почти удвоилась.
Хоть ты и посердился на меня за вопрос о хересах, но твой ответ принес мне страшное удовольствие. Итак, ты с черных костей долой, я уверен, что теперь пойдет физический вопрос хорошо. Наказал же тебя Hachette. Об деньгах не заботься, но бюджет соблюдай, да и Сатина надобно заставить послать
537
приготовленные деньги. Я теперь Ротшильду должен до 8000 фр.
Видел Иоганниса — сгорбился, а то же лицо nicht zu klug169[169]. Тебе кланяется Софья Александровна, уговаривала меня по-французски — ехать в Россию. Она дурак.
Середа. 12 часов.
Леля все очень нездорова, и Лиза не совсем: железы страшно распухли. Мальчик один здоров и весел. Но зато упрям и зол — как вепрь. Кухарка у них предобрейшая и веселая. С Марией мир покаместь.
168[168] залог (англ.). — Ред.
¿ Что мне делать с Бокетом — сына прислал, чтоб я писал протекцию. Напишу Осипу, чтоб он С. сказал словечко — что, мол, все знают, какой честный малый и старательный — Сандориа достойный.
538 Е. В. САЛИАС де ТУРНЕМИР 30 (18) ноября 1864 г. Париж.
30 ноября.
Rue Taitbout. Hôtel d’Espagne.
Я не отвечал вам, глубокоуважаемая Елизавета Васильевна, потому что не знал, когда могу воспользоваться вашим позволением. Теперь позвольте предложить воскресенье. Меня все последнее время занимало, и очень, здоровье детей Огарева. Лизе лучше — но маленькая сильно расхворалась и чуть ли не сыпь, т. е. корь, или, хуже, скарлатина. Доктор Blache, кажется, и хорош, но посылает помощника. От Огарева письма очень хорошие — он совсем выздоровел. Об остальном передам лично.
Искренно уважающий вас
А. Герцен.
Буду ждать вашего ответа.
539. Н. П. ОГАРЕВУ 1 декабря (19 ноября) 1864 г. Париж.
1 декабря. Hôtel d’Espagne.
Кажется, все твои письма доходят. Пишу наскоро. Леля очень больна, сегодня я у них провел всю ночь и не раздевался. Angine, и дурного свойства. Блаш был в 7 утра и будет в три. Ночью она страдала очень — и при этом ужасно умна, принимает рвотное — и пр.
538
Припишу перед отправлением на почту. Лиза тоже не совсем. Доктор говорит, что пуще всего мальчика надобно отделить — потому что болезнь заразительна. Ыа1аНе, разумеется, совсем потеряла голову. Такой каторги я не помню с 1852 и с Лизиной скарлатины.
10 часов утра.
Три часа.
По-видимому главная опасность миновала. Она легче дышит. Я в 7 утра ходил за Блашем. Он находит значительное улучшение.
Насчет Утина слухи здесь, что он Ьа1И70[170]-сумасшедший и постоянно у девок. Молодого грузина я видел на минуту, ездивши к Шарьеру за машинкой ирригировать горло.
Еще раз, кажется, Леля вне главной опасности. Завтра напишу.
Адрес Natalie:
15, Rue du Colisée, Champs Elysées.
Рукой Лизы Герцен:
Папау целую.
540. H. П. ОГАРЕВУ 2 декабря (20 ноября) 1864 г. Париж.
2 декабря.
Ничего еще положительно сказать нельзя об Леле — опасность огромная, разве здоровый организм победит. Сверх Блаша, оказавшегося очень апатичным, ездит его помощник и доктор Левицких, — он вчера в ночь ей помог больше других.
Никого не видал, нигде не был и ничего не читал. Я только отлучался в четверг к Мишле обедать, там был один из редакторов «Прессы», один «Opinion Nationale», один из «Сиекля» и Генри Мартин. Об этом после.
9 утра.
2 часа.
Твое письмо пришло — долго ходят письма. Леля в том же положении. Есть шансы спасти. Вот и все. Пиши мне на адрес Natalie: 15, Rue du Colisée.
5 вечера.
Все то же — оба доктора были. Что не хуже, я считаю шагом вперед.
О Бакунине я (кажется) писал десять раз, что я его не застал.
До завтра.
539
541. Е. В. САЛИАС де ТУРНЕМИР
2 декабря (20 ноября) 1864 г. Париж.
Судьба не позволяет мне ни видеть вашего сына, ни вас самих. Дела идут прескверно, и вряд можно ли спасти малютку. На несколько часов оставить ее и других нельзя. Если пойдет хуже, мне невозможно обедать у вас — в воскресенье. Аи геБ1е171[171] я еще не скоро еду из Парижа.
Душевно уважающий вас
Алек. Герцен.
Пятница — 2 декабря.
542. Н. П. ОГАРЕВУ
3 декабря (21 ноября) 1864 г. Париж.
3 декабря.
От тебя сегодня письма нет. У нас беда над головой — Леле хуже, крошечные надежды тухнут одна за одной. Два доктора бывают три раза. Сестра милосердия ходит за ней. Делаем все, но надежда плоха. Пишу тебе с судорожно-скрытым плачем. Ыа1аНе жаль — какая страшная казнь… Последние четыре дня она вела себя с страшным самоотвержением. (За нее боится доктор.)
Час.
Будто получше. Она не принимала пищи. Велели насильственно кормить, теперь стала. В 4 припишу.
Доктора боятся за всех детей — я увожу Лизу в другой этаж.
Вот и Париж.
Никакой надежды нет.
Прощай.
5 часов.
Сейчас Герсан делал трахеотомию. Она жива — может, спасена. Я держал голову.
540
543. Н. П. ОГАРЕВУ
3 декабря (21 ноября) 1864 г. Париж.
Трахтир на улице Кастильи.
Еще дрожат руки и внутренность, я затерял письмо к тебе — и пишу другое, съездивши за доктором.
У Лели взрезали трахею. Я держал ее головку — и не смотрел. Пот с меня лил. На первую минуту она спасена — в минуту агонии. Но если останется живой, это чудо.
И Бой хворает.
Сегодня явилась Салиас. Она пришла в минуту, когда Леля отходила, и осталась во время операции. Леля жива — вот и все.
Одно письмо получил твое от Львицкого, другое не могу найти — я его нераспечатанным потерял.
544. А. А. ГЕРЦЕНУ
4 декабря (22 ноября) 1864 г. Париж.
Саша,
вчера в 12 часов ночи скончалась Леля в дифтерии… Что это была за удивительная натура, я узнал только в ее болезнь… Natalie совершенно убита. Она ходила за ней с самоотвержением матери, поднявшим ее снова над мелочами.
Бой занемог.
Прощай.
4 декабря.
Пиши на имя Левицкого.
545. Н. А. ГЕРЦЕН
4 декабря (22 ноября) 1864 г. Париж.
4 декабря.
15, Rue du Colisée.
Тата, я сижу возле тела Лели, которая скончалась сегодня в 12 часов ночи. Это был самый гениальный ребенок из всех. Ее болезнь, продолжавшаяся три дни, была какой-то апотеозой. Ей делали операцию (разрез горла) — я держал ее… Натали стала снова на всю высь матери — подвергаясь болезни сама, она не отрывалась, ни на минуту.
Бой занемог сегодня.
Это все вместе — страшная страница в жизни моей и Огарева.
Прощайте.
Рукой Н. А. Тучковой-Огаревой:
Пиши на адрес Левицкого.
Милая Тата, вот тебе ее волосы, она еще с нами. Как бы хотелось броситься к тебе на шею.
Прощай, мальчик болен, но еще не опасен, Лиза еще не больна.
Расцелуй Ольгу и Мейзенбуг за меня.
546. Н. П. ОГАРЕВУ
4 декабря (22 ноября) 1864 г. Париж.
Огарев, пишу тебе страшную весть. Леля скончалась в 12 часов ночи с 3 на 4. Натали в ужасном положении — тут была вся ее любовь. Писать не могу больше — все смутно и нелепо. Лиза у Салиас.
Рукой Н. А. Тучковой-Огаревой:
Наказание совершилось, Огарев, прости меня… остаток жизни вам и детям принадлежит.
На обороте: Огареву.
547. С. ТХОРЖЕВСКОМУ
4 декабря (22 ноября) 1864 г. Париж.
4 декабря.
Любезный Тхоржевский
бедная Леля скончалась сегодня в 12 часов ночи от дифтерии. — Передайте письмо Огареву. Я ему писал о ее безнадежном положении — но все же отдайте записку осторожно и напишите, как он принял весть.
Сегодня занемог Бой — не говорите этого.
Вещи пришли, прощайте.
Наталья Алексеевна ближе к смерти, чем к жизни.
548. Н. П. ОГАРЕВУ
5 декабря (23 ноября) 1864 г. Париж.
15, Rue du Colisëe.
Я знал, что ты будешь рваться сюда, и понимаю это — и не знаю, что лучше. Мучений для тебя и там и не там (т. е. на дороге) много. Только обдумай, торопиться некуда — Бой спасен, у него уже начиналась дифтерия, но Кафф его спас, — Лиза у Салиас, Лели нет… Повесть ее смерти я опишу тебе и Тате после. С’е1ай ип prodige172[172]. С минуты ее кончины началось раскаяние Ыа1аНе. Она сделала все, чтоб умереть тою
542
же болезнью, и трудно сказать, что еще будет. Леля лежит в цветах с серьезным личиком, мраморным, холодным, насупившимся. Ее свезем в caveau173[173] Montmartr’cкого кладбища, там она будет стоять до отправленья в Ниццу — в этом желании Natalie я не должен был отказать.
В эту минуту солнце, которого не видали недели, светит на лицо Лели. Я тебе оставил ее волос, Левицкий ее фотографировал. Потеря эта безмерна — на меня находят минуты отупенья и минуты бешенства, потом бесконечная тоска и тоска. Итак, вот удар, которого ждала Natalie… Это ужасно.
Не ехать ли в Лондон ей — с детьми? Или на юг. Если ты едешь — отчего же не с Чернецким?
8 утра.
11 часов.
Принесли гробик алый, бархатный, с свинцовым ящиком, который герметически будет закрыт для пути. Она играла бы этим ящиком… Natalie просит прощенья у нянюшки — кругом рыданье. Зачем нет Лизы.
549. Н. А. ГЕРЦЕН
5 декабря (23 ноября) 1864 г. Париж.
Рукой Н. А. Тучковой-Огаревой:
15, Rue du Colisee, Champs Elysées.
Милая моя Тата, вот неделя, как Леля занемогла. Ты знаешь, что в субботу на воскресенье она оставила нас. Что это была за неделя, от старой Натали камня на камне не осталось. К счастью, Герцен был с нами — что он вынес, это сверх человеческих сил. С первого дня болезни мы стояли у постели этого изумительного ребенка и были оба подавлены величием болезни и кончины. Я вижу ее,
172[172] Это было чудо (франц.). — Ред.
кроткую, терпеливую, великую в самом деле, я слышу ее голос, потом ее шепот, в последний день я прикладывала ухо к ее ротику, чтоб расслышать ее слова без звуков — о Тата, Тата, это великое испытание присутствовать при таких страданиях — и ни одной жалобы, ни одного крика — а агония была недосягаемая, она стала дышать так часто и все меняла место, то ложилась ко мне на руки на постели, то я ходила с ней по комнате, то ей хотелось взглянуть на народ в окно, то она шепотом просила шляпу, пальто, судорожно прижимала их и спешила куда-то.
Иногда она куда-то далеко смотрела и глаза ее выражали неимоверное страдание, она прижималась ко мне и шептала: «I am afraid, I am afraid»174[174]. Я говорила, что я с ней, что я хочу тоже идти, и она успокоивалась.
Когда стало невыносимо тошно, она только повторяла «мама» тысячу раз, звучало это слово мукой невыносимой, мольбой — и звучала ее вечная непонятная любовь ко мне.
Если я здорова телом после этого, так это потому, что я деревянная или смерть сама отпрянула от меня.
543
Наконец она перестала так двигаться, легла тихо на свою ручку головой на мое плечо и спокойно сказала: «I am going to sleep now»175[175], тогда я ей сказала проститься с Герценом, который тут стоял, — она протянула ему ручку и кротко повторила много раз: «Good-bay,
