Клаудина де Вилла Белла. Иоганн Вольфганг Гёте

Пьеса с пением
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Дон Гонсало де Вилла Белла.
Донья Клаудина — его дочь.
Сибилла и Камилла — его племянницы.
Дон Себастиан де Роверо — друг семьи.
Дон Педро де Кастельвеккио — приезжий.
Кругантино.
Баско.
Бродяги.

Музыка возвещает суматоху, стечение народа на великолепном празднестве.
На сцене разукрашенный сад. Шествие приближается под бравурный марш.
Впереди идут маленькие дети с венками и корзинами цветов; за ними следуют девушки и юноши с плодами; затем старики с разными подношениями. Сибилла и Камилла несут драгоценности и роскошные наряды. Затем идут оба старика — дон Гонсало и дон Себастиан. Немедленно вслед за ними появляется донья Клаудина, которую четверо юношей несут на кресле, украшенном цветами. Четверо других юношей, из которых первый справа — дон Педро, поддерживают свисающие венки.

Во время шествия все поют.
Хор
Сладостный,
Радостный,
День золотой!
Клаудина с нами!
Ты нас ласкаешь
Своими лучами.
Сладостный,
Радостный,
День золотой.
Шествие разделяется на две части. Носильщики в середине. Участники процессии приносят подарки.

Ребенок
Глянь на детишек,
Славных мальчишек!
Дружно пришли мы
К нашей любимой,
Будем венками
Тебя украшать.
Хор
Ты соизволишь ли,
Дар наш принять?
Девушка
Стары и млады
Веселы, рады,
Каждый хлопочет,
Каждый здесь хочет
Дар принести свой,
Хоть самый простой.
Хор
Сладостный,
Радостный,
День золотой!
Педро
(подавая ей букет)
Вот о привете
Молят и эти
Дольние розы.
Долго их слезы,
Росные слезы
Будут блистать.
Хор
Дар соизволишь ли,
Дар ты принять?
Гонсало
(указывая на наряды и драгоценности)
Пышны и ярки
Эти подарки.
(К остальным.)
Все подойдите,
Все разделите
Пир наш веселый,
Хоть и простои!
Хор
Сладостный,
Радостный,
День золотой!
Носильщики ставят кресло на землю. Клаудина встает.

Клаудина
Слов я не трачу.
Видите — плачу.
Сердце безмолвной
Радости полно.
Щедро почтили
Меня вы опять!
Хор
Дар наш должна ныне,
Дар ты принять.
Клаудина
(обнимая отца)
Жизнь тебе я
Дам, не робея!
(К остальным.)
Всех без изъятья
Рада б обнять я!
(Смущенно обращается к Педро.)
Рада б…
Она умолкает. Музыка делает паузу. Она хочет скрыть свое замешательство, садится в кресло, которое поднимают носильщики.

Хор вступает.

Хор
Сладостный,
Радостный,
День золотой!
Клаудина с нами!
Ты нас ласкаешь
Своими лучами.
Сладостный,
Радостный,
День золотой!
Остаются Гонсало и Себастиан.

Гонсало
Бастиан, милый Бастиан, не сетуй на меня! Взгляни на девушку, и ты не будешь сетовать на меня за то, что я превратил ее в предмет преклонения. Всякие празднества по всякому поводу кажутся мне недостаточными, чтоб проявить мои сокровенные чувства к ней. Как горячо благодарю я судьбу, которая, лишив меня мужского потомства, пресекши древний славный род де Вилла Белла, все же дала мне такую дочь. Да, ее достоинства радуют меня больше, нежели надежда на бесконечное потомство!

Себастиан
Нет, говорю тебе, Гонсало, меня сердечно радует это маленькое торжество. Ибо хоть я и не любитель церемоний, но я и не враг празднеств. Торжественное шествие разряженных людей, стечение народа; ликуют, звонят в колокола; ликуют и стреляют вперемежку: сердце при этом всегда умиляется, и я не сетую на людей за то, что они думают этим почтить святых и даже возвеличить господа.

Гонсало
А мне все мнится, что я не довольно делаю для Клаудины. Как могу я в достаточной мере выразить, что она царица над всеми моими владениями, над всеми моими людьми, надо мной самим… Разве я не должен дать ей почувствовать те качества, которые отличают ее от прочих людей, раз она этого сама не чувствует и как будто не имеет ни малейшего понятия, что ей нет равных в мире? Это спокойствие духа, это внутреннее достоинство, это участие к судьбам других, эта чувствительность ко всему прекрасному и доброму… Не говори, что я отец: я только гляжусь в нее, как в зеркало… Знаешь! Все мои домочадцы, все, что ее окружает, даже завистливые племянницы, и те перед ней склоняются.

Себастиан
Разве у меня нет глаз и сердца? Правда, я смотрю на все не как отец, не как любовник, и все же я понимаю, какая это благодать — быть отцом или поклонником такой девушки. Заметил ли ты, что все торжество, все сегодняшнее великолепие больше смущали ее, нежели радовали? Во всю свою жизнь не видал я более трогательной картины смирения, чем она, во всех своих украшениях. Но и еще был при этом кой-кто, кому уединенная дубрава была бы более по сердцу, чьим чувствам журчание вод и шелест листьев, говорили бы больше, чем трубы и веселое пенье.

Гонсало
Кого ты имеешь в виду?

Себастиан
Педро!

Гонсало
Педро?

Себастиан
Разве это тебя удивляет? Педро, который с тех пор, как впервые увидел Клаудину, отбился от рук, Педро, которого ты, вероятно, раз сто ловил на том, как он озирается по сторонам, потирает руки, мнет шляпу…

Гонсало
Ну, и что же…

Себастиан
Итак, ты должен считать, как и я, что это — партия для твоей дочери… Чему ты улыбаешься?

Гонсало
Всегда-то мы, старики, кого-нибудь сватаем!

Себастиан
Я ношусь с этой мыслью и наяву и во сне. Впрочем, всему свое время. Ты прав, что закрываешь один глаз, а другим смотришь.

Гонсало
Когда я так поглядываю на них, я вспоминаю цветущие дни моей юности, и мне становится хорошо на душе.

Себастиан
Я тоже думаю, что они себя недурно чувствуют за этим занятием. Лишь бы только Педро не забывал при этом о нашем главном деле!

Гонсало
Ему еще не удалось ничего разведать о брате?

Себастиан
Ему-то? Тоже нашелся разведчик! Он так влюблен, что если ты спросишь его, который час, то он не знает, в каком кармане у него часы. Ей-богу, не выбивайся я из сил и не хлопочи, мы бы с места не сдвинулись.

Гонсало
Между нами, Бастиан. Ты что-нибудь разузнал?

Себастиан
Только не говори никому. Если приметы не лгут, то я изловил птичку, за которой мы так страстно гоняемся. Здесь неподалеку он живет весело и припеваючи. Сегодня утром я намекнул об этом Педро, так, полусловами. «Но не будем портить праздника», — сказал я. «Ах, Клаудина!» — вздохнул бедняга из глубины сердца, точно хотел вымолвить: «К черту брата, приди в мои объятья!»

Гонсало
Я наблюдал за девочкой, я заметил зарождающуюся страсть в ее душе: это — такое прелестное зрелище, от которого просто молодеешь!

Себастиан
Ах, если бы мы уже осуществили свой замысел, который имеет такое значение для всего дома Кастельвеккио и от которого зависит отчасти и судьба Педро! Я так часто говорю ему: сеньор, будьте влюблены. Кто вам мешает? Будьте подле Клаудины. Кто вам препятствует? Только не забывайте совсем вашего долга перед самим собой, перед вашим семейством и перед светом. Ты думаешь, помогает?

Гонсало
Как лекарство, не правда ли? Успокойся, Бастиан, не так же ли поступали и мы со своими наставниками?

Себастиан
Нет, друг мой, я не то имел в виду. Неужели мы понапрасну совершили столь далекий путь из Мадрида сюда? Неужели мы вернемся домой посрамленные? И кто, как не я, должен нести вину за это? Я увещеваю его как порядочный человек. Как! Допустить, чтоб его брат одичал в распутстве, таскался по всей стране с игроками и бездельниками, обманывал больше девушек, чем иному на глаза попадалось, и затевал ссору чаще, чем пьяница облегчает пузырь!

Гонсало
Безрассудный, непостижимый малый!

Себастиан
Ты бы на него посмотрел, как он подрастал: это было прелестно! Дня не проходило, чтоб он не смешил нас своими веселыми проказами; а мы, старые дураки, смеялись над тем, что впоследствии должно было послужить нам к величайшему огорчению. Отец не уставал слушать рассказы о его шалостях, о его ребяческих геройствах. Вечно он возился с собаками; ни одно окошко соседа, ни один голубь не были от него в безопасности; как кошка, лазал он по деревьям и по крышам. Однажды он свалился. Ему было восемь лет. Этого я никогда не забуду: он прошиб себе здоровую дырку в голове, но спокойно направился к утиному прудку во дворе, обмылся и вернулся в дом, держась рукой за лоб. Тут он заявил с весело смеющимся лицом: «Папа! Папа! Я пробил себе дырку в голове!» — точно хотел отрапортовать о какой-то удаче, выпавшей ему на долю.

Гонсало
Мне обидно за благородную смелость, за веселый характер этого мальчика!

Себастиан
Так оно пошло и в дальнейшем: чем старше, тем необузданнее. Вместо того чтобы бросить глупости, вместо того чтобы утихомириться, вместо того чтобы приложить свои силы для славы своего рода и себе на пользу, он стал выкидывать бессмысленные проказы одну за другой, обманывал и обольщал всех девушек и, наконец, совсем сбежал из дому; по слухам, он связался с самым дурным обществом, и я не понимаю, как он только это выносит, так как все еще сохранил в основе благородство и величие души.

Гонсало
Желаю тебе успеха, Бастиан! Верни его семье.

Себастиан
Этого недостаточно! Мы не позволим, чтоб он безнаказанно нас дурачил. Поймай я его только за шиворот, я уже сыщу для него местечко в монастыре или в какой-нибудь крепости, и пусть Педро пользуется всеми правами первенца. Король уже дал понять свою точку зрения на это. Если только правда, что мой красавец находится в этой местности, то будь я не я, если не изловлю его еще сегодня в честь празднества. Мы не можем взять на себя вины за это перед богом и людьми: старик отец перевернулся бы в гробу!

Гонсало
Отлично сказано, Бастиан! Ты все тот же старый, верный Бастиан.

Себастиан
И именно поэтому… Между нами… присмотри-ка слегка за дочкой!

Гонсало
Что ты хочешь этим сказать?

Себастиан
Дьявол — шельма, а Педро и любовь тоже не дремлют.

Гонсало
Все тот же старый Бастиан! Прости мне: ты не умеешь делать различий. Ведь эта девушка, забота моей души, цель восемнадцатилетнего воспитания, самое чуткое, деликатное женское существо, дрожит перед малейшей мыслью, — да что там перед мыслью! — перед малейшим намеком на чувство, которое было бы ее недостойно.

Себастиан
Именно поэтому!

Гонсало
Отвечаю всем своим достоянием, своей головой!

Себастиан
А вот она сама идет вверх по аллее. Она ускользнула от толпы, она одна. Взгляни на ее поступь, взгляни, как она повесила головку! Уйдем, уйдем с ее пути, было бы грехом вспугнуть нашим холодным присутствием приятные мечты, которые сопутствуют ей на прогулке!

Клаудина
(с букетом, поднесенным ей Педро)
Всех даров и приношений,
Всех веселых поздравлений
Вы, цветы, дороже мне.
Поцелуи и приветы,
Платья, ткани, самоцветы
Сердце радуют вполне.
Но даров и приношений
Вы, цветы, дороже мне!
Милое сердце, я бы вдвое