будут сплетни. Время, время, одно время может поправить дело. У Natalie были Панчулидзева, дочь Депре, наконец Иоганнис, который желает очень

532

меня видеть. Графиня Салиас живет черт знает где, и я не застал ни ее, ни сына — опять поеду. Вчера был у Шарля Эдмона — он требует, просит etc. корреспонденции для «Temps» о русских делах. Польский вопрос исчез с лица земли. Сегодня поеду к Браницкому. Скажи Тхоржевскому, что Франковский прощен и выпущен. От Таты премилое письмо.

У Ротшилда еще не был. Хочу поговорить о продаже дома в Париже — это была бы добрая афера. Теперь слова два о твоем хозяйстве. Что ты Эллису сказал, что я приеду жить в Ричмонд — это дело понятное, и действительно погостить я приеду. Но жить на этих порядках мне было бы очень тяжело, и я снова тебе предлагаю — переехать со мной в Лондон, а для Мери нанять квартиру. Все натяжки, которые мы делаем, всегда обрываются на наших плечах, и у меня из последнего времени образовалась дикая страсть мужественной и мужской жизни. Я очень боюсь, что Мери tout de bon162[162] твое излечение принимает for life163[163]. Я тебя предостерегал раза два — ты отмалчивался. Напиши мне, согласен ты или нет (пожалуй, хоть и после), — это будет иметь влияние на мой план путешествия. Траты твоего переезда — и прочий вздор. A propos, Сатин опять спрашивает, куда деньги послать, они допишутся до конфискации или несчастной карты.

Пиши очень подробно о твоем здоровье, абсолютно ли ты не пил ни хереса, ни водки. Этот вопрос мне так важен, что я требую непременно ответ — и искренний.

Мне с шишкой советуют ехать к Нелатону.

162[162] всерьез (франц.);

Прощай. Вчера дине у Левицкого с Стадлером. Закуска — икра паюсная и свежая, сморчки, рыжики etc. Щи, кулебяка с рыбой и т. д. Малиновая и вишневая наливка. Квас.

Горчаков в восхищенье от моего «Будь он военный, будь он статский, но не Будьберг» — и желает иметь в свою коллекцию мой аутограф.

Стадлер ничего — довольно бонпринсипен.

До какой страшной степени мне равнодушен Париж — ты не можешь себе представить — я могу даже поселиться здесь, как в Лиссабоне.

533. Е. В. САЛИАС де ТУРНЕМИР

26 (14) ноября 1864 г. Париж.

26 ноября. Суббота.

Hôtel d’Espagne, rue Taitbout.

To, чего я боялся, так и случилось. Прошу вас назначить какой вам угодно день после того, как орлы пролетят, — но отпустите мне воскресенье, т. е. завтра.

533

Доктор Блаш был у Лизы — у нее сильная простуда и лихорадочка. Надобно дать ей оправиться, чтоб товар лицом показать.

Простите меня — и дайте приказ на будущей неделе. От Огарева получил сейчас письмо — он говорит, что ему гораздо лучше164[164].

Искренно преданный вам

Ал. Герцен.

534. Н. П. ОГАРЕВУ

26—27 (14—15) ноября 1864 г. Париж.

26 ноября. Суббота.

Hôtel d’Espagne. Rue Taitbout.

Доктор Blache был вчера у Лизы, он находит, что она сильно простужена, и велел ее держать в комнате. Здоровье ее не из крепких. Теперь и Леля кашляет. Погода ужасная. Сегодня я спал порядочно первую ночь и голова не болит. Да вот еще — я здесь совершенно потерял аппетит. У Нелатона был — это министерский прием, десятки больных томятся в зале — прождавши часа два, я ушел. Пойду, может, сегодня. Вчера сидел долго у Салиас (сына не видал — он вряд

164[164] Надобно заметить, что между Ричмондской горой и Лондоном — никакого нет сравнения.

интересуется ли особо знакомством со мной, он знал, что я буду) — добрая экзальте. У ее мужа умер отец, оттого ему захотелось сына; но мать не хочет отдать. К Соломонову суду прибегнуть не хотели и решили так: у мужа есть дом в Neuilly, одну половину займет он, одну она — совершенно независимо — а сын будет ходить с половины на половину. Орлов в Фонтенебло, в понедельник и вторник будет здесь, но графиня не изъявила особого желания показать нас друг другу. О тебе расспрашивала все подробности. От Усова письмо из Цюриха; брат Утина здесь меньшой — его я увижу. Отъезд мой зависит от Лизы и Нелатона. Он живет Avenue d’Antin — это два шага от Rue du Colisée. Если Лиза будет хворать, а Нелатон резать — я перееду в ту же Avenue, где видел (т. е. не видел, а слышал) две превосходные квартирки франк. в 45 в неделю. Коли же все будет исправно — после первого декабря уеду. Такая тоска по покою, по отсутствию тревоги, по recueillement165[165], что нельзя себе представить. Желание пожить одному мешает мне думать, смотреть, читать. Рапорт о твоем здоровье хорош — и за то спасибо.

Прощай.

534

Сейчас меня изнасильничал педикур — пришел, час говорил, снял сапог, вырезал мозоли, я его уверял, что не хочу, он не слушая резал — и взял 15 фр. Et libera nos de pedicuribus.

Это четвертое письмо.

3 часа. 15, Colisée.

Нелатон резать готов, когда я хочу — после поездки или прежде.

Вот и все новости.

7 часов. Véfour.

Сейчас от Мишле, принял с распростертыми объятиями, милый старик; в четверг звал обедать и зовет для меня Henry Martins и Мицкевича. Лизе лучше.

28. Воскресенье.

Письмо опоздало — но это не беда, потому что сегодня у вас нет почты. Лизе ничего, хотя и нездорова еще — у меня у самого что-то лихорадочное, хотя сегодня лучше. От Тхоржевского письмо, твое здоровье хвалит.

535. Н. П. ОГАРЕВУ

28 (16) ноября 1864 г. Париж.

29 ноября.

Hôtel d’Espagne. Rue Taitbout.

Нездоровье Лизы положило конец разговорам, и, может, это к лучшему. Лиза тебя помнит и очень любит. От болезни она капризна и мучит маленьких, я ей делал несколько раз замечание — и она с грустью говорит, что «папа Ага ее так любит, что никогда не делает замечаний, он такой добрый, что, я думаю, и маленький не шалил».

Теперь по части сплетней. В. Боткин отделывает себе дом в Петербурге — с разными роскошами. Некрасов был здесь несколько месяцев тому назад — он бросал деньги, как следует разбогатевшему сукину сыну, возит с собой француженку (Панаеву он, говорят, оставил), брата и пр. В месяц он здесь ухлопал до 50 тысяч франк. Нет, саго mio, «Современник» во главе с этими слезами о бедных людях вора, бросающего суммы и не платящего порядком сотрудникам, не может быть органом чистой и молодой России, а только петербургских судорожников и желчевиков. Неужели не лежит на нас обязанность втоптать в грязь этого негодяя?

Потребность на хороший русский орган снова сильна — «Колокол», ты увидишь, двинется вперед. Письмо к Самарину

535

сильно попало в цель. Статья о Польше сделает переворот. Она мирифически кстати. Стадлер не возвращается. Он работник и пишет здесь в журналы и писал В. Коршу корреспонденцию.

Твоя записочка от 26 пришла 29 — или ты ошибся числом?

Чтоб не забыть — читаешь ли ты газеты? и если читаешь — отмечаешь ли для меня? Мне хотелось бы просто №№ и означение статей. Главное — leading^ «Московских ведомостей». Также и о revues. В Женеве я все это пересмотрю у Касаткина. Но для этого не надобно пропускать ни одного №. Нашли ли «Манжажа», и отослал ли Тхоржевский Долгорукову его журналы?

Вчера вечером был в Gymnase — это первый дебют. Погода ужасная, преступная.

Если ничего нового не будет, то напишу следующее письмо послезавтра. Жена Павла Алексеевича Тучкова здесь. Львицкий делает копию с его портрета. Фонтен здесь, и никто его не заткнет. Лизу Львицкий желает сделать, но нельзя. Он хочет мою карточку сделать вновь — а детские портреты не удались.

Прощай.

Нелатон не велел ни в ногу коутеризовать, ни йодий употреблять на лоб.

Новый «Колокол» пришли сюда sous bande 5 экземпляров и 10 в Женеву poste restante, да непременно 5 Саше. Пошли по усмотрению в Россию, например, в редакцию «Инвалида» и «Северной пчелы».

Finale trágico

Сейчас от Ротшильда — Ohio — заплатило ассигнац. — курс 2 фр. долл. вместо 5 фр. 40 сант. Это равняется снова потере 4000 фр. Я теперь им должен 6000. Даже сконфузился.

Лиза ничего. Поехали к доктору.

536. Е. В. САЛИАС де ТУРНЕМИР 28 (16) ноября 1864 г. Париж.

Я опять пишу к вам, глубокоуважаемая Елизавета Васильевна, чтоб положить embargo еще на один день.

В четверг Мишле звал меня обедать с H. Martin — остальные дни я свободен. Что бы Утину зайти в Hôtel d’Espagne — я дома до 11 часов утра.

Усердно кланяюсь.

А. Герцен.

28 ноября 1864.

Rue Taitbout.

536

537. H. П. ОГАРЕВУ

29—30 (17—18) ноября 1864 г. Париж.

29 ноября (вчера я ошибся).

Hôtel d’Espagne, rue Taitbout.

Лизе лучше — Леля слегла. Финансовая новость Ротшильда обдала меня тоже sui generis166[166] морозом. Против случайностей нет оружий. Какое тяжелое занятие — жизнь, и как страшно думать, что всегда au fond167[167] мы сами так глупо вели жизнь, так усложнили ее, что все-таки под конец придется задохнуться в пыли. Какой левой ногой сделан был этот

166[166] своего рода (лат.);

отъезд в Париж. Ни секунды покоя, и постоянно еще упреки — надобно действительно иметь ту сильную подвижность характера, которую я имею, чтоб не впасть в сплин. Ответом на ротшильдовскую новость — проект (который ты предвидел) ехать в Россию — и ни малейшей заботы о будущности детей.

Вчера я был у нотариуса — хочу продать дом. На этом можно поправить Ohio и Виргинию; дом стоил 135 тысяч, у Ротшильда говорят, что теперь, может, дадут до 200 тысяч. Сегодня иду опять к нотариусу. Он желает иметь мои бумаги — о доме — а они в Tottenham Court road’e. Если дело пойдет на лад, я съезжу на две недели в Швейцарию и оттуда прямо в Лондон, отберу бумаги и поеду опять в Париж — резать шишку и продать дом. Ротшильды советуют, если война продолжится, ехать в 65 году в Нью-Йорк и там купить домы или землю.

30 декабря.

Леля крепко разнемогается — жар сильный, Лизе гораздо лучше, она вчера со мной гуляла. Какие письма твои могли не дойти? Вчера я получил от Левицкого и от Хоецкого. От меня это шестое письмо. К молодому человеку схожу.

У нотариуса я был, он думает, что пока bail168[168] не окончен (еще года два) — дом продать трудно. Теперь он дает 8000 долл., а потом, думает он, он может давать до 13 и 14 тысяч по нынешним ценам. Он советует взять под дом 50 тысяч, например, на пять лет по 5%, а через два года продать, и тогда весь заем и проценты покроются — возвышением цены. Поеду советоваться к Ротшильду. Браницкий уверен, что цена дому