Меня оставь с твоим мальчишкой, Бог милостив, без хлеба не умрем.
Сапожник. Нет, добрый Жорж, совет твой не хорош, И из войны не будет проку этой. Разве позволил нам Христос лить кровь? Забыл ты разве, как он исцелил Апостолом пораненного война И меч в ножны велел ему вложить? Не кровью должно поливать людской Ту ниву, на которой слово божье Посеяно; поверь, жизнь грешника Для бога дорога; меня судьей Над ним не ставил он, тем больше -Кровавым мстителем и палачом. Он всех любил и нам врагов любить Велел; разбойником — и тем Христос Спаситель не гнушался на кресте, А пригласил к Отцу в обитель света. Не меч вручил нам бог, а слово, Оно — врожденное, святое право,
И мощь его обширна, велика.
(Кто-то стучится в дверь.) Сапожник.
Взойди, кто б ни был ты, взойди!
(Входит нищий, весь ободранный и дрожащий от холода.)
Подайте, ради имени Христова;
Не откажите бедному больному,
Второй уж день не ел я ничего.
202
Сапожник. Фу, господи прости, недоставало только! Ну, что я дам ему? Старик, садись, Брат, здесь; ну, что стоишь, ведь не к пастору, Не к лорду, а к сапожнику пришел, — Одной семьи мы дети — руку дай, А ты, Жорж, в лавочку теперь сходи И принеси нам завтрашнего джину; Нам гостя бог послал, так угостим Его, а завтра бог же нам поможет. Кусочек солонины где-то был Да булка… Нет, ее оставлю я Для Тома. Что ж печален ты, старик? Забудь, брат, горе на минуту, Переночуешь здесь и отдохнешь.
Давно такой я встречи не видал;
Бросают их, как псу, ногой толкая;
А ты (плачет), спасибо, добрый человек,
Ты душу отогрел больную, —
И ей ведь надо подаянье;
Скажи, мой сын, как поминать тебя
В молитвах мне?
Сапожник (тронутый, сильно жмет руку нищему). Карл Фокс, раб божий!
СЦЕНА II
1660. Дорога от Лейчестера в Лондон.
На дороге лежит больная старуха. Издали слышны трубы, охотничьи рога, лай собак. Карл Фокс идет с котомкой за плечами, с ним Жорж.
Нищая
Будьте милосерды, Добрые граждане,
203
Не оставьте смертью На земле забытую. Вам Христос заплатит Во сто больше раз!
Ка р л Фо кс . Старушка, на! (Подает ей монету.) Везде одно и то же,
Везде простолюдин сгнетен, страдает,
И брошен всеми в нищете, болезнях.
Они одни сыны Христа
И право полное имеют
Его всемощным именем просить…
Но стон дошел до Саваофа их,
И вавилонский плен не вечен.
(Фокс садится под деревом с другой стороны дороги.) А от чего ослепла ты, старушка?
Нищая.
Ах, посетил меня господь, знать, за
Грехи мои; слезами выплакала я
У меня, и жили во всяком мы
Довольстве, хлеб и скот был свой…
Словами вымолвить так тяжело —
Их старый Нолль всех трех обманом взял
К себе в войска и, окаянный, всех
Сгубил; погибли под Ворчестром двое,
А третий в море потонул, ловить
Когда Нолль посылал по морю
Стюарта молодого, королем теперь
Что стал. В два месяца я поседела;
Но тем еще беды не заключились:
Как воротился в Англию король,
И лорд с ним воротился тот, которому
Земля принадлежала нашей мызы,
204
Кортом удвоил он, чтоб пир задать Для короля; а без детей мы — как Без рук, да тут же хлеб не уродился, Скопилась недоимка… Лорд велел Продать корову нашу, лошадь И все обзаведенье… Бог ему судья, Просилися остаться до уборки Хлебов, — прогнал, бесчеловечный; Тут заболел старик мой: на дороге Лишился ног он от удара, Год мучился и умер, наконец. А я ослепла и с тех пор людским Живу лишь подаяньем. Бог меня Забыл: не прибирает горемыку.
Ка р л Фо кс . Привел бы я сюда взглянуть Кромвелей, Монков и Стюартов… Да что им нужды, правда, до того, Что с голоду мрут люди от их славы?! У них сердца рук наших жестче вдвое… На сумасшедших люди страх похожи: Разбойника куют, казнят позорно За то, что он, спасаясь от голодной смерти,
Безумный, одичалый от несчастья,
Кого-нибудь ограбил и убил;
И рядом с виселицей для него
Те ж руки триумфальные врата
Разбойникам другим сооружают
За то, что грабят днем они, не ночью,
За то, что извели без всякой нужды
Мильоны англичан и их семейства
Пустили по миру бродить. (Помолчав.)
А эти из чего дрались, погибли?
Республика ли с Ноллем, лорды ль с королем —
Для них, ей-богу, было б все равно
Платить последнюю копейку
За право день и ночь работать.
205
(Бежит усталый, измученный олень, за ним несколько собак, и вблизи
слышен гик охотников.)
Жорж.
Вот тешатся они, ограбивши
Народ: людей нельзя, так хоть зверей
Дай бог, чтобы олень убрался поскорей!
(Веселая и шумная гурьба охотников.) Нищая.
Будьте милосерды,
Кавалеры добрые,
Лорды благородные…
Один из охотников.
Молчи ты, старая ворона!
Есть время нам с тобою толковать.
Другой (чуть-чуть не раздавивший ее).
Середь дороги тут сидит, безумная,
Пугать коней. Ах, встарь как славно
Учила Букингемова охота
Бродяг таких, как ты, негодных;
Собак сюда! — и поминай, как звали.
(Проезжают.) Карл Фокс.
Помилуй их, господь, и разбуди
Ты усыпленные их души.
О, сжалься, милосердый, ты над ними!
(Спустя минуту, скачет юноша лет шестнадцати или меньше, богато одетый и с прелестным лицом.) Нищая.
Будьте милосерды… (и прочее) (Юноша приостанавливается и ищет кошелька.)
206
Нет, скучно, далеко засунул деньги; Бог даст, прощай!
(Хочет ехать. Фокс схватывает за узду.)
Фокс.
Ни с места, мальчик!
Ай, ай! Разбойники!
Фокс.
Нет, не разбойник, — Британец честный, христианин. Тебя не для того, чтоб грабить, я Остановил; при мне оружья нет. А ты увешан ими с головы До ног. Мне жаль тебя, вот почему Я удержал коня: тебе нет время Монету вынуть для слепой старухи, А есть досуг часы терять и дни, Гоняясь за оленями. Стыдись, Стыдись, бездушный человек, красней! Едва ль тебе шестнадцать лет минуло, Когда ж бесчувственным привык ты быть? В душе твоей мелькнуло состраданье, И ленью ты его сгубил. Мне жаль Тебя, опомнись, время есть пока… Давай же что хотел.
Юноша (видимо, смутившийся). Помешанный, Безумный пуританин ты какой-то! А знаешь ли, что я имею право За проповедь твою и дерзость
Сейчас тебя сковать?! Парк этот мой, И я здесь полный господин; счастлив,
207
Что ты меня остановил, а не Кого-либо из егерей моих. Пренебрегаю я тобой.
Фокс.
И эти
Как рано чувства им вперяют; Меня, седого старика, ковать, В тюрьму вести за то, что смел Остановить мальчишку-шалуна, Которому лень денег нищему Достать.
Юноша (бьет его хлыстиком по спине). Да ты еще грубить, осел! Пошел же прочь, ты лошадь замараешь!
Фокс.
Ах, юноша ты жалкий и несчастный, Понять когда б ты мог, с какой любовью К тебе я обратился с горьким словом, Не стал бы бить меня. Спроси у сердца Своего ты сам, хорош ли твой Поступок с нищей этой и со мной, — Ты бедностью моей меня коришь,
Но я трудом своим кусок свой добываю, Не граблю фермеров и государство. Ударил ты хлыстом и не успел Ни рассердить, ни оскорбить меня; Ну, где ж хваленое величье духа, Которым хвастаетесь вы всегда? Прощай, я не держу коня уж боле.
Юноша (вынимая кошелек). Что за чудак! И как он гордо смотрит… Мне жаль, что я его обидел.
(Бросает горсть мелких денег на траву старухе.)
208
На тебе. (Фоксу). Доволен ли ты мной?
Фокс.
Нет, не совсем; Прекрасное ты сделал дело, Да сделал скверно — деньги бросил ты В траву, и зрячий тотчас не найдет; Поди же, подбери ей деньги сам.
Нищая.
Ох, господи тебя благослови! Я подберу уж как-нибудь. Христос тебя да наградит За сердце доброе твое!
Ты прав; в сам-деле дурно сделал я.
(Соскакивает с лошади.) Голубушка, вот на, я подобрал.
(С улыбкой Фоксу.) Позволите мне ехать, господин?
(Нищая ловит поцеловать его руку.)
Фокс.
Ступай, и я теперь скажу: благословенье
Да будет божье над тобой.
В тебе еще не вымерла душа,
Ты чист еще под золотой одеждой;
Благодари и день и ночь Христа
За то, что поддержал тебя
На высоте, в которой ты родился.
Однакож перед расставаньем
Скажи мне, юноша, за что оленя
С такой свирепостью ты гонишь?
Неужели без крови и убийства
Нет наслажденья никакого вам?
209
Губить живое, резать и душить — Какая грубая утеха! Ты посмотри, невинно как живет Олень в своем лесу, как весел он,
Фокс.
Фокс.
Фокс.
Как гордо бегает, красуяся Ветвистыми рогами, станом гибким. Он зла не сделал ведь тебе, А ты уж пулю в дуло опустил, Чтобы убить его; ужель приятней Тебе предсмертья судорожный трепет Его смотреть, чем им на воле любоваться?
Юноша. Какой чудак! Престранный человек! Кто ты такой?
Лейчестерский сапожник.
Ну, сэр сапожник, друг оленей, Зайди ко мне, — работу дам тебе, И проповедь твою готов я слушать, Снимать покуда будешь мерку.
А как спросить?
Я лорда Пена сын, Вильям.
Прощай же, Вильям Пен, дай руку, брат, Иль все еще боишься замараться? А зайца резать — ничего; не бойсь, Черна рука простолюдина, Да сердце чисто у него.
Вильям (протягивает ему руку).
Не обижай же больше ты меня, Расстанемся друзьями.
Фокс (выразительно).
Пен, друзьями!
СЦЕНА III
Приемная зала генерала Пена; военные и гражданские чиновники en gala1[165]… Лорд Пен, здоровый ста¬рик лет пятидесяти с лишком, сидит в богатых креслах под балдахином, на котором вышит его герб.
Huissier de la porte1[166].
Граф Портланд, камергер двора его
Величества британских островов.
(Граф входит.)
Граф Портланд.
Милорд, во имя короля!
Сейчас граф Портланд молодой упал
С коня, пятнадцати, не больше, лет,
И сын его уж камергером при дворе.
Лорд Пен.
А что ваш батюшка, здоров еще?
Граф.
О нет, подагрой очень страждет он.
Лорд Пен (улыбаясь).
Лорд Пен.
Граф.
Лорд Пен.
Любил ведь пошалить, бывало. Прошу ему напомнить Георг Пена.
Граф (откашливаясь). Благодарю вас, лорд. Еще не кончилось Мое посольство. Лорд, Вильяма Пена я Ищу.
В Пентоун за ним я эстафету Чем свет услал, его я жду сейчас.
Ему письмо от его светлости
Лорд Букингема, первого министра.
Охотно передам.
(Берет письмо.) Huissier de la porte.
(в сопровождении двух членов парламента). Парламент через нас приветствует Вас, генерал, с успешным окончаньем Двух важных поручений короля. Признательность желая изъявить Всей Англии, билль пэры утвердили:
Вам, генерал, отвесть в Корнваллисе Пять тысяч десятин земли На вечное владенье; документы Доставим завтра, лорд, мы непременно.
Лорд-мэр.
И добрые граждане Лондона Участвовать посильно в торжестве Хотят: вручить гиней пятнадцать тысяч Великому согражданину, войну И примирителю волнений Решили в ратуше сегодня
212
И вместе с тем мне дали порученье От имени граждан приветствовать Вас, генерал, в стенах святого града.
Лорд Пен (тронутый). Благодарите, лорды благородные, Парламент и граждан. Простите, не Могу трех слов сказать, — вот эти слезы Ответом будут пусть моим. Я не Оратор, не умею речи говорить, Но война грудь доступна сильным чувствам. (Лорды уходят. Лорд Пен, проводив их, подходит к открытому окну.
Собравшаяся чернь, увидевши его, кричит: Да здравствует лорд Пен, виват, виват!
Роберт Пен.
Лорд Пен.
Лорд Пен кланяется на все стороны, потом, усталый от торжества, упоенный, садится на свои кресла. Минутное молчание.)
Вот, лорд, достойная тому награда, Кто, крови не жалея и трудов, Двойными лаврами обвил свой меч!
