может, например, заставлять мыть полы. Она объявила, что готова на все, поехала к мужу и больше с ним не разлучалась. В августе 1827 года Волконский и его товарищи переведены были из Нерчинских рудников в острог, нарочно для них выстроенный при впадении речки Читы в речку Ингоду (где ныне город Чита) и где они нашли уже привезенных туда из петербургской крепости многих декабристов. Всего в Чите было 75 человек. Они вели между собою общее хозяйство; положено, чтобы каждый давал на стол по пятисот рублей асс. в год; но для избавления бедных товарищей от обязанности уплаты Волконский, Трубецкий, фон Визин и Никита Муравьев давали каждый по три тысячи руб. асс. в год; Вадковский, Ивашев, Лунин, Свистунов и некоторые другие давали также больше назначенной суммы; зажиточные складывались для получения книг и журналов в общее пользование. В августе 1830 года они были переведены все на Петровский завод, в 400 верстах от Читы, и потом, мало-помалу, расселены по Сибири. В декабре 1834 года умерла мать Волконского и на смертном одре просила государя облегчить участь сына; ему позволено состоять на Петровском заводе в звании поселенца, а не каторжника, т. е. жить не в остроге, а в доме у жены его. В 1836 году он переведен в селение Уриковское, в 19 верстах от Иркутска. Уже несколько лет спустя позволено было ему жить в Иркутске, считаясь поселенцем уриковским, и он оставался в этом положении до 1856 года. Русское правительство^], которое умеет казнить, ссылать, наказывать свирепо и бестолково, не умеет прощать: оно не позволило Волконскому жить в Петербурге, да и самое пребывание в Москве разрешено ему лишь вследствие тяжкого недуга, постигшего зятя его Молчанова. Лета брали свое: состарелся князь Сергей Григорьевич, страдал подагрою, но, все еще бодрый духом, принимал живое участие во всем, что происходило вокруг него: все благородное находило отголосок в его душе, и многолетние страдания нисколько не умалили беспредельной доброты сердечной, отличительного свойства этого симпатического человека, в старости маститой сохранившего всю теплоту возвышенных чувств юношеских. В августе 1863 года он лишился жены своей, и этот удар поразил его несказанно. С тех пор здоровье его стало слабеть; он
21
лишился ног, и 28 ноября 1865 г., 78 лет от роду, тихо угас на руках дочери своей в селе Воронках, в Козелецком уезде Черниговской губернии.
Каждый истинный русский, чуждый холопства зимнедворцового, с умилением помянет имя этого человека, который своим убеждениям, своему желанию видеть родину свою свободною принес в жертву все блага земные: богатство, общественное положение, даже свою личную свободу! Мир праху твоему, благородная, почтенная жертва гнусного самодержавия, из любви к отечеству променявший генеральские эполеты на кандалы каторжника…
ВРАНЬЕ «ДНЕВНИКА ВАРШАВСКОГО»
В 289 № «Дневника варшавского» между разным пошлым враньем напечатано о каком-то военном обществе польских изгнанников, переехавшем из Невшателя под мое «покровительство в Женеву». «Совет общества имеет правильные заседания каждую недолю, на которых почти всегда бывает сам Герцен или его сотрудник К. Заседания бывают или в местах публичных или в доме Герцена. Одно только общество военное и представители Мирославского живут между собой и с Герценом в какой-то гармонии, другие же находящиеся здесь общества держатся вдали». «Герцен и Д. дают у себя поочередно два раза в неделю так называемые литературные вечера. На одном из таких вечеров Чарнецкий и Ржонсницкий выиграли у Герцена в штос переплетное заведение, которое в настоящее время оплачивает издержки совета военного общества». В заключение сказано, что из других польских обществ никто не приглашается на вечера Герцена, Бакунина и К-ии (Бакунин-то в Женеве!).
Мы не прячемся в тени, а потому все знающие и нас и меня могут по этому нелепому образчику оценить, каких дрянных и негодных лазутчиков имеет русское правительство за границей. Это стыдно Бергу: деньги на шпионство отпускаются большие — тут немецкая экономия неуместна. Дежурного корреспондента, написавшего этот бред, следует отставить, с тем чтоб впредь к шпионским должностям не определять.
Нужно ли говорить, что во всем этом вранье нет слова правды, что я никакого польского военного общества не знаю, что я вовсе не играю в карты, что в моем доме никогда не собирался
23
никакой комитет, никакое общество, бюро, клуб, департамент и пр., и пр., и что я не был ни в каком заседании в «местах публичных».
К чему вся эта ложь? Для кого это пишется? — Черт их знает! Видно, недостаточно срезались на катковских поджигательствах!
ВЕЛИКОКНЯЖЕСКИЙ СОЦИАЛИЗМ — МИХАЙЛОВСКАЯ ТЕОРИЯ СОБСТВЕННОСТИ
К римскому понятию о неприкосновенной собственности, к аллодиальному и феодальному праву, к прудоновскому колебанию между собственностию и владением, к учению коммунистов и фаланги является новое социальное учение — михайловское и несколько магометанское. «Голос» (№ 343) изложил довольно хорошо великокняжеский «бабувизм», в корню уничтожающий право собственности. «Смысл всех речей его высочества, — говорит „Голос”, — заключался в том, что, объявляя представителям народа, именем государя как высшею санкциею нашего закона о неприкосновенности прав каждого на полученную ими землю, уверить их также и в том, что они, вступая таким образом юридически в общие права гражданина, принадлежащие каждому верноподданному, кроме того, что с 1 января 1866 г. должны будут платить за это подать на содержание своей же администрации, но что это право всякого гражданина на землю будет им обеспечено ненарушимо правительством лишь до тех пор, пока они не будут слушать злонамеренных людей, стремящихся поколебать их доверие к правительству».
24
<ИЗ ПЕТЕРБУРГА>
Из Петербурга есть письмо — нового мало. Рассказывают о драке протопопа с диаконом в Исаакиевском соборе по окончании архиерейского богослужения, — дело чисто личное, так его и принял митрополит по просьбе одесского архиерея, родственника протопопу, давшему заушение и ланитобитие отцу диакону. Рассказывают о том, что новгородский полицмейстер наказал палками двух арестантов в остроге — одного дворянина, другого французского подданного; о том, что Френкель за что-то осерчал на Гернгросса, а Гернгросс на Френкеля; о том, что палач Муравьев скоро будет палачом финансов и казнить кредит. Между больше или меньше любопытными подробностями корреспондент наш пишет, что в 1-м департ. Сената, где большею частию подрядные дела с казною, гласность не допущена.
Лучшее, что есть в письме, — это то, что в Петербурге служили панихиду по получении достоверного известия из Сибири о кончине Михайлова.
<ИЗ СИБИРИ>
До нас дошел ужасный слух, мы умоляем написать нам, справедлив ли он? Говорят, будто бы Михайлов был телесно наказан и будто бы он умер с цепями на ногах. Мы боимся верить в такую роскошь злодейства…
<УКАЗ 10 ДЕКАБРЯ>
Указ 10 декабря предписывает в западных губерниях владельцам секвестрованных имений (где-то они проживают и скоро ли узнают об указе!) и владельцам имений, сосланным
25
административным порядком (т. е. без всякого суда), продать эти именья в течение двух лет русским владельцам или променять на именья в России. Казна даже отказывается от крепостных пошлин со сделок по этому предмету. «Le Nord» уверяет, что уже теперь казенные пособия русским помещикам на покупку польских имений подняли цены на эти именья. Как ни великодушно самопожертвование и без того беднеющей казны, чтобы достигнуть разорения без суда изгнанных и сосланных поляков, все же мы не можем не усомниться в мнении официозной газеты, не подкрепленном никакими фактами, и не можем не видеть, что именья, которые вследствие юридической нелепости и преднамеренного неправосудья должны быть проданы или променяны в определенный срок, пойдут за ничто, тем более что для русских помещиков, исключая приобретения за ничто, нет никакой достаточной причины ни на покупку, ни на промен. Поэтому юридически новое постановление равняется ограблению без суда сосланных. Но положимте, что вследствие министерства «Моск. вед.» так уже следовало всеми неправдами обрусить Западный край; все же зло, которое начальники края обличили, состоит, по их словам, в том, что «сила сословия заключается в корпоративной замкнутости владения недвижимою собственностью». Зачем же пополнять русскими покупщиками «корпоративную замкнутость владения недвижимой собственностью»? Разве нельзя было продать те же земли крестьянам и крестьянским громадам? Дело могло бы обойтиться легче и менее разорительно для продавцов при пособии крестьянству со стороны казенных кредитных, учреждений.
Или это средство не по вкусу демократической империи?
НОВЫЙ ВИД КРЕПОСТНОГО ПРАВА
Нам пишут, что Рязанской губернии, Пронского уезда помещик Ценин дал своим освободившимся крестьянам взаймы тысячи две рублей сер. с тем, чтобы проценты и уплату капитала
получать в годы работою. Проценты оказались так велики, что совершенно поглощают работу и погашение долга для крестьян невозможно. К сожалению, этот новый вид крепостного права, сводящий дело совсем на старые порядки, не составляет исключительного одиночного явления не только в целой России, но и в одной Рязанской губернии. Россия должна благодарить за упрочение крестьянской свободы общее дворянское безденежье, иначе прежнее крепостное право боярское легко перешло бы в крепостное право ростовщиков.
ЕЩЕ ГЛУПЕЕ
Берг — граф Берг, вы обмануты, вы ограблены, вы даром платите шпионишкам in partibus, они вас делают смешным, а нас ставят на какой-то таинственный пьедестал революционного миродержавия. Вот что мы прочли в 16 № «Кёльнской газеты»: «В числе неправдоподобных изобретений указываем мы на новость, перешедшую из „Дневника варшавского” в разные газеты, что бежавший из Дублина глава фениан Стефенс поехал в Женеву совещаться с Герценом. Сколько мы знаем Герцена, он никогда не мечтал об отторжении Ирландии от Англии и пр.». Как же можно было печатать такой вздор? Спросите хоть князя Черкасского, который нас лично знает, играем ли мы в штос и бунтуем ли ирландцев?.. Этого шута-корреспондента мало отставить, как я вам советовал в прошлом листе, — велите ему приехать в Варшаву и… и высеките его.
27
ОТКУДА ХОЛЕРА И КАК РАСПРОСТРАНЯЕТСЯ
Мы с гордостию прочли в «Моск. вед.», что медицинскому факультету Московского университета принадлежит пальма двух замечательных открытий по части злой эпидемии. Факультет особой энцикликой, или прокламацией, объявляет, что «эпидемическая холера называется азиатской, потому что она из Азии распространяется в прочие части света», и что «распространение холеры из Азии совершается посредством людей: люди переносят холеру из одной местности в другую»… Nostra docta corpora!7[7]
УЖАС В ВРАЖЬЕМ СТАНУ
«Социализм! — Будто социализм существует? — Прудон, переживший его, сам умер; никто во всей Европе не занимается им, не боится его, spectre rouge был электоральной уловкой бонапартизма. Утописты и мечтатели образумились, кто в Кайене, кто в конторе у Перейры, кто в Сенате…»
Так кричат консерваторы и тонкие политики, а с ними и вся золотая посредственность в Европе.
То же, но с ругательствами и грубостями, повторяет наша медная посредственность, наши свежепросольные тори, неокрепостники и славяно-идиотствующие братия.
А на сердце
