Первое письмо так наивно свежо, естественно, хорошо, что я никак не ожидал остального. Происшествие кажется придуманным с каким-то усилием для того, чтобы высказать неясные мнения о таинственном мире, в который вы сами не верите; точно автор вопреки себе хочет показать реальность чего-то, чего он сам не понимает. Наивности сказки тут, конечно, нет; также нет пьяно-лихорадочного бреда «Phantasienstücke in Callot’s Maniei»; даже нет увлечения страстью, ее психического развития, которое поглощает внимание читателя в «Пиковой даме». Да полно, не сделалось ли для нас настроение к таинственному, выходящему из пределов des natürlichen Schauensxiv[14]— невозможным? К чему же натягивать свое воображение и запутывать воображение читателя? — Может быть, завязка вашего «Фауста» и анекдот; но мало ли анекдотов неестественных и избитых, которым никто не верит и в которых никто не принимает участия, кроме каких-нибудь застарелых hofmanisierenden Fräulein?xv[15]
«Пиковая дама» вся вертится на фантастической задаче; без нее не было бы и повести. А в вашем «Фаусте» фантастическая сторона прилеплена; повесть может обойтись и без нее. Между тем психологическая
сторона развития любви вследствие поэтического настроения при чтении «Фауста» не развита. Любовь является фразисто. Это не юное увлечение при чтении, как у Francesca da Rimini, а что- то натянутое. Перечтите сами хладнокровно и, может быть, согласитесь со мной.
Это давно написано; хотел было что-то много насказать, но почечуй отбил у меня свежесть мысли и способность долго сидеть на заднице. Это невыносимо скучно! — А потому прощайте! Мою неразвитую критику примите без сердца, потому что она писана простодушно и искренно. Хотел было послать вам маленькую пьесу, но отложил до другого раза.
Ваш Огарев.
Каллиграфическое заглавие к «Фаусту» потерял Герцен по свойственной ему привычке суетиться.
26 сентября. At M-r Tinkler’s. Putney.
Благодарю и за письмо и за похвалы. У меня есть еще целый том записок — гораздо интимнейший нежели все, что напечатано. Я многими местами доволен, ты понимаешь, доволен потому, что помню, как больно многое было отдирать от сердца. Эта готовая часть (1837—1842) — кажется мне — должна еще лет десять пролежать ненапечатанной. Там слишком внутренности наружи — а ведь не все охотники до анатомии. Сверх того, я боюсь лая кутейников и подлецов — они не камнями сражаются, а навозом, их натуре жука навоз— Ess. bouquet. Говорю это потому, что прочитал в «Русских беседах» их семинарские намеки.
А Головин здесь на днях в статье обругал меня и Огарева — даже помянул его первую жену. Что за нужное место без ватерклозета!
Сазонов тебя ищет 11 Rue d’Enfer.
Прочти безгневно замечания Огарева — он их написал резко, потому что очень болен и хандрит; но я должен тебе признаться, что я во многом делю его мнение. После первого письма — chef d’œuvre слога во всех отношениях — я не того ждал. Куда нам заходить в романтическое Замоскворечье — мы люди земляные, жиляные да костяные.
Прощай — писать готов и много и часто, а ты сообщай мне новости. Погодин в Париже (сюда воняет через канал), Плетнев, Мельгунов тебя ищет тоже. 58 Rue Caumartin.
Что твоя дочь? Познакомь ее со мной.
Адрес наверху, прибавь только Лондон.
Дашкову подрумянил и посыпал рисовой пудрой — бредет.
22. М. МЕЙЗЕНБУГ
29 (17) сентября 1856 г. Путней.
29 septembre. At M-r Tinkler’s.
Putney.
Chère Malvida. — Je commence par une «Capital News». Ivan Golovine à la suite de son humble requête vient d’être amnistié par Alexandre — à condition de prendre le service impérial! Qu’en dites-vous? Et figurez-vous qu’il a inséré des articles contre Alexandre — après lui avoir envoyé sa requête, qu’il a cachée de tout le monde. — Maintenant les aveugles mêmes jugeront l’individu.
Après le soleil — la lune.
Savitch se prépare d’aller à Pétersbourg.
J’ai lu la lettre de Campe — il faut prendre chez Volkhaus l’article italien et où sont les exemplaires des mémoires.
Sagen Sie dem Campe, daß Sie die Novellen übersetzen wollen, welche in den Unterbrochenen Erzählungen — im 1854 gedruckt waren. Was haben Sie dort übersetzt, ich zweifle sehr an die Leichtigkeit der nationalen Nuancen — übrigens ich werde korrigieren.
Trübner fait le difficile.
Den 1. Teil von Daschkofj werde ich Ihnen schicken.
Domengé hat gekauft eine kleine Bude für die Frau.
Da es doch zu weit war, um zu Kinkels zu gehen, wollen wir probieren die Sing und Pianostunden mit M-selle Anne Hermann. — Heute ist die erste Lektion.
Vogt gibt den Rat — meinen Paß durch die Intervention des Comeil Fédéral zu visieren.
Die Wasserkur hat Gutes gemacht — dennoch habe ich 2 Tage heftige Kopfschmerzen (vom 4. August zum ersten Mal). Deville hat sie befohlen.
Die Kinder sind alle gesund und grüßen Sie viel. Adieu.
Alexander wird bei dem berühmten Grant— die vergleichende Anatomie hören, die Anatomie des Menschen — bei Deville, die mikroscopische Anatomie und Physik.
Mit den Lektionen von Worcell und Althaus — geht es an.
Wir lesen jetzt die Panslavischen Journale — das sind wilde Bestien, griechische Jesuiten, schlechter als Alexander und seine Minister.
29 сентября. At M-r Tinkler’s.
Путней.
Дорогая Мальвида. — Я начинаю «капитальной новостью». Иван Головин, вследствие его смиренного ходатайства, только
34
что получил амнистию от Александра — при условии поступления на императорскую службу! Что вы об этом скажете? И вообразите, что он помещал статьи против Александра и после отсылки своего ходатайства; которое он скрыл от всех. — Теперь даже слепые увидят, что это за человек.
После солнца — луна.
Савич собирается ехать в Петербург.
Я прочитал письмо Кампе — надо взять у Фолькгауза итальянскую статью, а где находятся экземпляры воспоминаний?
Скажите Кампе, что вы хотите перевести те повести, которые в 1854 году были напечатаны в «Прерванных рассказах». В том, что вы перевели, я сильно сомневаюсь в доступности народных выражений переводу — впрочем, я буду исправлять.
Трюбнер ломается. Первую часть «Дашковой» я вам пришлю.
Доманже купил для жены маленькую лавку.
Так как слишком далеко было ходить к Кинкелям, то мы попробуем брать уроки пения и музыки у мадемуазель Анны Герман. Сегодня первый урок.
Фогт советует завизировать мой паспорт, обратившись за содействием в Conseil Fédéralxvi[16].
Водолечение принесло пользу — однако вот уже два дня у меня сильная головная боль (с 4 августа в первый раз). Девиль прописал мне его.
Дети все здоровы и усердно кланяются. Прощайте.
Александр будет слушать у знаменитого Гранта сравнительную анатомию, у Девиля — анатомию человека, микроскопическую анатомию и физику.
Уроки Ворцеля и Альтгауза идут неплохо.
Мы читаем теперь славянофильские журналы, это — дикие звери, иезуиты православной веры, хуже, чем Александр и его министры.
23. А. САФФИ
3 октября (21 сентября) 1856 г. Путней.
3 octobre 1856. At M-r Tinkler’s.
Putney.
Cher ami,
J’ai longtemps pensé à votre lettre. Votre sincère amitié et votre confiance illimitée me mettent une grave responsabilité, et je l’accepte, car je l’ai mérité, comme réponse à mon attache-
35
ment pour vous. Jamais de ma vie je n’ai pas pris à la légère les questions d’une gravité telle, lorsqu’il s’agissait d’un ami. Et voilà la cause pour laquelle il m’est encore impossible de répondre. Nous avons vu Giorgina pour quelques instants, elle a vu notre accueil tout plein de cordialité, d’amitié anticipée, elle a produit l’effet le plus sympathique possible non seulement sur Natalie, mais sur Ogareff — laissez au temps de nous rapprocher. Dès qu’elle sera chez la dame hongroise nous irons la voir et nous serons enchantés si elle vient passer une soirée chez nous. Si Natalie ne va pas à la maison chez elle — c’est qu’elle ne va nulle part, une fois si elle paraissait chez les Crauford, les autres connaissances auraient le droit d’exiger autant.
Mais il me semble, cher Saffi, qu’il y a une autre question, c’est que la fluctuation est en vous et non en elle. Alors arrêtez-vous et sondez, sondez profondément votre cœur. Car si vous avez du scepticisme maintenant — vous devez craindre l’avenir et mieux reculer qu’avancer.
Pensez pourtant que votre fluctuation n’a pas le droit d’apporter des amertumes dans le cœur d’une femme aimante — elle vous croit, vous l’aimez — mais vous êtes rongé, comme moi, par le démon de ce siècle terrible, par l’élément — Hamlet, par le point de vue «de la négation», comme Mazzini l’aurait dit. Savez-vous aussi que par cela vous pouvez perdre les meilleures fleurs de la vie. Notre position n’est pas la même. — Moi je n’ai rien dans l’avenir que le travail fiévreux, auquel je m’adonne, et les enfants. Vous avez encore une existence individuelle lyrique à faire.
Pesez donc bien dans votre solitude tout cela et regardez si l’affection ou le doute prend le dessus.
Ecrivez-moi, discutons ensemble. Vous voyez, je suis franc jusqu’ à l’imprudence.
Les Ogareff vous saluent avec beaucoup d’amitié.
Envoyez-moi l’adresse de la dame hongroise — je l’ai égarée. Sijm pouvait le faire, j’aurais invité un de ces jours Giorgina — mais je n’ose pas avant la visite de m-me Ogareff— qu’en dites- vous?
Adieu, cher Saffi, la grande nouvelle de Londres est que Golovine sur son humble prière a été amnistié par Alexandre II — à condition de prendre immédiatement service. Ah, citoyen de la République universelle.
Je continue de recevoir de la Russie des marques de la plus grande sympathie pour les choses que j’imprime ici.
Soyez bien portant.
36
3 октября 1856. At M-r Tinkler’s.
Путней.
Дорогой друг, я долго раздумывал над вашим письмом. Ваша искренняя дружба и безграничное доверие налагают на меня серьезную ответственность, и я принимаю ее, ибо заслужил это своей привязанностью к вам. Никогда не относился я легкомысленно к таким важным вопросам, если дело касалось друга. Вот по какой причине я пока еще не могу дать вам ответа. Мы видели Джорджину всего несколько минут; она не могла не заметить, с какой сердечностью, с каким дружеским расположением, мы ее встретили; она произвела самое лучшее впечатление не только на Натали, но и на Огарева, а теперь дайте нам время сблизиться. Как только она переедет к венгерской даме, мы ее навестим и будем очень рады, если она проведет у нас вечер. Натали только потому не бывает у нее дома, что вообще нигде не бывает; появись она хоть раз у Кроуфордов, другие знакомые имели бы право требовать того же.
Но мне кажется, дорогой Саффи, что вопрос здесь в другом: колеблетесь вы, а не она. Если так, остановитесь и
