когда, что и куда — да что же подвинуло вопрос? Теперь-то он и решается — но уж наверное не ближе 1 мая. Пора тебе и всем вам приучиться к той неволе, которую на нас наложило политическое положение наше. Но ты тут заметь еще, что и решать-то тут нечего. Я писал и Тате и Мейзенбуг, чтоб, как срок квартиры подойдет, так чтоб они и ехали во Флоренцию, а ты им сыщи пансион или квартеру на месяц да и будем потом писать да придумывать. Я считаю, что после всего Тате самой хочется прожить хоть один год с нами. Разумеется, не в Teddington’е и не в ТшккепЬаш’е, а долею у моря и долею — где сыщем возможным. О чем же хлопотать?
456
О покупке дома ты тоже пишешь неосновательно. Продать Капп может и дороже, чем au pair58[58] в Америке — но ведь цену-то эту ему заплатят гринбеками, а промен их на золото стоит процентов 50 — стало, в сущности, я заплачу за дом не 100, а 200 000.
Помнишь ли ты, что у меня была небольшая бородавка в носу — она стала увеличиваться, Фогт сказал, что это полип и надобно его вырвать. Хочу за сим обратиться к Fergusson’y (я его видел у Гарибальди). Не привезть ли его Шиффу — пусть он меня примет за собаку и вырвет его с человеколюбием.
Маленький здоров. Чего же ты больше хочешь? Мать и Чернецкий ходят за ним очень хорошо. По-английски дают, вероятно с абузом, рициновое масло. Ага нашел для нее небольшой перамбулатор.
Затем прощай. При свидании — любезности Шиффу, Бакунину, Мечникову.
457. Н. А., О. А. ГЕРЦЕН и М. МЕЙЗЕНБУГ 15 (3) апреля 1864 г. Теддингтон.
№ 23
15 апреля 1864.
Elmfield House. Teddington.
Милая Тата,
что было в Лондоне и что есть, я не могу описать, разумеется, после Веллингтона и Нельсона здесь никого так не принимал народ. Удивительная страна — глупая и великая, пошлая и эксцентрическая, бык с львиными замашками. Постарайтесь подробности прочесть. Может, я и напишу еще писемцо через Платенауэра. Я был у него здесь и виделся у Осипа Ивановича. Завтра иду с Огаревым. Может, он сам заедет к нам.
Мое мнение на ваш счет таково: отправляйтесь в день срока вашей квартиры в Флоренцию. Там подождите моего решения. Мне сдается, что ехать будет не так легко. Но подождем решать дело вперед. Я писал Саше, чтоб он вам сыскал квартеру на месяц, не возьмете ли пансион у англичанки, которую я видел с Мейзенбуг?
Я еще раз видел старые места на Isle of Wight, и еще раз должен сказать — это прелесть, а Борнмаус наш (теперь железная дорога идет в самый Борнмаус) — может, хорошо было бы на лето и здесь остаться. Мне хочется, и очень, пожить хоть год с вами — долгие разлуки все же отдаляют, и притом
457
старость не имеет слишком материала на разлуку. Мне внутреннее чувство говорит, что ты хочешь — после долгого скитания — пожить в нашей среде, со мной, теперь тебе все интересы мои доступнее, и ты уже не маленькой девочкой, а товарищем входишь в дом. Напрасно я вас передвигать не стану — если можно, сам приеду… но haben Sie warten gelernt59[59].
У меня сделалась глупая болезнь — и притом такая, которая неопасна, а требует операции. Помнишь ли ты бородавку у меня в носу — это оказалось полипом, и его следует вырезать. Я обязан этому открытию Фогту. Вероятно, я адресуюсь к Фергюссону (недели через две, три). Я же его видел у Гарибальди. Для меня так странно иметь болезнь — zu stupendisch60[60].
Ты, несмотря на мои вопросы, ничего не пишешь об Ольге и о ее русских занятиях.
Да и сама ты, Ольга, могла бы писать больше, не так же ты занята, чтоб не могла приписать несколько строк, и притом пиши ко мне всегда по-русски. Лиза видела Гарибальди сперва у ворот Осипа Ивановича, а потом у него в комнате. Он ее потрепал и поцеловал. Целую тебя.
Natalie и Ага целуют вас и милуют.
…Mais — carissima Malvida, vous êtes difficile à être contentée. Je vous écris une dissertation avec le calme d’un philosophe, l’humilité d’un chrétien, la docilité d’une femme battue par son mari… je vous démontre le sens de notre parole, — et vous dites: Soyez muet comme un turbot, faites le mort… Oui, mais seulement comme le Maure de Venise — non — c’est trop noir — Karl Мог — non, cela me rappelle Karl Blind — and more German! Je ne suis pas un fanatique à la Brompton, ni un immense élément, qui sans le savoir porte une cataracte dans son sein comme son ami — et c’est pour cela que j’use toute l’intelligence que j’ai pour décider selon la raison, selon la Vernunft — ce qu’il y a à faire.
Il y a des changements nécessaires qui entrent dans notre parole, mais le temps de ce taire pour un temps n’est pas venu. Pour cela il faut premièrement 2 choses. 1° Une solution de la question polonaise. 2° La proclamation de la liberté de la presse en Russie. Enfin pour cela il faut savoir — war or not war — that is the question. Avant cela — nous pouvons faire une périodicité plus espacée, et rien de plus. Croyez-moi — je ne suis pas un homme d’entraînement.
Je vous conseille fortement d’aller avec le terme de la maison à Florence, c’est là que je vous écrirai le décret définitif.
Art. 1°..
Art. 2°…
458
Avez-vous vu l’abnégation, l’amitié — et toutes les autres bonnes choses qu’il faut avoir — pour passer en cas de besoin, — l’hiver à Londres. Répondez-moi avec la plus sainte franchise. (Ne pensez pas que je vous tente comme feu satan — et que la chose soit décidée — jar nick.)
Votre vieux Teddingtonian61[61].
61 [61] …Ho — carissima дорогая Мальвида, на вас не угодишь. Я пишу вам диссерта: со спокойствием философа, смиренностью христианина, покорностью женщ] побитой своим мужем… я разъясняю вам смысл нашего слова, — а вы говорите: «Бу немы, как рыба, притворитесь мертвым…» Да, но только как Венецианский Мавр — это слишком черно, — Карл Моор — нет, это напоминает мне Карла Блинда — and г German в большей степени немца! Я не фанатик вроде Бромптона и не н безбрежная стихия, во глубине которой без ее ведома дружественно сокрыты хляби потому я пользуюсь всем отпущенным мне рассудком, дабы решить в согласи разумом, в согласии с Vernunft чистым разумом, что надо делать. Наше с претерпевает необходимые изменения, но время замолчать еще не пришло. Для э необходимы прежде всего, две вещи. 1е — решение польского вопроса, 2 провозглашение свободы печати в России. Наконец, для этого надо знать war or war — that is the question война или не война — вот в чем вопрос. До этого — мы мо. растянуть срок выхода, и только. Поверьте — я не увлекающийся человек.
Настоятельно советую, как кончится срок найма дома, поезжайте во Флоренцию, и туда я направлю вам окончательный декрет.
Все ли письма по нумерам? Это 23-е.
458. Дж. ГВЕРЦОНИ 16 (4) апреля 1864 г. Лондон.
Cher monsieur,
Mazzini m’a communiqué que le général Garibaldi veut nous faire le cadeau d’une visite — demain matin. Nous en sommes enchantés — je veux lui parler et vous voir. Craignant le trop de zèle des camerieri ducali, je vous écris — et je porte moi-même la lettre.
Recevez mes salutations les plus sympathiques.
Alex. Herzen.
16 avril 1864.
459
Маццини сообщил мне, что генерал Гарибальди хочет завтра утром подарить нам визит. Мы в восторге от этого — я хочу поговорить с ним и повидаться с вами. Опасаясь чрезмерного усердия сашепеп ducali62[62], пишу вам — и самолично отношу это письмо.
Примите мой сердечнейший поклон.
Алекс. Герцен.
Ст. 1я…
Ст. 2я…
Хватит ли у вас самоотвержения, дружбы — и всех остальных добрых качеств, коте надо иметь, чтобы, в случае необходимости, провести зиму в Лондоне. Отвечайте с са] святою откровенностию. (Не думайте, что я искушаю вас, как покойник сатана, и что д решено — jar nick совсем не так.)
Ваш старый Teddingtonian теддингтонец (франц., итал., англ.). — Ред.
62[62] герцогских слуг (итал.). — Ред.
16 апреля 1864.
459. Дж. ГАРИБАЛЬДИ
18 (6) апреля 1864 г. Теддингтон.
Illustre ami,
J’étais trop ému hier pour vous dire ce que je voulais et je me suis borné à vous remercier au nom de la Russie qui germe, de la Russie vaincue et opprimée, comme la Pologne; de la Russie qui se meure dans les casemates et en Sibérie; de la Russie qui existe dans les profondeurs silencieuses de la conscience du peuple et qui se réveille avec son propre idéal: Terre et Liberté; de la Russie enfin dont les fils ont été exilés pour avoir exprimé cette aspiration du peuple.
Nos amis lointains sauront vos paroles sympathiques. Ils en ont besoin, leurs souffrances ne sont pas parsemées de fleurs, et un reflet des crimes qui se commettent en Pologne, tombe sur nous tous.
Au fond, je ne regrette pas de n’avoir ajouté que de simples remercîments. Qu’aurais-je pu dire? Porter encore un toast à l’Italie? Mais notre réunion n’était qu’un toast à l’Italie. Ce que je ressentais ne se concentre pas bien dans un toast: je vous regardais, je vous écoutais avec un sentiment de piété juvenile qui n’est plus de mon âge, et en vous voyant tous deux, vous les deux, grands guides des peuples, saluant l’aurore de la Russie future, je vous bénissais tous les deux sous notre modeste toit.
Je vous dois le meilleur jour de mon hiver, un grand jour d’une étonnante sérénité. Le 17 avril sera une fête pour moi.
Permettez donc que je vous embrasse encore avec la plus ardente reconnaissance et avec une profonde et sincère vénération.
A. Herzen.
18 avril 1864.
Elmfield House. Teddington. S. W.
460
я был слишком взволнован вчера, чтобы сказать вам то, что я хотел, и я ограничился одной благодарностью вам во имя России развивающейся, России, побежденной и угнетенной, как Польша; во имя России, умирающей в казематах и в Сибири; во имя России, живущей в немых глубинах сознания народа, — пробуждающегося со своим собственным идеалом: Земля и Воля; во имя России, наконец, сыновья
