не стоит печатать, не печатайте…». 17 февраля он писал ему же: «Почтенный физиолог, посылаю тебе 10 стр<аниц> моего письма, вторую половину пришлю через три дня. Непременно дай почистить Домангию <Доманже>. Ответ пиши». 16 марта Герцен осведомлялся у М. Мейзенбуг: «Каково мнение Шиффа о моем письме о „свободе воли»?».

В январе-феврале 1867 г. у профессора флорентийского университета Морица Шиффа,

ассистентом которого в то время был А. А. Герцен, происходила дискуссия о свободе воли (в связи с работами М. Шиффа и А. А. Герцена по физиологии нервной системы). Спор шел между М. Шиффом, отрицавшим свободу воли, и Ж. Доманже, по-видимому, отстаивавшим противоположные позиции. Герцен, находившийся тогда во Флоренции, сообщил Огареву об этой дискуссии в письме от 25 января: «Вчера у Шиффа был rendez-vous для спора о libre arbitre с Доманже. Шифф был сплендиден; да, он — большой талант и большой логик. Разумеется, он Доманже победил, и тот (несмотря на французское многоязычие и свое умноязычие) сдался, что в спорах бывает редко. Итак, libre arbitre принесен на заклание». В письме к Огареву от 3 февраля Герцен выразил некоторую неудовлетворенность ходом дискуссии: «Второй коллоквиум Шиффа не был так удовлетворителен, как первый, и я начипаю думать, что спор опять-таки номинальный…». Здесь же Герцен высказал мысль, развитую впоследствии в комментируемой статье, — о невозможности решить вопрос о свободе воли, оставаясь лишь на почве физиологии, и предложил Огареву написать «тезисы другого тона с некоторым развитием», желая, очевидно, вывести спор из узко физиологических рамок. Предложение это чрезвычайно заинтересовало Огарева, ответившего Герцену 6 февраля: «…запрос о тезисах насчет libre arbitre меня взорвал, как электрическая искра, и я уже ничего не мог делать окромя» (ЛН, т. 39-40, стр. 429). В том же письме Огарев сообщал, что накануне он написал тезисы по-русски, а 6 февраля переработал по-французски и посылает их Герцену.

В «Тезисах» Огарев безоговорочно защищал с материалистических позиций положение о детерминированности человеческих поступков и убеждений, утверждая, что «кроме внешнего запроса и органического ответа, кроме впечатления и его результата, кроме толчка и движения, нет никаких явлений в организме», и что принцип «свободы воли» «вводил бы новый вид невещественной и независимой души, которой присутствие равно не нужно и не имеет места» (см. Н. П. Огарев. Избранные социально-политические и философские произведения, т. II, стр. 170. «Тезисы» Огарева опубликованы по материалам его записной книжки; окончательный французский текст, посланный Герцену, неизвестен).

Тезисы Огарева не вполне удовлетворили Герцена (см. письмо к Огареву от 13 февраля 1867 г.). Соглашаясь с отрицанием «абсолютной» свободы воли, т. е. идеалистического индетерминизма, Герцен находил, однако, что такое отрицание еще не разрешает вопроса о возможности выбора, несомненно присутствующей в человеческом поведении. Как видно, Герцена не удовлетворял односторонний, метафизический подход к вопросу, отразившийся в тезисах Огарева. Герцен стремился уловить и постичь диалектику свободы и необходимости (см. письмо от 3 февраля). Огарев же читал нужным совершенно устранить из решения вопроса возможность

820

различного (объективного и субъективного) понимания свободы воли и перехода антиномий (т. е. свободного выбора и детерминированности поступка) друг в друга (см. Н. П. Огарев, т. II, стр. 171). 22 февраля Герцен писал Огареву: «Ни ты, ни Шифф всей сложности задачи, особенно в ее историческом воплощении, не касались».

Можно предположить, что Герцену в какой-то мере удалось убедить своего друга в том, что вопрос о свободе воли не может быть разрешен на почве одной физиологии. Об этом говорят следующие строки из письма Герцена к Огареву от 3 марта 1867 г.: «Я очень рад, что все же ввел в твою медицинскую этику исторический элемент; физиология его не объяснит. Тут ряды иные и иные антецеденты, зависимые от общих физиологических причин, но выходящие из ее области в одну сторону, так, как астрономия выходит в другую». Придавая решению вопроса о свободе воли очень важное теоретическое и практическое значение, Герцен намеревался напечатать запись трех бесед Шиффа на эту тему (см. письмо к Огареву от 7—8 февраля 1867 г.).

Неудовлетворенность Герцена тем решением вопроса о свободе воли, которое давали М. Шифф и А. А. Герцен (прочитавший во Флоренции в 1867 г. ряд публичных лекций по физиологии нервной системы), отразилась и в остро сатирическом произведении «Aphorismata», написанном в феврале 1868 г. (см. комментарий к нему в наст. томе), и впоследствии в «Скуки ради» (стр. 460 наст. тома).

Интерес, проявленный Герценом к вопросу о свободе воли, не случаен. С проблемой свободы воли были органически связаны вопросы, занимавшие большое место в философии, социологии и этике Герцена, — об исторической закономерности и активной роли человека в истории, о возможности моральной оценки человеческих поступков, об ответственности человека за свои действия перед обществом, о вине и наказании и т. п.

Эти вопросы, как свидетельствуют письма Герцена той поры, были важны для него и в личном плане.

В письме к сыну «о свободе воли» Герцен вскрывает несостоятельность религиозно-идеалистического понимания свободы воли, основанного на вере в существование души, «независимой от материи и главенствующей над телом», и материалистически объясняет самый факт возникновения представлений об абсолютной свободе воли, видя в них результат одностороннего понимания человеческих действий, при котором упускается из виду тот факт, что сознательное действие детерминировано рядом обстоятельств.

Одновременно с этим Герцен выступает против точки зрения естественно-научного материализма, который видел в человеке лишь физиологический организм, подчиненный общим законам физического мира, и игнорировал специфический для человека факт сознания. Физиологический детерминизм, как неоднократно отмечал Герцен в письмах к сыну и как утверждает он в данном письме, может дать лишь доказательство несостоятельности религиозно-идеалистического взгляда на свободу воли, но не способен выработать положительное решение проблемы. Для положительного решения вопрос должен быть выведен за рамки физиологии — такова важнейшая мысль, упорно доказываемая и развиваемая Герценом.

Герцен высказывает чрезвычайно важные положения о соотношении физиологии и общественных наук. Он говорит, что «общественный человек ускользает от физиологии», что физиология, являясь естественно-научным фундаментом для понимания общественной жизни, не может дать исчерпывающего объяснения этой жизни.

Основу качественного своеобразия явлений социальной жизни, действий человека как «клетки общественной ткани» Герцен усматривает в факте сознания. А необходимой стороной, свойством сознания является составленная «из разума, страсти и воспоминания» способность взвешивать

821

возможности и определять выбор действия. Таким образом, Герцен считает, что, отрицая свободу воли в религиозно-идеалистическом ее истолковании, необходимо признать правомерность свободной воли как естественной, обусловленной фактом сознания основы целеустремленной деятельности человека.

Герцен настойчиво отграничивает такое понимание свободы воли от волюнтаризма. Он признает, что индивидуум с его действиями является «продуктом физиологической необходимости и необходимости исторической». Противопоставляя вместе с тем свою точку зрения фатализму, Герцен продолжает борьбу против фаталистического понимания истории, вновь утверждая активную роль человека в исторических событиях.

Письмо о свободе воли свидетельствует о глубокой диалектичности мысли Герцена, о том, что герцен, по словам В. И. Ленина, «вплотную подошел к диалектическому материализму». Вместе с тем, в письме сказалось и то обстоятельство, что Герцен «остановился перед историческим материализмом». Принимая факт сознания за исходный пункт при объяснении действий человека в обществе, Герцен не видит материальных исторических основ сознания, т. е. обусловленности возникновения и развития сознания трудовой производственной деятельностью человека. Отсюда — неверные формулы Герцена о «вере» человека в свою свободу, а равно и «вере» в существование внешнего мира. Отсюда же — тот факт, что, признавая специфические законы социальной жизни, не объясняемые физиологией, Герцен не связывает эти законы с развитием производственной деятельности, ограничиваясь ссылкой на «передающуюся от поколения к поколению память» и «традиционную цивилизацию».

«Письмо о свободе воли» представляет особый интерес для понимания эстетических взглядов Герцена.

По мысли Герцена, в эстетическом восприятии и в художественном творчестве действуют физические и физиологические закономерности; однако эстетическая деятельность (эстетическое восприятие и художественное творчество) не может быть объяснена только этими закономерностями. Качественная специфичность эстетического — результат особых, своеобразных связей, в которых выступают определенные физические и физиологические элементы. Так, звук, производимый колебаниями воздуха и рефлексами слуха, в связной музыкальной фразе получает новое, эстетическое значение и существование: он не принадлежит уже только миру реальности физической и реальности физиологической, а, являясь частью «мира гармонии», образует, как выражается Герцен, «эстетическую реальность».

Герцен, таким образом, утверждает объективную основу эстетического (в частности, прекрасного), усматривая ее в определенном характере связей и отношений между существующими в мире явлениями. Пытаясь определить сущность этих связей, Герцен говорит о гармоничности и соразмерности, как основе прекрасного. Та же мысль содержится в его письме к дочери Наталии от 20 апреля 1868 г.: «Все красивое и изящное только и состоит в соразмерности частей — в мере». Однако он учитывает и субъективную сторону дела — об этом свидетельствует его указание, что звук в связной музыкальной фразе получает «для нас» другое, т. е. эстетическое, значение.

Стр. 439. Один поэт сказал ^ предчувствуемой истины. — Герцен имеет в виду стихотворение Баратынского, начинающееся словами:

Предрассудок! Он обломок

Древней правды.

822

СКУКИ РАДИ

Печатается по тексту газеты «Неделя» от 1 декабря 1868 г. № 48, стр. 1694—1700 — гл. I—V; 1869, № 10 от 23 февраля, стр. 310—317 — гл. VI—VШ, и № 16 от 6 апреля, стр. 506—510 (гл. IX— XI), где опубликовано впервые, с подписью: И. Нионский, и по автографу ЛБ и ЦГАЛИ, подписанному И—р и впервые опубликованному в ЛХГ^ стр. 865—867, и ЛН, т. 61, стр. 140—145 (глава XII). Автограф глав 1-Х и большей части главы XI неизвестен.

В ЛБ (ф. 69, п. I, ед. хр. 17) хранится часть автографа (конец главы XI и глава XII): «Замкнутые в горной части ^ с этих пор, т. е. с начала шестидесятых годов…»; остальная часть (продолжение главы XII) — в ЦГАЛИ (ф. 2197, оп. 1, ед. хр. 20, лл. 77—83): «озлобление борющихся партий ^ с независимостью республиканской веси». Авторская пагинация: 19—28, 35—36 (всего 12 листов).

Серия очерков «Скуки ради», задуманная Герценом в сентябре 1868 г., предназначалась для легального петербургского издания «Неделя», сотрудничество в котором летом 1868 г. предложил Герцену А. П. Пятковский, от своего имени и от имени фактического редактора «Недели» — Н. С. Курочкина. «Дружески погостив в Нионе, — писал впоследствии в своих воспоминаниях Пятковский, — я уговорил Герцена возобновить свою связь с русской литературой — и он согласился принять участие в нашей „лаборатории»». Пятковский указывал также, что псевдоним И. Нионский был взят в память их встречи в Нионе («Две встречи с А. И. Герценом» — «Наблюдатель», 1900, № 2, стр. 306).

Несмотря на то, что в переписке Герцена упоминания о ходе работы над «Скуки ради» довольно многочисленны, они не