свистят, а? Не говоря о неприличии — это может испугать лошадей!
Клеопатра (поучительно). Захар Иванович во многом виноват!.. Он неверно определяет расстояние между собой и этим народом, как говорит муж…
Полина. Он мягок… он хочет быть добрым со всеми! Добрые отношения с народом выгоднее для обеих сторон, это его убеждение… Крестьяне очень оправдывают его взгляды… Берут землю, платят аренду, и — все идет прекрасно. А эти… (Идут Татьяна и Надя.) Надя! моя милая, ты понимаешь, как неприлично…
Надя (горячо). Это вы… вы неприличны! Вы все угорели от жары, вы злые, больные и ничего не понимаете!.. А вы, дед… ах, какой вы глупый!..
Генерал (взбешен). Я? Глуп? Еще раз?
Надя. Зачем вы сказали это… о руке? Не стыдно вам?
Генерал. Стыдно? Нет, баста! Благодарю! Довольно на сегодня! (Идет прочь и орет.) Конь! Черт бы взял всю твою родню, где там увязли твои дурацкие ноги, болван, тупая башка?!
Надя. А вы, тетя, вы!.. Еще за границей жили, о политике говорите!.. Не пригласить человека сесть, не дать ему чашку чая!.. Эх вы…
Полина (встает, бросает ложку). Это нестерпимо… что ты говоришь?..
Надя. И вы, Клеопатра Петровна, тоже… дорогой вы были с ним и ласковы и любезны, а здесь…
Клеопатра. Да что ж — целовать мне его, что ли? Извините, он не умыт. И я не расположена слушать ваши выговоры. Вот, Полина Дмитриевна, видите? Это демократизм или — как там — гуманизм!.. Это все ложится пока на шею моего мужа… но ляжет и на вашу, вы увидите!
Полина. Клеопатра Петровна, я извиняюсь перед вами за Надю…
Клеопатра (уходя). Это лишнее. И не в ней дело, не в одной Наде… Все виноваты!
Полина. Послушай, Надя! Когда твоя мать, умирая, поручила мне тебя, твое воспитание…
Надя. Не трогайте мою маму! Вы говорите о ней всегда не так!
Полина (изумленно). Надя! Ты больна?.. Опомнись! Твоя мать была сестрой мне, я ее знаю лучше тебя…
Надя (со слезами, но сдерживая их). Ничего вы не знаете, вот! И бедные богатым не родня… Моя мама была бедная, хорошая… Вы не понимаете бедных!.. Вы вот даже тетю Таню не понимаете…
Полина. Надежда, я прошу тебя уйти! Уходи!
Надя (уходя). И уйду!.. А все-таки я права! Не вы, а я!
Полина. Ф-фу! Боже мой!.. Здоровая девушка — и вдруг… такой припадок, почти истерия! Ты извини меня, Таня, но здесь я вижу твое влияние… да! Ты говоришь с нею обо всем, как со взрослой… вводишь ее в компанию служащих… Эти конторщики… какие-то чудаки из рабочих… абсурд! Наконец, катанья в лодках…
Татьяна. Ты успокойся… выпей чего-нибудь, что ли! Тебе нужно согласиться, что с этим рабочим ты вела себя… довольно бестолково! Ведь он не изломал бы стула, если б ты предложила ему сесть.
Полина. Ты не права, нет… Разве можно сказать, что я дурно отношусь к рабочим? Но все должно иметь свои границы, моя дорогая!..
Татьяна. Затем я ее никуда не ввожу, как ты говоришь. Она сама идет… и я не думаю, что ей нужно мешать.
Полина. Она сама идет! Как будто она понимает — куда?
(Медленно идет Яков, выпивший.)
Яков (садясь). А на заводе будет бунт…
Полина (тоскливо). Ах, перестаньте, Яков Иванович!..
Яков. Будет. Бунт будет. Они зажгут завод и всех нас изжарят на огне… как зайцев.
Татьяна (с досадой). Ты, кажется, уже выпил…
Яков. Я в это время всегда уже выпил… Сейчас видел Клеопатру… это очень дрянная баба! Не потому, что у нее много любовников… но потому, что в груди у нее, вместо души, сидит старая, злая собака…
Полина (встает). Ах, боже мой, боже мой!.. Все шло хорошо, и вдруг… (Ходит по саду.)
Яков. Небольшая собака, с облезлой шерстью. Жадная. Сидит и скалит зубы… Уже сыта, все ела… но чего-то хочет еще… А чего — не знает… И беспокоится…
Татьяна. Замолчи, Яков!.. Вон идет твой брат.
Яков. Мне не нужен брат! Таня, я понимаю, меня нельзя уже любить… Но все-таки это мне обидно. Обидно… и не мешает мне любить тебя…
Татьяна. Ты бы освежился… Иди, выкупайся…
Захар (подходя). Что? Объявили уже, что завод закрывается?
Татьяна. Не знаю.
Яков. Не объявили, но рабочие знают.
Захар. Почему? Кто сказал им?
Яков. Я. Пошел и сказал.
Полина (подходит). Зачем?
Яков (пожимая плечами). Так… Им это интересно. Я им все говорю… если они слушают. Они меня любят, я думаю. Им приятно видеть, что брат их хозяина — пьяница. Это должно внушать идею равенства.
Захар. Гм… ты, Яков, часто бываешь на заводе… против этого я, конечно, ничего не имею!.. Но Михаил Васильевич говорит, что иногда ты, разговаривая с рабочими, осуждаешь порядки на заводе…
Яков. Это он врет. Я ничего не понимаю в порядках и беспорядках.
Захар. А также он говорит, что ты иногда приносишь с собой водку…
Яков. Врет. Не приношу, а посылаю за ней, и не иногда, а всегда. Ты же понимаешь, что без водки — я им не интересен!
Захар. Но, Яков, посуди сам, ты — брат хозяина…
Яков. Это не единственный мой недостаток…
Захар (обиженно). Ну, я молчу! Молчу! Вокруг меня создается непонятная мне атмосфера враждебности…
Полина. Да, это
