ль вы Дельпьера, бельгийского консула в Лондоне, который имеет обыкновение выдавать свою дочку замуж за Трюбнера?
Наконец — буду вам вдвойне признателен за второе письмо с советами, мнениями, предписаниями и т. д.
Не забывайте, дорогой господин Фонтен, что во вторую статью о Воловском вкралась очень важная ошибка, которую Огарев выправит.
Прощайте. — Где найти постоянство в этом мире, в котором даже царь …46[46] не вечен!
Совершенно преданный вам
А. Герцен.
Г-н Галле мог бы, я думаю, справиться у своих друзей, если он не знает сам. Хотите, я пошлю вам письмо для него — в любом случае у меня нет его адреса.
46[4б] В источнике текста — пропуск неразобранного слова. — Ред.
448. О. С. ГОНЧАРОВУ
10—14 марта (27 февраля—2 марта) 1864 г. Теддингтон.
Рукой Н. П. Огарева:
Elmfield House, Teddington.
10 марта 1864 г.
28 февраля Многоуважаемый Осип Семенович!
Извините, что моя небольшая отлучка задержала наш ответ; только воротился и спешу писать к вам.
Рад я был вашему письму, потому что оно первое после нашего свидания; но прочел его с глубоким прискорбием и совершенно не знаю, что вам сказать. От Василья Ивановича мы не имеем писем чуть ли не с сентября месяца. В декабре мы посылали денег сто франков брату его в Тульчу чрез Жуковского; в январе шесть фунтов самому Василью Ивановичу в Константинополь чрез Иордана — и тут никакого ответа. Письмы наши, сколько мы смекаем, до них не доходили, так что мы и сами перестали писать, не имея и не получая благонадежного адреса. В последнем же письме с 6-ю фунтами Василью Ивановичу — вложил я письмо к вам, любезнейший Осип Семенович, неужто же оно вам не передано? Я тут ничего не понимаю. В благородство Василья Ивановича я глубоко верю; боюсь только, не увлекается ли он какими-нибудь новыми мыслями.
Что касается до вашего прошения царю, не могу сказать, чтобы я был сердечно им доволен. Оно написано с самоуничижением, а не с искренностию; оно дипломатическое, а не праведное. Одним бы тоном повыше, побольше резкого требования вместо смиренного моления — и правительство петербургское взглянуло бы на вас как на силу, а тут оно посмотрит свысока. Почему вы, например, говорите, что царь простил Польше ее грубость; ведь вы сами не верите, чтоб это была грубость. Осип Семенович! Поверьте искреннему слову: вам, старообрядцам, надо говорить правду как есть чисто и свято, и тогда правительство станет вас бояться и давать льготы настоящие и вслух, а не по секрету; а станете хитрить — вас станут водить за нос.
Вглядитесь-ка пристально в обстоятельства: раздор Москвы с Белокриницей — раздор, страшно вредный для старообрядчества, разве вы думаете, что он так сам по себе вспыхнул? Разве вы думаете, что правительство не подослало к московским сказать, что «что, мол, связываться с Белокриницей, — мы вам позволим иметь своего митрополита». Те и пошли на разрыв. А где же у них теперь официально признанный митрополит? Уж не с Геронтием ли в остроге?
Ой, не надейтеся на князеви! Говорите с ними языком, который для них страшен, а не языком, при котором они подумывают, как бы лучше из человека сок выжать.
Впрочем, теперь дело уже не в том, как прошение написано, а дело в том, какой будет ответ, и полно — будет ли. Я бы советовал, если ответ не тотчас будет — повторить прошение, но в другом тоне, тоном повыше. Если доверяете, я возьмусь написать вам черновое так, что ни слова оскорбительного не будет для правительства, а между тем оно увидит, что вы не шутите, а в самом деле требуете. Только, если этого хотите, сообщите пункты, на которые поналечь надо.
Без сомнения, нам расходиться из-за того, что так или инак написано прошение, было бы просто глупо. Людям, которые состарелись при едином желании видеть народ русский — верующим свободно каждый по совести, живущим свободно от помещика и чиновника, судящимся по правде и владеющим своею землею, — этим людям расходиться с старообрядчеством из-за так или иначе сказанного слова — было бы обоюдно непростительно.
445
Это мое письмо можете показать В.асилью Ивановичу, если сочтете нужным. К нему я не пишу, потому что он мне и адреса своего не дает и сам не пишет. Прошу вас, Осип Семенович, понудьте его написать ко мне — получены ли наши письма и деньги и дать мне порядочный адрес — как к нему писать. Да и свой-то адрес, любезный Осип Семенович, пришлите поаккуратнее, чтоб можно было писать к вам прямо и верно. А обстоятельства все сложней и сложней, пожалуй что захочется и почаще переписываться, так что я вслед за этим письмом жду и требую от вас немедленного извещения о его получении. До сих пор, мне кажется, все, что я писал в Турцию, или почти все — пропало.
Еще об одном нужно сказать вам. В Дрездене выходит русская газета под заглавием «Европеец». Издатель некто Блюммер. В 1-м номере вот что сказано: «Я был в Москве и там узнал от свидетелей, что раскольники получили очень много льгот и очень чистосердечно выражают свою преданность правительству. Одну минуту статьи 1 нрзб. довольно сильно подействовали на них, но вскоре объяснилось, откуда все это является, что тот, кто их пишет, не верит в бога, и это произвело сильное раздражение. Решено было всех лондонцев предать проклятию, листки их сжечь и никогда не читать».
Если это подучено правительством, то оно довольно ловко. Не худо бы вам было прислать к нам заявление, что вы об наших убеждениях никогда полицейских справок не наводили; что вы знаете только одно — что издатели «Веча» искренно преданы свободе веры, а следовательно, и свободе старообрядчества и никогда не считали старообрядчество расколом, как его считают мнимые покровители и само правительство, секретно дающее льготики, которые легко и назад взять, когда страх пройдет; и что, наконец, вы никогда издателей «Веча» проклятию не предавали, а считаете своими верными и преданными союзниками. Если вы под эдаким заявлением соберете несколько подписей (от старообрядцев поповщинского согласия), которые подписи мы в печати пометим только числом, а не именами, т. е. — следуют, мол, столько-то подписей, а имена будем хранить только для очистки своей совести, но никому не покажем, чтобы вам как-нибудь не повредить, — если бы вы прислали такое заявление, это было бы для общего дела очень нехудо. Помните, что, пока голос «Общего веча» будет раздаваться, правительство будет вас побаиваться и прибавлять понемногу льготы, которыми шаг за шаг и надо пользоваться и требовать все больше и больше.
Еще скажу вам, что в следующем «Вече» постараюсь разъяснить новые земские учреждения, которые опять такая полумера, что вызывает людей к самостоятельности, а самостоятельности им никакой не дает и все подчиняется казенному чиновничеству, и таким образом может только подразнить народ до беды.
Засим, многоуважаемый Осип Семенович, крепко и дружески вас обнимаю и прошу верить в искренность нашей преданности всякой народной свободе, и свободе веры и совести на первом плане, потому что без этой свободы человеку жить нельзя по-человечески, а надо быть рабом или скотом.
Поклон наш вашему сыну. А мои все вам усердно кланяются, и Лиза помнит, как вы ее на руках носили, да и я ей об этом нередко напоминаю.
Н. Огарев.
Письмо ваше князю Петру Владимировичу доставлено. Если какие-нибудь сведения о старообрядческих требованиях, претерпеваемых стеснениях, недостаточности или лживости льгот нужно печатать — присылайте. Похлопочите о
446
предварительном соборе заграничных старообрядцев; это первый шаг, после примкнут и тамошние.
Мне и этот раз, почтеннейший Осип Семенович, приходится написать вам, что я совершенно согласен во всем, что вам пишет Николай Платонович. Не могу я по совести одобрить всех выражений адреса. Хотя и душевно жалею, что это послужило отделением вас от Василия Ивановича. Люди, преданные общему делу, должны стоять дружно, крепко для того, чтобы быть сильными. Позвольте мне с уважением пожать честную руку вашу и заверить вас еще в нашей искренней готовности делать все, что может быть полезным для всяческой свободы — религиозной и гражданской.
Преданный вам
Алекс. Герцен.
14 марта.
Еще раз приписываю, дорогой мой Осип Семенович, приходилось или послать письмо на мах — дойдет или не дойдет, или послать через знакомых особой рекомендацией, но тогда отправка будет только 17 марта. Решаюсь на последнее, как ни досадна задержка. — Пожалуйста, известите тотчас о получении и не забудьте прислать аккуратный адрес. Теперь же отвечайте мне тем же путем, по которому это письмо получите.
449. А. А. ГЕРЦЕНУ
16 (4) марта 1864 г. Теддингтон.
16 марта.
Elmfield House. Teddington, S. W.
Письмо твое от 11 сейчас получил. Моя статья, если будет напечатана 1-я половина, то, вероятно, не ближе 15 апреля. Но я начинаю сомневаться. Они, т. е. Бюлоцы и бюлоцверы, до такой степени трусы и педанты, что беда. Таландье очень хорошо поправляет слог. А Клачко — чуть в клочки не рвет за неосторожные выражения. Кончится все тем, что я брошу статью в фонтан, и она явится в «La Cloche». С Фонтаном у нас деятельная переписка о переезде в Брюссель. Галле там.
У Фенси ты найдешь 1000 фр. Из них тотчас отдай 200 фр. Бакунину при моей записке, 600 тебе и 200 береги на всякий случай для меня. Насчет твоей поездки — делай как хочешь — liberté complète47[47]. Но если ехать сюда, то никак не позже 15 мая. Портрет маленького делали в Кингстоне и хотят другой. В следующем письме Natalie пришлет. Еду в Сити. Прощай. Тата пишет, что она очень подружилась с Владимировой.
447
Рукой Н. П. Огарева:
Милый мой Саша, как же я рад, что ты во сне видишь селезенку — я тебе и сказать не могу! Вперед по пути понимания, друг мой! И жизнь начнет становиться человеческою. С нетерпением жажду знать, что вы открыли насчет селезенки. — А знаешь ли ты наблюдения Pasteur’a об инфузориях в воздухе и их влиянии на болезни и труповое разложение? Если не знаешь — то сбери все annales, где их найдешь. Это тоже великое открытие.
Мальчика давно не видал. С тех пор как соврал в прошлом «Колоколе» дичь — дела так много, что никуда не поспеваю. Натали была у них вчера; Лиза его страстно любит, Лиза славный ребенок, но вот теперь не принимает лекарства и бесит меня до селезенки. Ну — да это ничего иль очень мало. Прощай пока, ибо тороплюсь и на почту и к статье. Обнимаю тебя крепко. Сбираюсь сделать тебе и физиолого-патологических запросов, но это когда досуг будет. От Таты
