Марио; вот место егоcxxvi[126]. Сад огромный; цена 350 в год, т. е. 20 фунт. дороже.
Дошла ли до тебя речь Александра II к московскому дворянству? Он их оборвал отлично за то, что они не хотят освобождать, и речь велел напечатать. Если не читал (я думаю, «Nord» у вас есть), я посылаю сегодня; Огарева стих, пришлю потом.
Напиши подробности о Доманже.
215. М. К. РЕЙХЕЛЬ
11 октября (29 сентября) 1858 г. Путней.
Понедельник. 11 октября.
Я должен бы был благодарить вас, целовать руки за превосходный рассказ, который уж отдан в печать, — а вместо этого я же хочу браниться с вами. Я потерял или заложил куда-то ваше письмо с новым адресом, ну что же, трудно вам, милостивая государыня, было еще раз написать?
Так я и «Колокол» 25 лист послал на старую квартеру и теперь не знаю, как писать. Отвечайте ж.
216. А. А. ГЕРЦЕНУ
В твоем последнем письме меня удивил совет Кёлликера. Что за трусость такая? и как же можно жить в городе, где человек, ничего не сделавший, может бояться преследования? Это zu deutschcxxvii[127]. Скажи об этом Фогту. Я очень рад, что ты имел случай познакомиться с отцом Фогта; это замечательный
215
старик. Переводил ли ты Фогту что я писал об его семье в «Полярной звезде»? Последние страницы будут трудны.
Наконец, Ашерст был, и я его еще увижу сегодня у Саффи. Он тебя очень любит и рассказывал, как застал тебя Фаустом.
Насчет занятия, разумеется, надобно слушать Фогта, но о философии он говорит все же вздор. Если бы был самый плохой доцент, то все же он может дать тебе порядочные книги, а уж это твое дело — выработать научный Standpunktcxxviii[128], его не заменят ни обилие сведений, ни опыты.
Отчего ты не пишешь подробно, чем именно занимается Тесье? Ты ему от меня очень кланяйся. Читал ли он письмо к франкфуртскому сенату, а пуще всего брошюру «La France ou L’Angleterre?»? — Мне интересно знать, как ее там приняли.
A propos, можешь достать и прочесть историю французской революции Зибеля (Siebel), — вышел новый том.
О палке я, кажется, писал тебе. Во время войны под Балаклавой, офицер, защищаясь от англичанина и потеряв шпагу, срезал толстый сук виноградный и отбился им; этот сук, или трость, он с друзьями своими обделали ее с набалдашником из резного серебра и с бирюзой и небольшим топазом вверху и прислали мне в подарок, что, разумеется, меня очень обрадовало.
Нового прибавить нечего. Воскресения восстановились, и Иван Батистыч опять отличается, и у Мюллера столько же жажды, как было.
В ноябрьском «Колоколе» будет мое письмо к императрице, — как же тебе в Вюрцбург посылать? Пробу я сделаю… А письмо это произведет шум.
Засим прощай. Наташа прилагает длинную грамотку.
Скажи Фогту, что как выйдут записки Екатерины, так я ему и Тесье пришлю по экземпляру.
А знают ли у вас о слухе, будто бы Charles Edmond был с Наполеоном в Варшаве?
14 (2) октября 1858 г. Путней.
14 октября. Putney.
Еще раз пишу наудачу, не зная вашего нового адреса. Дело в том, что Чичерин просит прислать письмо к нему в Париж поскорее (неужели я к вам не писал об этом?). Он в Париже остается до 10 ноября; его адрес: Rue du Faubourg St. Honoré, № 38.
216
Пожалуйста, отправьте.
У нас все цветут… все кланяются. Ваша история уж напечатана. А что скажете на то, что Татьяну Петровну не пустили за границу? Закревский сообщил, что она родственница Яковлева, который отец Герцена. — Вот мерзость-то!
218. Н. И. ТУРГЕНЕВУ
16 (4) октября 1858 г. Путней.
16 октября 1858. Putney.
Laurel House.
Статья об «удельных имениях» назначалась нами в 5 книжку «Голосов из России» — половина ее (т. е. V книжки) напечатана, и к 1 ноября она выйдет. Если автор несмотря на то желает, чтоб мы передали статью Франку, мы ее немедленно пришлем.
Нам казалось, что ее лучше поместить в «Голоса» — но мы также готовы поместить в «Колокол» — не ближе 15 ноября.
Мы просим об ответе через Трюбнера.
Monsieur Franck est prié de remettre ce billet à l’auteur de l’article russecxxix[129] «Об удельных крестьянах».
219. A. A. КОРВИН-КОХАНОВСКОМУ
20 (8) октября 1858 г. Путней.
20 октября. Putney.
Я бываю дома по воскресеньям часа в три и по средам в то же время и всегда рад соотечественникам, симпатизирующим с нашею деятельностью. Ответ, который вам дали у Трюбнера, — сидельцы его выдумали сами. Я говорил Трюбнеру (который теперь болен), что кто желает сделать мне честь посещением, чтоб потрудился написать.
С искренним уважением. А. Герцен.
217
220. А. А. ГЕРЦЕНУ
21 (9) октября 1858 г. Путней.
21 октября. Putney.
Пишу тотчас ответ на твое письмо. Вопрос должен быть решен Карлом Фогтом; раз поручив ему это дело, мне кажется, было бы странно и неделикатно без него решать. Берн имеет ту выгоду, что ты будешь жить в почтенном доме, в свободном государстве и, наконец, в Швейцарии, где ты натурализован. Вюрцбург, может, больше Берна представил бы уединенную школу, но главное, мой друг, не в географическом положении университета, а во внутреннем расположении и в упорной работе. Учиться ты мог бы и здесь, особенно в Эдинбурге, но я сам считал, что постановление на собственные ноги, т. е. освобождение от родительского дома, должно сделать перемену и, наконец, дать тебе случай окончательно показать, работник ты или трутень. Поэтому я не имею ничего Против Берна, но и не решу ничего без Фогта женевского.
У Адольфа Фогта должны быть мои книги, картинки и собрание (теперь очень редкое) журналов 1848 года. Спроси у него, цело ли все это, и, если цело, напиши, что и что найдешь.
Там есть экземпляров 50 «Vom andern Ufer»; десяток можешь раздарить.
Если ты останешься в Берне, я могу тебе прислать целый ящик русских книг через Трюбнера.
Что касается до денег, я тут не должен сам писать. Ты получаешь в год 3000 фр., — разочти с Адольфом или один. На квартиру, стол, мытье белья ты можешь употребить до 1500 франк.; довольно ли это, много ли — это зависит от цен. Фогту я пишу с этой же почтой, кладу письмо в тот же пакет.
Ты отгадал. Туман так силен, что я едва могу писать без свечи в 11 часов.
Получил ли ты мои письма или нет? Прощай. Будь здоров.
221. А. А. ГЕРЦЕНУ
Трудно сказать тебе, какое общее впечатление осталось. У меня от глупого телеграмма твоего, от Фогтова письма и от твоего. На первый случай мне было так глубоко тяжело и печально, особенно оттого, что, посылая из-за вздора телеграфную депешу, — ты и не подумал, в каком мучительном сомнении
218
ты меня оставлял дни на три. Что это — дуэль, арест… хоть бы слово в объяснение, — я считаю, что легкомыслие, идущее до этой невнимательности, — дурной поступок. Далее письмо Фогта — я умею читать между строк и очень понял — была ли история мелкого волокитства или нет, что Фогт был рассержен несерьезностью твоих занятий (я постоянно был огорчен этим, ты очень хорошо знаешь). Смотри — если и этот последний опыт тебя поставить на дорогу науки не удастся — тогда ведь уж ничего не остается, кроме выжидания, что когда-нибудь, потеряв время, силы, молодость — ты сам примешься за дело. — Фогт, его мать, все говорят о тебе как о слабом, неустоявшемся мальчике, добродушном, но праздном … подумай, говорили ли это обо мне или об Огареве в 19 лет.
Ты натягивал до неделикатности отъезд — я думал, что последние разговоры и самое посещение Ниццы — сделают в тебе перелом. Я думал, что при гробе матери, вспоминая ее, наши несчастия и серьезный бой моей жизни, — ты пойдешь новым шагом. — Я его не вижу даже из тону письма. — Какой же я могу сделать выбор между Берном и Вюрцбургом? Учиться серьезному человеку — можно везде, где есть университет. Ты видел в Лондоне людей, учившихся в Казани, в Харькове. Напутствовать тебя, кроме советов, — я не могу, а советы по тебе скользят.
Ты пишешь о твоих занятиях — напиши, что же ты сделал и чем именно занимался — кроме перевода «Горе от ума», дела полезного для языка — но совершенно бесполезного в сущности. У тебя нет плана, нет настоящей программы — потому ты и готов слушаться любого. Встретили Тесье— давай химию, встретится физик — давай изучать электричество. Из этого науки не составишь. Я буду шаг за шагом следить за твоими занятиями — но, пожалуйста, с ранних дел отвыкни от мысли, что ты можешь прожить без науки и специальности, en rentier, ты страшно ошибешься. Я не так понимаю состояние, — предотвратить тебя от крайности, дать полнее средств для образования — мой долг. На остальное — на праздное богатство — никак не надейся.
Надеюсь, что ты послал мое письмо к Фогту — что же он, наконец, отвечал?
С девкой, о которой идет речь, всякое знакомство следует прекратить.
Остаюсь в надежде, что следующие письма принесут мне меньше огорчения.
Дети здоровы.
Кланяйся от меня всему семейству Фогта.
222. А. А. ГЕРЦЕНУ
5 ноября (24 октября) 1858 г. Путней.
5 ноября. Putney. Laurel House.
Любезный Саша,
на первый случай — оставим это дело, ты знаешь, что я сужу всего больше по практическим результатам. Что ты не показывал особенного усердия к науке — это ты теперь сам видишь по сравнению с тружениками и истинно занимающимися людьми.
В твоих письмах видна большая поспешность, на несколько раз сделанные вопросы — нет ответов, и потом какие-то à peu prèscxxx[130]. — «Книги… книги» — какие книги? О русских спрашиваешь ты или о твоих учебных? Для отсылки надобно даже порядком знать адрес.
Каким образом случилось, что ты был без книг? — Ты взял с собой несколько, неужели всё перечитал… и зачем так мало взял в таком случае?
Та же рассеянность видна в том, что ты не напишешь ничего особо, кроме поклона, Огареву или Natalie. Торопясь, писем вообще — кроме пустых — писать я не советую. Писать ко мне должно быть для тебя действием почти религиозным — тут исповедь твоего поведения, тут продолжение единственной связи — которая, независимо от всего, ведет тебя и, следственно, которая должна держать контроль. Вообще я требую в жизни больше recuiellementcxxxi[131].
Новостей никаких нет — кроме того, что молодой Раевский умер в Брюсселе, собираясь в Париж. С новым домом у нас возня — условия написал хозяин преглупые и уж теперь об этом хлопочет Ashurst.
Скажи от меня Фогту-отцу и Mme Vogt, что я собирался писать к ним и благодарить за их добрый и хороший прием тебя
