(О Кельсиеве статья будет в „Поля<рной> зв<езде>«, разумеется, во всяком случае)»

Прочитав, наконец, книжку, отличавшуюся «странной усеченностью, бестактностью рассказа, неуместной смешливостью, рядом с неприличной в кающемся и прощенном развязностью» (т. XI наст. изд., стр. 329), Герцен убедился, что, несмотря на свой ренегатский характер, она не является доносом на революционный лагерь и его отдельных представителей.

799

(Со стороны Кельсиева, рассчитывавшего приобрести влияние па передовую интеллигенцию, это могло быть тактическим приемом). О Герцене и Огареве он высказывался чрезвычайно лойяльно: «Вражды к ним у меня, разумеется, не было да и быть не могло, — писал он, — расставаясь с ними в 1862 г., я унес об них самое светлое воспоминание, от которого не имел повода до сих пор отказаться. Если они ошибались и до сих пор ошибаются, как политические деятели, все же я лично не имею повода считать их нечестными или недобросовестными»

(стр. 90). В том же духе рассказывал Кельсиев о своей беседе с Герценом и Огаревым, отговаривавшими его в свое время от перехода на положение эмигранта.

30 июля Герцен писал Огареву (из Цюриха): «Кельсиева прочел в 3/4 и до сих пор писать отказываюсь. В книге есть много слабого; его ошеломило освобождение, он мало видит гнусной стороны, он падок до религиозных припадков. Но где же преступление? О чем ты так развоевался? Я не понимаю. А коли с него не шкуру снимать, так мне и рук нечего марать. Всего глупее, что именно то, что нужно было, того и нет, т. е. его дела в Петербурге под арестом. Die Pointe ist verloren <суть потеряна>. Но что за шаг вперед, что и эта книга могла выйти в России? Все, что я могу сделать, это поговорить о Кельс<иеве> по поводу его книги. Впрочем, дочитаю до конца». 1 августа он пишет тому же адресату: «Кельсиева почти дочитал и все еще преступления не нашел. Ему надобно новую ссылку, тогда он отрезвеет». Еще через два дня: «Дочитал Кельсиева; я решительно отказываюсь писать, да и тебе не советую <...> Кельсиев сдался, как сумасшедший, но не изменил». Однако Герцен переменил свое намерение и написал комментируемую заметку о книге Кельсиева (см. письмо к Огареву от 4 августа 1868 г.). «Больше о воспоминаниях Кельсиева Герцен в печати не говорил, если не считать упоминания в статье «A nos ennemis» (стр. 406—407, 416—417 наст. тома).

Говоря в письме от 23 июля 1868 г. (см. стр. 798) о намерении вернуться к характеристике Кельсиева, Герцен, возможно, имел в виду публикацию посвященной ему главы из «Былого и дум». Вступительная часть ее (см. т. XI наст. изд., стр. 329—330) была, по-видимому, написана непосредственно вслед за настоящей заметкой, в связи с подготовкой к публикации всей главы. Но ни в «Колоколе», ни в «Полярной звезде» глава не появилась, а была впервые напечатана в «Сборнике посмертных статей Александра Ивановича Герцена», Женева, 1870.

Подробно о В. И. Кельсиеве и его отношениях с Герценом см. в статье «В. И. Кельсиев» и комментариях к ней в настоящем томе, а также в части VII «Былого и дум» (т. XI наст. изд., стр. 329—340), в ЛH, т. 41-42, стр. 253—470 и т. 62, стр. 159—258.

LE LITTERATEUR BOULANTZOFF

<ЛИТЕРАТОР. БУЛАНЦОВ>

Печатается по тексту Kl, № 11 от 15 августа 1868 г., стр. 166, где опубликовано впервые, в отделе «Faits divers» («Смесь»), без подписи. Автограф неизвестен.

Авторство Герцена определяется прямой связью с его статьей «La manie de délation», а также тем, что Де ла Год, Шеню и Шнепф неоднократно упоминались Герценом как типичные представители «образованных полицейских шпионов». В «Былом и думах» Герцен писал: «„Записки» Де ла Года, Шеню, Шнепфа — клад для изучения грязи, в которую цивилизация завела своих блудных детей. Де ла Год наивно печатает, что он, предавая отоих друзей, должен был с ними хитрить так, „как хитрит охотник с дичью». Де ла Год — это Алкивиад шпионства» (т. XI наст. изд., стр. 198). Ср. также характеристику мемуаров Де ла Года, Шеню, Шнепфа как

литературы «публичных мужчин», в неоконченной статье Герцена «Première lettre» («Письмо первое» — т. XII наст. изд., стр. 469 и 478).

Включено в издание М. К. Лемке (ЛХХ1, 68).

Стр. 366. …появляется in crudo книга, написанная нижним чином благородного происхождения, Буланцовым ™ 1868 г. — Автор книги «Записки лазутчика, во время усмирения мятежа в Польше, в 1863 году» унтер-офицер Буланцов, по происхождению дворянин, в верноподданническом духе откровенно описывает свои добровольные провокационно¬шпионские действия во время восстания, называя себя «шпегом», т. е. шпионом. «la crudo» — в сыром виде (лат.).

MAZZINI AUX POLONAIS

<МАЦЦИНИ — ПОЛЯКАМ>

Печатается по тексту Kl, № 12 от 15 сентября 1868 г., стр. 169 где опубликовано впервые, с подписью: I—r. Этой статьей открывается номер Kl.

Автограф нескольких последних строк статьи, от слов: «et que l’on est tout disposé», с подписью: I—r, хранится в ЦГАЛИ (ф. 2197, оп. 1, ед. хр. 18, л. 19), на одном листе с автографом заметки «Pissareff» (описание автографа см. в комментарии к этой заметке). В автографе правка неустановленного лица (возможно, корректора Давида) — стилистического и орфографического характера. В конце автографа помета Герцена «Texte» обозначающая место вставки опубликованного в Kl, вслед за статьей Герцена, письма Маццини из Лондона от 1 июля 1868 г.

Стр. 368. Перепечатывая письмо Маццини к полякам… — Письмо Маццини к полякам, датированное 1 июля 1868 г., было написано, как указывает сам автор, в связи «с кризисом, который подготавливается на Востоке». В нем Маццини предостерегал поляков, принадлежащих к славянской семье народов, от своекорыстного патриотизма и от гибельного союза с магометанской Турцией против России.

…на великую мысль о двух наследниках ~ свою долю исторической деятельности. — Герцен имеет в виду следующее место из письма Маццини: «В каждую новую эпоху история указывает нам и новый элемент, волнующийся в душе каждого народа, и новый элемент, пробуждающийся и укрепляющийся извне народов, уже активизировавшихся и осознавших себя, и приходящий сообщить свою жизнь их жизни. Эта двойная примета существует сегодня. Это, с одной стороны, народ, класс трудящихся, рабочие. Это, с другой стороны — семья славян, требующая права гражданства в европейской ассоциации» (перевод с французского; в Kl этот текст выделен курсивом).

Лет двадцать тому назад ~ наших равнин и лесов. — Герцен имеет в виду свою книгу «С того берега» (о «великом страдании Запада») и статьи 1849 г. «La Russie» и «Lettre d’un Russe à Mazzini» .(т. VI наст. изд.), в которых он впервые знакомил западноевропейского читателя с Россией. По мысли Герцена западноевропейский пролетариат несет миру ту же идею

социального обновления, что и русское крестьянство с его сельской общиной.

Стр. 369. …мы читаем лишь ~ язвительные фразы, направленные против славян… — Герцен имеет в виду сотрудников французских газет А. Мартена, Вильбора, Геру и др., выступавших с клеветническими в нападками на русский народ. См. также комментарий к статье «A nos lecteur (наст. том, стр. 796).

801

BONNE NOUVELLE!

<ДОБРАЯ ВЕСТЬ!>

Печатается по тексту Kl, № 12 от 15 сентября 1868 г., где опубликовано впервые, в отделе «Faits divers» («Смесь»), без подписи. Автограф неизвестен.

Включено в издание М. К. Лемке (ЛХХ1, 83—84) со следующей справкой: «Сверено с подлинником, хранящимся в архиве семьи Герцена» (ЛХХ1, 585). Никаких отличий между текстом, напечатанным в Kl, и текстом в издании М. К. Лемке нет.

Авторство Герцена подтверждается упоминанием книг «С того берега» «Письма из Франции и Италии», как принадлежащих тому же автору.

Герцен приветствует журнал «Народное дело» как орган русской социалистической мысли. Первый номер журнала, в подготовке которого решающая роль принадлежала Бакунину, вызвал принципиальные разногласия среди сотрудников. В результате Бакунин, а вслед за ним Н. И. Жуковский и М. К. Элпидин покинули журнал. Издание, возглавленное Н. И. Утиным, сыграло впоследствии большую роль в образовании Русской секции I Интернационала (подробно об этом см. в книге: Б. П. Козьмин. Русская секция Первого Интернационала, М., 1957). Приветствуя появление «Народного дела» и излагая основные положения «Нашей программы», помещенной в № 1 журнала, Герцен оставил в стороне анархистские акценты этой программы, так как считал ее скорее декларативной, чем практически выполнимой. Однако, когда анархистские положения программы «Народного дела» нашли практическое осуществление в агитационной кампании Бакунина и Нечаева в 1869 г., Герцен резко выступил против анархических установок Бакунина, о чем свидетельствуют письма «К старому товарищу» (см. наст. том). В приветствии Герцена новому журналу сказалась большая доля горечи, связанная с недооценкой «молодой эмиграцией» его роли в революционном движении (см. об этом в комментарии к статье «Еще раз Базаров», стр. 789—791 наст. тома). Поэтому Герцен с горькой иронией говорит о полном «незнакомстве» «молодых редакторов» с его трудами. Слова: «забрало опущено, редакция остается нам неизвестной» отражают не только тот факт, что имена редакторов журнала и авторов статей не были обозначены в издании, но и раздражение Герцена отношением к нему Утина и других эмигрантов. О том, что состав редакции «Народного дела» был известен Герцену, свидетельствует его письмо к Огареву от 3 октября 1868 г., в котором он писал: «Спросить об элпидиноложстве можно было и в первый раз у Бак<унина>, да и об Утине, — что он хотел от меня, да и обо всей интриге тайком составленной редакции… etc.»

В письме к Огареву от 20—21 февраля 1869 г., называя редакторов «Народного дела» «кантонистами революции, сделавшими себя генералами», Герцен признавался: «Я не верю ни в исправление Николадзе <...>, ни в дезинфектацию Серно-Соловьевича, ни в „исторический» слой Утина и его романа. В „Колоколе» я их и „Современность» приветствовал с иронией, рассчитывая на падение».

Однако личная неприязнь Герцена к женевской эмигрантской группе оставалась обычно за пределами его статей. В них же (см. также. «Un nouveau journal russe à Genève», «Еще раз Базаров» в наст. томе) он никогда не терял объективности, напутствуя сочувственно, хоть и с затаенной горечью, новых деятелей и лишь напоминая им о традициях русской революционной мысли и преемственности поколений борцов. Эту объективность учитывали деятели «молодой эмиграции». В письме к А. Д. Трусову, относящемуся ко второй половине мая — июню 1869 г. и рассчитанном на

802

ознакомление с ним Герцена, Утин писал: «Мы ценим его семнадцатилетний труд, мы ценим ту выдержку, которой хватило у него и которой не хватает у других; мы можем идти теперь более резким путем, он сам сознает это, и он чрезвычайно честно и искренно уступает нам ведение пропаганды и высказывает сочувствие нашему делу, — такое отношение немногие умели сохранить к делу, и обыкновенно