у меня в столе. Я был на днях в Bournemouth^. Дорога идет теперь до Christ Church, а потом омнибус 5 миль. Eagle’s Nest отдан за 8 гиней. Он вновь отделан. Может, я и решусь там нанять до 1 сентября. Там хорошо — я нашел два дома, в которых можно поместиться. Нельзя ли вам ехать на Aunis’e из Чивиты? Если бы время вышло — можно за этим дней 5 подождать. Да вот еще — если у вас старичок-то того, то на похороны можно остаться. Сегодня пишут, что он плох. Что Саша — уж в Риме или нет?
Я написал целую брошюрку под заглавием «Камичиа Росса — Сон в весеннюю ночь» — посвящено отсутствовавшим детям. Вот и почитаем. Наш завтрак все еще шумит, и вот сегодня получил письмо от Виктора Гюго.
Итак, жду вас с большим нетерпением и с большой любовью.
Лиза и девочка вам принесут много удовольствия. Только на Лизу находит какая-то немочь глупостей и слез. Иначе она очень умна, и грациозно умна. А девочка — это capo d’opéra68[68] — ловкости, здоровья и всего. Natalie, разумеется, любит ее и Лизу без памяти, что не мешает вовсе не уметь воспитывать. В Огареве вы найдете физическую перемену — он здоровьем стал хуже, у него с 1 января было 9 обмороков. Но духом он тот же сильный, тот же поэт и вас — Тату и Ольгу — действительно любит страстно, не меньше меня.
Ольга, ты все пишешь мало, я посылаю тебе десять франков, купи на них сама что вздумаешь в Риме.
Если тебе, Тата, нужно, то возьми золотой на вздор.
А затем прощайте.
Ты не понимай буквально о портрете Чаадаева в Трензинском, это не был портрет, это было только художественное сходство. Трензинский — сам собой, лицо, покрывающее не одного Чаадаева; это образ, созданный не с живого лица и еще меньше с лица Петра Яковлевича.
471
472. М. МЕЙЗЕНБУГ Середина мая 1864 г. Теддингтон.
Liebe Malvida,
Ich bin immer badhumoured im schlechten Wetter — und da ich alt werde, nehme ich Antregeln um nur bei Sonnenschein zu schreiben. Aber Sie gehen ja fort und mein Sonnenbrief kann nach Ihrer Abreise kommen.
Bis jetzt habe ich nichts gefunden als ein Haus in Bournemouth, für exempli gratia 2 Monate, dann kann man für 2 nach London gehen. Was Tata schreibt über Olga — (ganz dasselbe, was Sie schreiben) ist für mich noch ein Beweis, daß ich Ihre Autokratie bis die Hälfte 1865 anerkenne und — dann eine Magna Charta fordern würde. Sollte es notwendig sein in Rom zu bleiben — bleiben Sie dort — dennoch glaube ich, daß die lange Abwesenheit hemmt alle Verhältnisse (ausgenommen die eines Kreditors). Schreiben Sie mir gleich.
68[68] воплощение (итал.). — Ред.
Vielleicht schreibe ich noch morgen.
Дорогая Мальвида,
я всегда дурно настроен в плохую погоду, а так как становлюсь стар, то я поставил себе за правило писать только, когда светит солнце. Но вы уезжаете, и мое солнечное письмо может прийти после вашего отъезда.
До сих пор я ничего не нашел, кроме дома в Борнемуте, месяца на два, потом на два месяца можно переехать в Лондон. Все, что Тата пишет об Ольге (то же, что пишете и вы), еще раз доказывает мне, что я могу признать вашу автократию до половины 1865 года, а затем потребовать Великой Хартии Вольностей. Если будет необходимо остаться в Риме, оставайтесь, — хотя я думаю, что долгое отсутствие нарушает весь ход жизни (за исключением тех случаев, когда отсутствует кредитор).
Напишите мне поскорее.
Может быть, я еще раз напишу завтра.
473. М. МЕЙЗЕНБУГ
19 (7) мая 1864 г. Теддингтон.
Nach dem Regen — kommt Sonnenschein — so kommt auch Ihr zweiter Brief ganz in der Funktion — des schönen Wetters.
All right. — Und noch einmal bleiben wir bis den Herbst
472
zusammen und dann werden wir sehen. In jedem Falle kein Zwang — ausser der force majeure. Unter force majeure — verstehe ich die Dollar-Force. Im letzten Falle — mach ich einen appel a Votre générosité. Sie haben früher gesprochen von einer Pension — gehalten von einer Engländerin oder Schott-länderin — im London. Man kann dort ein Haus in der Nähe suchen? Ich möchte freilich heraus aus England, aber ich sage wie Garibaldi mir gesagt hat: Je plie aux nécessités. — Unsere Lage wird klarer, mit Polen ist es aus. Da liegt der Heros der modernen Tragödie — abgeschlachtet und halbtot.
Ich schicke 1000 Francs — wahrscheinlich über Torlonia — sollten Sie 100 oder 200 zu viel haben — geben sie Alexander. Das ganze kostet etwas viel — aber «der Leben’s Mai blüht einmal und nicht wieder». Es kommt zu 1000 monatlich — also mit Alexander zu 17 000. Von der andern Seite — die Buchdruckerei absorbit jetzt über 25 Livr. monatlich. Der arme Czerniecki ist in einer schlechten Lage — und hat Gesundheit und Mut beinahe verloren.
Bitte, geben Sie Tata — 20 Fr. und Olga 10 Fr., um Bagatellen zu kaufen.
Es ist doch, glaube ich, kürzer nach London zu kommen. Übrigens, darüber werde ich noch schreiben. Vielleicht gehen wir nach Bournemouth.
Dieser Brief kommt wahrscheinlich den 26. Jedenfalls bekommen Sie noch einen.
Adieu.
A. H.
Antonio Cerasi — b an q ui er a Rome.
Gehen Sie zu ihm — und fragen Sie, das Geld geschickt. 40 p o u n d s.
После дождя приходит солнце — так пришло и ваше второе письмо — совсем как хорошая погода.
All right69[69]. — И вот еще раз мы остаемся вместе до осени, а потом посмотрим. Во всяком случае никакого принуждения — кроме force majeure70[70]. Под force majeure я подразумеваю власть доллара. В последнем случае я обращаюсь с appel а votre generosite71[71]. Вы когда-то говорили о пансионе, который содержит в Лондоне какая-то англичанка или шотландка. Нельзя ли там найти дом поблизости? Я, правда, хотел бы выбраться из
473
Англии, но говорю, как сказал мне Гарибальди: «Je plie aux nécessités»72[72]. — Наше положение проясняется, с Польшей покончено. Герой современной трагедии лежит там заколотый и полумертвый.
Я посылаю 1000 франков — вероятно, через Торлониа; если у вас останется лишних 100 или 200 — дайте Александру. Все это вместе стоит немножко дорого — но «май жизни цветет лишь раз и не возвращается». Доходит до 1000 в месяц — а с Александром до 17000. С другой стороны — типография поглощает теперь 25 livr. ежемесячно. Бедный Чернецкий в плохом состоянии — и почти потерял здоровье и мужество.
69[69] Все в порядке (англ.);
70[70] непреодолимой силы (франц.);
71[71] призывом к вашему великодушию (франц.). — Ред. 72[72] «Я подчиняюсь необходимости» (франц.);
Пожалуйста, дайте Тате 20 фр. и Ольге 10 фр. на мелкие расходы. Мне кажется, проще бы приехать в Лондон. Впрочем, об этом я еще напишу. Может быть, мы отправимся в Борнмут.
Это письмо придет, вероятно, 26. Во всяком случае, вы получите еще одно.
Adieu73[73].
А. Г.
Антонио Черази — banquier a Rome74[74].
Зайдите к нему — и спросите, деньги посланы. 40 pounds75[75].
474. А. А., Н. А. и О. А. ГЕРЦЕНАМ 20 (8) мая 1864 г. Теддингтон.
29 и последнее или дотянуть до 30?
20 мая 1864. Elmfield House.
Саша, Тата и Ольга!
Поздравляю с приездом в Рим — недурно и то, что скоро из него едете. Последние письма ваши сделали мне большое удовольствие. От них веет тем духом, который я всегда искал, а потому мне легко обсуживать всю экспедицию. Я полагаю, что действительно слишком большой перерыв для Таты вреден. А потому хочу, чтоб вы рассуждали вот о чем и мне бы написали с Мальвидой. По всей видимости, войны не будет. Реакция в России — так же безобразна, как была. Муравьева в Петербурге принимали на станции гвардейские офицеры и дамы. «Колокол» нынешний год будет выходить в месяц раз — что будет в 1865, не знаю. Прочитав твое письмо, мы сели с Огаревым на думу, говорили, говорили и пришли к тому, что ты прав и Мальвида права — прерыв в занятьях Таты и Ольги не должен быть слишком велик. Что мы сделаем зимой для Таты?
474
Для Ольги еще скорее можно что-нибудь. А потому я свожу все время на пять месяцев или на 472 — и решительно не буду препятствовать возвращению в Италию. Весь вопрос состоит, стало быть, в 2000 фр. или в 2500 путевых издержек.
73[73] Прощайте (франц.);
Перебираться нам в Италию все же необходимо. Американская туча нависла чернее прежнего, и все еще, может быть, мне придется в ноябре ехать туда. Никогда я не ценил так деньги, как теперь. — Если б я мог выручить капитал, я устроил бы как-нибудь Чернецкого и Тхоржевского. Чернецкий исхудал, мрачен, у него Польша — как открытая рана и разом совершенное разорение. Тхоржевский хочет даже закрывать лавку. Жигонь едет в Париж. Я за Чернецкого боюсь просто. Если он не найдет здесь дела, надобно и его взять в Италию или в Швейцарию. Мы придумали так. Natalie с детьми поедет вместе с Татой и Ольгой — в начале ноября. Мы остаемся с Огаревым в Лондоне сначала, потом приеду я. Может, и тебе нужно будет заглянуть сюда зимой.
Здесь дети пусть проживут у моря два месяца — а потом можно найти временную квартиру в Лондоне. Я был в Borne-mouthA — там есть превосходные домы. Татины друзья так нелепы, что скрыли адрес. Я, может, съезжу взглянуть на Валис (хвалят Chepstow за Бристолем). Но это не важно. В Bornemouth’e можно прожить недурно. Надеюсь, что на этот раз вы все моими распоряжениями довольны.
Вопрос — куда же ехать нам, т. е. Огареву и мне? Мне и до сего времени Швейцария больше по нутру, т. е. для складочного места, для дома, для point fixe76[76]. Италия не at home77[77] — это floral Hall78[78] и все что угодно, но фиксироваться там мудрено.
Для тебя, Тата, я приготовлю другие занятия на время здешней жизни — надобно читать, много читать и много перечитать. Фогт издал новую книгу о человеке — можно и ею заняться. Ольге не знаю, что придет по вкусу.
Вчера до получения твоего письма я отослал тебе рубашки, кальсоны, две пары сапог, пальто и летние панталоны и жилет. По твоему адресу в Флоренцию: 5 P. della S., а потому ты дай знать вовремя. Дело в том, что они не хотели взять вперед денег (это, может, будет стоить 15 франк.). Если
