Но приучиться и изучить такой характер, не шутка, тут и Шифф (Скиф, как его называют итальянцы) потер бы себе лоб. От диких порывов любви до свирепых слов ненависти, — все сумбур. Сегодня ужас и желание, чтоб я

спас ее и Лизу, готовность звать детей, ехать в Кольмар, Лозанну… и завтра неуважение ко мне, наискорейшие сборы в Россию, распоряжение, как быть с Лизой в случае смерти —

62

и обвинение во всем меня, тебя, Я не отвечаю, говоря, что и это принимаю за такое же невольное, патологическое состояние, как твои обмороки… только, что ты падаешь телом — а она умом. Через час слезы и оттепель. Какое же тут воспитанье?

Лизой я опять доволен, — очень умна и дивит меня памятью. Она говорит: «Я, как Тата, не буду торопиться идти замуж — tu comprendslxxxvii[87]. Я буду три года смотреть, что за человек… мой жених. Он должен быть хорош и заниматься большими делами, как ты и папа Ara; у него должна быть новая карета». Вот тебе и идеал. Тебя она nonobstantlxxxviii[88] всего — и любит и помнит. К Тате и Ольге рвется: «При них, — говорит она, — мне не надобно и детей». Лето они могли бы провести вместе, но я не буду натягивать. Сегодня я вытребовал твои стихи.

О доме еще раз скажи Тхоржевскому, что я буду со всем согласен. Пусть сдаст, если хочет, или оставит, если хочет. Разумеется, без прислуги тебе переезжать нельзя и на неделю. Но что же ты будешь делать, когда Саш маленький еще и Шарлотта прибудут? Ах ты, Вишну, да и только, и по «Полярной звезде» тоже Вишну. Однако без расписки Утину я денег не дам.

На. обороте: Николаю Платоновичу.

55. Н. П. ОГАРЕВУ

17— 18 (б—6) марта 1867 г. Ницца.

17, воскресенье. Nice.

Письмо от 14 получил. Разумеется, если очень хочется — и если печать скупается, то печатать «Колокол» можно и к 1 апреля. (Я все еще не могу убедиться в том, что «Полярная звезда» пойдет и, конечно, лучше готов бы усилить «Колокол» — но на это твоя воля.)

Висконти продал все № «Колокола» и два экземпляра «Былого и думы». — Скажи Тхоржевскому, чтоб он прислал ему три экземпляра полного IV тома. Вчера я заставил купить Голынского и взял с него 8 фр. Это — экземпляр Natalie. Я возьму из трех для того, чтоб возвратить.

Газеты ужасно интересны. Посылаю: 1-ое, «На площади Св. Марка». — Это мой манифест о греках, не давай Долгорукову менять особенно подстрочное замечание. 2-ое, прибавку к письму к Аксакову. Он напечатает мое письмо, это ясно — но теперь дело вышло неладно. Я не имел понятия, что и «Москва» повторила, да еще in extensolxxxix[89], ту же новость, но при моем имени поставила сильный вопросительный знак. — Таким образом, дело все падет на Бакунина. Неужели он в самом деле участвовал?

«Колокол» от 15 марта (и от 1 апреля) следует послать в пакете или sous bande, но не франкируя:

1. Бергу в Варшаву.

2. Трепову в Петербург.

3. Издателю «Варшавского дневника».

4. «Московским ведомостям».

5. «Голосу».

6. «Москве».

7. Издателю «Journal de St. Pétersbourg».

Я BGe же советую напечатать об отказе купцов насчет железных дорог — по поводу шаткости земских дум. С другой стороны, хотелось бы упомянуть об аккитированной бабе» Я написал несколько строк сентиментальных, но свято-искренних. Усиль их, пожалуй.

Долгорукову кланяюсь.

Здесь пока тихо. У Лизы немного кашля — стало, у Na-talie много беспокойств и поронья горячки. Но, вообще скорее неожиданно тихо все идет… Если б Natalie поняла, как еще и теперь легко многое исправить! Но некоторые слова» вскользь показывают, что до этого далеко.

Прощай.

Что ты писал Тате, — она мне твоего письма не показала,

18- го, понедельник.

Письмо осталось до нынешнего утра.

В «Москве» мое письмо должно быть 20—22. Следите за этим и пришлите.

Addio!

56. H. П. ОГАРЕВУ

18 (6) марта 1867 г. Ницца.

Понедельник. Nice.

Несколько строк моих о Краевском вышли немного «алапато», как говорила Луиза Ивановна; я бы вымарал не ручательства, а их повторения. Но беда не велика, а им — на табак. Пусть делают процесс.

Насчет квартиры, жизни и пр. не могу придумать и ничего предрешать. Не найдет ли Тхоржевский какой-нибудь угол.

64

в начале Каружа или по дороге? Мне лично надобныxc[90] большая комната и вид из окна — остальное все равно. Я думаю, что лучше всего оставить старую квартиру до приезда (supposonsxci[91], к 15 апреля). Не думаю, чтоб ты не хотел, но думаю, что ты не можешь снова жить один. Что я был бы рад, в этом ты не сомневаешься, но вряд возможно ли. Да и долго ли я буду в Женеве? «Колокол» без меня идет лучше.

Если возможно иметь квартеру особо — не дорого — в которой ты бы оставался, а я иногда уезжал, я был бы доволен. Обо всем переговорим.

57. А. А. ГЕРЦЕНУ

19 (7) марта 1867 а. Ницца.

19 марта. Вторник. Nice.

Не понимаю, почему к вам письма ходят — дольше чем нужно. — И от вас тоже. Сейчас только я получил письмо от 15-го. Можете теперь писать и на мое имя, только ставьте адрес четко.

Теперь, Саша, тебе поручение. 1-ое. Отослать сейчас Бакунину прилагаемую записку. Aксаков — у которого остался ко мне фебль — поместил о зажигательстве — но у моей фамилии поставил большой ? в скобках, а у Бакунина нет. Я Aксакову прежде послал письмо и уверен, что он его напечатает. То же следует сделать Бакунину.

2- ое. Скажи Ге, что в «СПб. ведомостях» (вероятно, между 8 и 12 марта нов. ст.) длинная статья о его «Воскресении» — и совершенно в его пользу. Вот ты что еще ему скажи — что он бы меня страшно одолжил, сделавши портрет Огарева, когда будет в Женеве. Я Огарева уломаю. Узнай стороной у Железнова или Забелы или Fri V, если он согласится за деньги — цену. Но в последнем будь осторожен— он может обидеться.

Вероятно, «Былое и думы» получены, отошли сейчас Фрикену его экземпляр. Visconti продал два бывшие у него экземпляра и все «Колокола». «Колокол» — не забудь послать — Забеле, Железнову и пр.

Письмо от Мальвиды получил (несмотря на то, что она франкировала его

20 сант. вместо 40!) и очень им доволен

Case of the photograph Olga «Портрет Ольги привел меня в восторг».

Н. Огарев.

Портрет мадемуазель Ольги я отнес — он очень хорош и большую приятность с красотой в себе заключает — также перемену.

С. Тхоржевский.

Портрет почтеннейшей дочери почтеннейшего Александра Ивановича помещен в числе декабристов — в альбум.

Князь П. Долгоруков.

Очень обрадовался портрету.

Adieu. — Прощайте-с.

Л. Чернецкий.

Я так буду волосы чесать.

Лиза.

(Продолжение в следующем листе) Прощай.

58. Н. П. ОГАРЕВУ

20 (8) марта 1867 г. Ницца.

20 марта. Середа. Nice.

Много приходится писать к тебе и много неприятного. Твоя записочка сильно рассердила Natalie. Замечание о Лизе было несколько странно по отрывочности (à propos, зачем ты пишешь письма только тогда, когда тебе некогда, — и всякий раз оговариваешься об этом? Тата выдумала тип твоего письма: «Милая Тата, я на днях к тебе буду писать», — и через два месяца: «Сегодня мне некогда…»)… из-за него — разговор, который мог бы остаться так. Но вчера пришло опять письмо от Сатиной. Она просто приступает к горлу, чтоб Natalie ехала и везла Лизу; говорит, что все будет улажено, требует сейчас ответа, хочет прислать Алексея Алексеевича) и деньги на дорогу. Умоляет решиться. О нас ни полслова. Ясно, что Сатина знает все и что она считает меня слабым человеком, а детей — извергами (это не сказано). И вот Natalie требует сейчас ответа. Я говорю, что Лизу я не по¬зволю взять. — «А я не хочу так жить». — «Что же ты хочешь?» — «Я не знаю, все невозможно…» Ты можешь себе представить тон… Наконец я сказал, что требую Сатина сюда и прежде не дам ответа. Natalie не хочет, чтоб мы виделись с Сатиным. Тайно она не уедет — но все вместе предвещает страшные компликации. Сатин действительно необходим. Трубецкой должен возвратиться для свадьбы. Жду его. Но если по дороге случится писать Сатину — пиши с мудростью змия.

Если так продолжится, я сам начинаю думать, что придется отпустить после переговоров Сатина, крещенья и пр. Я так прекрасно устроил вновь связь Лизы с Татой и Ольгой, — ЫаКаНе ничего не хочет и всему помешает. Я хотел, чтоб Тата приехала в конце мая сюда и подождала бы Мейзенбуг и Ольгу — да сверх того, и моего возвращенья в начале июля. Мейзенбуг и Ольга должны были бы жить особо (квартиры летом даром) — и был бы последний опыт. Его Ыа1аНе уже совершенно сгубила, а между тем, несмотря на порывы любви, нам с тобой нечего считать ни на какую пощаду. — Тревога и самолюбие все же на первом плане.

У Лизы катар; избаловавши ее всякими причудами, Ыа1аНе вчера ее ругала (я иначе не могу сказать) на чем свет стоит за то, что она не принимает лекарств… Я должен был вступиться. Язык ее губит. Я смотрю как доктор, удерживаю себя, — но не могу же всегда — и начинаю пережевывать мысль о русской семье для Лизы, не имея возможности что-нибудь сделать из своей. (Из письма Сатиной видно, что Ыа1аНе их страшно настращала Лизиной болезнью и что ее покинули одну.)

Напиши (когда тебе есть когда) твой совет. Очень обдуманно, я буду ждать.

Прибавь к нескольким строкам об аккитированной женщине, что защитником ее был князь Урусов.

Вероятно, Краевский сделает процесс — беда не велика, лишь бы достать очень ловкого адвоката. Разве против Разина — Резина.

Хотел с Голынского на общий фонд — нет, не поддается. Ан. Шувалов ему наврал с три короба о нигилистах, о том, что Милютин представлял нас в правительстве, etc., etc.

Прислать или нет статью «Венеция»? — И вздор и дело: речь о будущности Италии и, начинаясь с шутки, опять идет к нашим финнам (но не чухонцам).

Я говорил с Dr Granvillier (парижской школы, но ничего) о Лизе. Он, разумеется, говорит, что тогда был небольшой бронхит, а теперь катар. Железы опухли немного; он советует в июне — море, в июле — серные ванны. Здесь есть возле.

67

59. Н. П. ОГАРЕВУ

22—23 (10—11) марта 1867 г. Ницца.

22 марта. Пятница.

Я с тобой не согласен и прошу письмо к Аксакову напечатать в следующем № (т. е. 1 апреля) — 25—26 марта ты увидишь, будет у него или нет. Если будет, прибавь в скобках: «было помещено». Если нет, пусть знают. Это ясно, К Бакунину я писал,