согласны с Чичериным.
299. II. П. ОГАРЕВУ
17 (5) августа 1859 г. Вентнор.
17 августа. Esplanade Hotel. Ventnor.
Вчера мы приехали в девятом часу, потому что в Портсмуте) опоздали на пароход, а из Рейда ждали карету до 6. Там обедали и видали Константина) Николаевича) в спину.
Здесь на первый случай все тихо и дурного ничего не было, но многого я сказать еще не могу.
Если на столе найдешь записку от Miss Fomm, пришли ее, да еще есть в столе письмо к Мейзенбуг — и тетрадьclxxxv[185]. Письмо пришли.
287
Утром явился Василий Петрович. Ни квартиры, ничего дамы не приготовили. Мы за ночь с Сашей платили 9 шилл.
Сегодня все обедают у меня.
Прощай.
Два часа.
300. Н. П. ОГАРЕВУ
Четверг, 18 августа. Swiss Cottage.
Приписку твою я получил — да что же ты это думаешь: так вот взял да Мильнер-Гибсону и написал о справке?.. И почем ты знаешь, что он захочет? Разве через Бенни узнать. Ну что скажешь об амнистии Людовика Наполеона? А у Василия Петровича чирей. Мы переезжаем сюда в Swiss Cottage, т. е. я и Саша. А дети — в новый дом Membourne House и Natalie с ними, а Мейзенбуг остается в Pelhous’e. Все это довольно глупо, но поумнее, чем прежде.
Лиза в первую минуту меня дичилась, а Сашу боялась, но через полчаса со мной пошла такая дружба, что просто не отходит и плачет, если я за дверь. Она совершенно здорова и поджарилась на солнце.
Разговоров у нас было не много, — есть тень раскаяния или неудовольствия собой, есть, пожалуй, и надежды; вообще все шло кротко и тепло; но одно останется неизменно: ни Natalie, ни Мейзенбуг не могут, никогда не научатся воспитывать детей. Все делают они, чтоб их портить. — Это истинное несчастие, и не придумаю, что делать. Мейзенбуг видит сама, что cela clocheclxxxvi[186] — она хочет прожить одна для купанья две недели. О последних письмах не было помину — письмо твое получено, стало, не его я послал Мельгунову.
Я думаю, что мир и гармония между нами водворятся, да, почти уверен в этом, — но на детском вопросе может все срезаться. Полагай всю веру на меня, на мое искренное желание излечить Natalie… Как теперь идет дело — может много хорошего выйти.
Лиза любит Боткина. Птица моя произвела фурор, она тряслась над ней и в ту же минуту изодрала. Негр — понравился, она не тряслась над ним — но казнь была сделана в сутки.
Прощай. Дети умоляют остаться подольше. Может, я съезжу один в Лондон.
Получено ли первое письмо, я забыл написать «London».
288
301. И. П. ОГАРЕВУ
19 (7) августа 1859 г. Вентнор,
19 августа. Пятница. Swiss Cottage. Ventnor.
Беды в том нет, что ты написал Марку Вовчке так, как написал, — но лучше было бы вдвое, если б ты ей сказал (благо она спрашивает), что ты мне напишешь, — тогда я мог бы окончательно приехать с Natalie и детьми дни два после. В воскресенье не найдешь trainclxxxvii[187]. В понедельник я выеду с первой каретой и, вероятно, стало, к 7 вечера буду дома. Ты ее задержи. — Она могла бы остановиться у нас в доме; а всего-то легче было бы ей приехать в Вентнор прямо из Остенде. Если можно воскресенье вечером ехать — поеду.
Ты все ждешь подробного письма. Неужели в два дня можно окончательно что-нибудь сказать? Natalie тебе не писала на этот раз единственно от тормошенья, перемены квартиры — и пр. Потом она действительно Лизой себя парализовала. Нельзя найти ни время для разговора, ни для прогулки (на гулянье дети). Но вот что я тебе скажу наверное: она меня приняла кротко, и все разговоры были мягки; таким языком я могу говорить и могу слушать все. Думаю я, что ей очень хотелось бы поправить отношение к детям…. но (как я писал вчера) тут я сомневаюсь и в способности и в силе обуздания — демоническое начало не умерло, а спит. Тут снова весь вопрос — и вопрос для меня мучительный. Саша предлагает Тату отправить с ним… но видишь ли, в чем беда. Саша очень хорошо и благородно себя ведет, я вообще им доволен, — но он заметно перестает быть русским, и если б не самолюбие, что он — мой сын, он отвернулся бы от всего русского. Живая традиция бледнеет. То же будет с Татой… Но как же принять, чтобы мои дети были швейцарскими немцами? Это уж значит мою натурализацию принять au serieuxclxxxviii[188].
А потому — ты в письмах и разговорах гораздо больше обрати внимания на это отношение, нежели на наши размолвки, их будет меньше, и я истинно в глубине сердца чувствую столько сожаления и желания отереть каждую слезу и буравящую мысль, что все пойдет дружно и симпатично. Но полного покоя и света не будет без решения того вопроса, оттого я не так весел, как Natalie желала бы. — К тому же тут есть и угрызение совести — если бы все силы мой не были употреблены на наше дело, я сам мог бы взять в руки побольше воспитание.
289
Скажу тебе еще одну странную аномалию: то чувство ревности, о котором ты часто говорил, обращено преимущественно на тебя — но только в очень благородной форме.
Вот, друг воробьевских и вентнорских гор, все. Сегодня я встал спокойнее, море ясно. Ольга дает обед в Бок Чёрч.
Я расположил, чтоб каждый день кто-нибудь давал обед, — мой был первый в Эспланаде удачен. Вчера Мейзенбуг в Pelham House отличилась. Завтра Саша — в Crab и Lobster (Natalie рассказывала о «норове», вследствие которого ты не пошел в это удивительное рыбное заведение).
Полагаю, что в Swiss Cottage не следует больше писать, а адресовать в Melbourne House — на имя Natalie или Саши.
Пульский нашел средство проехать так скоро, что в 3 часа будет в Лондоне. Сумлеваюсь.
Погода удивительная.
Прощай.
Лиза так и просится на руки ко мнеclxxxix[189] и Саше. Боткин в синих очках.
Если ты найдешь Марко Вовчук, т.е. книгу, — она в шкапу у Mme Tassinari в числе книг, оставленных Мейзенбуг, — тогда пришли сюда sous bandecxc[190] — это стоит 4 пенса.
На обороте: N. Ogareff Esq.
Park House Fulham, London.
302. M. А. МАРКОВИЧ
24 (12) августа 1859 е. Фулем.
24 августа 1859. Park House. Fulham.
Огарев сообщил мне в Вентнор, что вы будете в понедельник, и прислал мне доброе, милое письмо ваше. —Я тотчас отправился в Лондон — и жду вас второй день. Где же вы? Здоровы вы? — Когда будете, напишите строчки две. Да получили ли вы письмо Огарева?
Искренно, глубоко сочувствующий вам и уважающий вас
Алекс. Герцен.
290
303. M. К. РЕЙХЕЛЬ
29 (17) августа 1859 г. Фулем.
29 августа. Park House. Fulham.
Посылаю вам письмо к Константину Дмитриевичу. Если он уехал, то вы перешлите его — но только по верной оказии или в Берлин. А не то оставьте до случая у себя.
С тех пор как я не писал к вам — мы пожили снова в Вентноре, и Сашу я туда возил, и Марко Вовчок была у нас в Лондоне, я ею очень доволен, она займет славное место в нашей литературе — ей надобно расширить рамки и захватить побольше элементов. Это и сделано в «Игрушечке» — но характер барышни не жив, сжат, и видно, что сделан на заданную тему.
Мы у них обобрсха[191]али ваши портреты — Рейхель несказанно похож, вы очень дурно сидите — ginde, Саша и дикий казак тоже недурны.
Рукой А. А. Герцена:
Обнимаю вас, любезные друзья, — меня очень обрадовало, что у нас наконец есть ваши портреты, и очень похожие. — Я очень благополучно приехал, и вы, верно, от Станкевичевых знаете, как я провел 24 часа в Остенде.
Будьте все здоровы, кланяйтесь жителям Данциха.
Саша.
В Рейде я видел Константина Николаевича в спину. А завтра Огарева требуют опять в консульство — чего же еще они хотят?
Рукой Н. П. Огарева:
Марья Каспаровна, сообщите сейчас куда следует (т. е. всюду, да в особенности Константину Дмитриевичу), что сегодня (29 августа) я был по вызову у консула, где узнал, что князь Долгорукий по высочайшему повелению требует, чтоб я категорически отвечал, хочу я возвратиться или нет. Я отвечал, что к моему письму к государю ничего прибавить не могу. — Вот как-с! — Я был рад вашему портрету и Рейхеля. Скажите ему, что я его очень люблю и он жив у меня в памяти, точно я его вчера видел. Напишите Сатину, чтоб деньги мне он высылал к вам, а то, пожалуй, конфискуют. Я сам теперь не имею оказии и боюсь.
304. М. А. МАРКОВИЧ
7 сентября (26 августа) 1859 г. Лондон.
7 сент(ября) 1859.
Park House. Fulham.
Благодарю вас за ваши строки, — благодарю за посещение и даже за намерение. Хотелось бы мне вам прислать английских
291
книг, если вы не приедете. Если вы знакомы с книгопродавцем Классеном — я могу прислать через него. Для этого надобно знать, когда вы едете.
Вчера я для пробы послал «Колокол» — прямо на ваше имя.
Читали ли в «Атенее» отрывки из записок И. И. Пущина? Что за гиганты были эти люди
14 декабря и что за талантливые натуры.
Можно думать, что это писал юноша, а он вспоминает в 1858 — о том, что было между 1812—24.
Какой клад еще хранится под ключом, спрятанный от полиции.
Я говорил с Девилем после вашего отъезда, он говорит, что вся ваша болезнь — чисто
нервная и потому больше беспокойная, чем опасная.
Очень будем мы рады — если вы еще приедете, и это искренно и дружески. Татьяне Петровне Пассек передайте поклон, но писать мне ей нечего. Вы, может, читали в «Былом и думы» — о корчевской кузине, это она и есть.
Наталья Алексеевна благодарит за предложение, она, кажется, на днях имела случай писать.
Кланяйтесь вашему супругу и юному казачку. — Дети также просят написать поклон.
Будьте здоровы.
А. Герцен.
Огарев жмет руку.
305. НЕУСТАНОВЛЕННОМУ ЛИЦУ
8 сентября (27 августа) 1859 г. Фулем.
8 сентября. Park Hou
Fulham.
Все посланное вами, почтеннейший соотечественник, я получил очень исправно. В «Колоколе», я думаю, нельзя будет «воспевать Николая Павлова сына» — вы видите, какой положительно современный и резко определенный характер он принимает. Это необходимо для его действительного влияния — а оно очень сильно.
Если вам что нужно из книг, портретов — пишите ко мне,
пришлю с удовольствием.
Будьте здоровы.
А. Герцен.
292
306. Н. П. ОГАРЕВУ
30 (18) сентября 1859 г. Остенде.
30 сентября. Остенде.
Hôtel de l’Agneau.
Пять часов, — all rightcxcii[192]. — Саша спал всю дорогу. Сначала качало — я, разумеется, был здоров, как рыба — спал отчасти и ложусь теперь, съевши 2 котлеты на таможне.
В первый раз не тошнило на переезде. —
