4 (в 5 у меня свидание) или завтра утром.
Ответ является предметом ходатайства, ожидания и надежды.
N5. Если дела будут продолжаться таким образом, то всеобщую историю должен будет написать И. Тургенев под заглавием «Записки дурных охотников».
А. Герцен.
120
111. M. К. РЕЙХЕЛЬ
10 июня (29 мая) 1867 е. Женева.
10 июня 1867.
7, Quai Mont Blanc.
Шерейшая Марья Каспаровна. Голова идет кругом — новости, сплетни, пули, цари, лошади, — надобно держать ухо востро и писать — а потому я дня все еще не могу назначить, да и у вас все еще не совсем исправно (Рейхелю-то как не стыдно на старости больным быть!).
А вы вот что сотворите — я прочитал в газетах, что у вас в Mattenhoff’e есть какой-то пансион, — не ехать ли прямо туда. А если очень скверно, я в Bernerhoff поеду. До 15-го я, наверное, не буду — впрочем, я вам напишу. На днях я ездил в Montreux к Мишле и Кине.
Тата в Ницце, я еду 1-го июля (оно потеплее там). Затем жму вашу руку и руки всех ваших. От Ольги Ивановны записочку получил, — если что можно, сделаю для ее протеже — попросите у нее прощенье, что не писал, я все хотел на словах передать. А вот и к ней просьба подобная и к вам тоже. Фогт и жена его просили меня, нет ли места для молодой девушки гувернанты-немки, дочери адмирала, вконец разорившегося (я всегда говорил, что для Германии флот не нужен), она не столько ищет дороговизны, сколько дружеского тона и деликатности. В Россию поедет. Засим прощайте.
Жду ответа.
112. Н. А. ТУЧКОВОЙ-ОГАРЕВОЙ
11 июня (30 мая) 1867 г. Женева,
11 июня — час.
С каким странным нетерпеньем я ждал ответ на мое письмо из Montreux, и что же получил — твою невыразимо дурную записку. Пришли мне ту — за что же ты испугалась — за все мученья раз дать мне каплю хорошего. И почему ты сочла себя тотчас в необходимости мстить — спросила ли ты: «Да каково ему было при всей этой передряге, при виде Огарева, при море неприятностей, окружающих в последнее время?» Natalie — тебе стыдно. Я жду записку, которую ты не послала — она облегчит мне, может, влияние сегодняшней…
Какой ты грех сделала — убив твоим письмом столько, столько хорошего… Мне жаль тебя и потому жду того письма. Дай Лизе немного денег (я их еще не получил — но пусть тешится).
121
Ни тела Шарлотты, ни вести — совершенный штиль немой ночи.
Я требую ответа 15-го в субботу — и до тех пор писать не стану.
11З. М. МЕЙЗЕНБУГ 13 (1) июня 1867 г. Женева.
Malvid’e.
Cherissime protectrice de la revue future.
Monodfenestrebaumritter — ont été chez nous. Je les ai régalés par Pierre Leroux et j’ai régalé par eux Vogt. Fanny Lewald — à passé chez moi une soirée — qui est devenue double, car son mari y était aussi.
La revue n’ira pas à Florence, mais elle peut aller ou à Genève ou à Bruxelles.
Or tous les avantages étaient pour Genève. — Telle est mon humble opinion. Si Monod se décidait (il n’en sait rien, car est parti me laissant sur les bras de Baum — Wollenritter) — je commence le «Kolokol» en français pour le 1 janvier 1868 — et nous imprimons la revue chez L. Czerniecky. Appartement, Tkhorzevsky et le lac — gratis. (Si on veut avoir une dame du lac — comme extra, cela doit se compter à part — nous fournissons le mal — seulement).
Pour parler avec Louguinine, Vyrouboff — ils ont envoyé Baumritter — qui n’a pas de voix, pas de connaissances. Je ferois qu’ils ont fait cela — parce que la Pologne révolutionnaire — avait pour son ambassadeur à Londres Cwiertzekewitch.
I beg your attention — Mame — à mon article «La Masurque» — c’est le voyage de l’Empereur Alexandre.
Alexandre peut traduire.
Je pense quitter Genève vers le 1 juillet.
Où allez-vous? — Et pourquoi allez-vous si vous ne pouvez vous baigner dans la mer. L’eau de mer (c’est à dire au moins le sel de mer) vous pouvez l’avoir partout?
Votre reviseur de la revue.
Encore une lettre de J. Tourguéneff — chant de rossignol et Rosenduft.
13 juin 1867.
Cherissimeclxxvii[177] покровительница будущего журнала! Монофенетрбаумриттер — были у нас. Я угостил их Пьером Леру, а ими угостил Фогта. Фанни Левальд провела у меня вечер — который должно считать за два, так как ее муж тоже присутствовал.
Журнал не будет издаваться во Флоренции, но может выходить либо в Женеве либо в Брюсселе.
Все преимущества на стороне Женевы. Таково мое смиренное мнение. Если Моно решится (он ничего об этом не. знает, так как ушел, оставив меня на руках у Баум- Волленриттера)— я начну издавать «Колокол» по-французски с 1 января 1868, и мы будем печатать его у Чернецкого. Квартира, Тхоржевский и озеро — даром. (Если пожелают иметь озерную даму — как прибавку, то за особую плату — мы поставляем le mal — и только.)
Для переговоров с Лугининым, Вырубовым — они послали Баум-Риттера, у которого нет ни голоса, ни знакомств. Думаю, что они так поступили — потому, что революционная Польша имела своим послом в Лондоне Цверцякевича.
I beg your attentionclxxviii[178], Мэм, на мою статью «Мазурка» — это путешествие императора Александра. Александр может перевести. Предполагаю уехать из Женевы около 1 июля. Куда вы отправляетесь? И зачем вы уезжаете, если вам нельзя купаться в море? Ведь морскую воду (т. е. по крайней мере морскую соль) вы можете получить всюду.
Ваш ревизор журнала.
Еще одно письмо от И. Тургенева — соловьиная песнь и Rosenduftclxxix[179].
13 июня 1867.
114. Н. А. ТУЧКОВОЙ-ОГАРЕВОЙ
14—15 (2—3) июня 1867 г. Женева.
14, пятница.
Хотелось написать несколько слов — и я остановился. И это удовольствие, и этот отдых у меня почти отнят. На мое письмо из Montreux — ни слова. На мое второе письмо отсюда, где я благодарил, ни слова. Но на письмо, которое тебе показалось не по шерсти (в нем ничего нет жесткого, а есть ответы), ответ в четверть часа. Жду что будет.
123
25 июня выйдет последний «Колокол», и если ничего не помешает, я к 1 мог бы ехать… и как я хотел, ты видела это… и все-то ты опять испортила, и нет светлого направленья.
Буду ждать письма. Дом, т. е. квартиру, сегодня наняли — маленькую за 800 в год: 7 Boulevard Plein Palais au 2. Я, вероятно, туда не перееду или — только переночую. Ящик дорожный достал.
О Шарлотте— ни малейшей вести. Говорят, что в Роне есть пещеры под скалами, в которых пропадают без следа, другие тела — уносятся в Марсель и море. Писала ли ты в Россию о деньгах Огарева, страшно нужно — хоть бы еще .1000 руб. сер.
15, суббота.
За несколько строк в конце — я прощаю твое дурное письмо. И ни слова об этом. Мне не на что тебе отвечать — окончательно. Пересмотри мои письма, ты в них увидишь все. Я хочу к вам — сделай только, чтоб мне у вас было легко, бестревожно. Мне, вероятно, надобно будет сделать две отлучки — очень короткие, до 1 января (а может и одну). Я был бы раньше готов — но выстрел изменил все, нельзя было остаться в подозрении, что мы, испуганные, остановились. Если «Колокол» сегодняшний дойдет — порадуйся его благородному тону — эту чистоту со временем оценят.
Если ты, можешь вспомнить — хоть что-нибудь из хорошего письма, напиши — мне так дороги иные теплые слова, ж ты меня так мало баловала, что можно переписать по памяти.
1-го июля или тотчас после я отправлюсь. До тех пор я прошу сейчас написать мне, что я должен говорить с Прогер — она 1 сентября свободна. (Да разве ты не в том положении, в котором думала? Как же это не написать.)
Дом нанимай какой хочешь — мне надобно немного вида и простора. Помни, что тень тоже нужна. Прощай. Горячо обнимаю тебя и умоляю — не падать опять в старую колею.
Кухарка до 15 июля не может ехать. Подумаю. Разумеется, что Чернецкие знают о Шарлотте.
115. Н. П. ОГАРЕВУ
14—15 (2—3) июня 1867 г. Женева.
Чтоб не забыть в теперичных суетах — скажу тебе, что и в последнем случае мой инстинкт был вернее твоего, и, подвергнувшись сильным упрекам, выиграл карту опять я. Я получил второе письмо от Natalie по поводу моего сообщенья о Шарлотте. То, что я добивался рассуждениями, доводами
124
и бранью, то сделал поразительно трагический пример возле. Она просит не показывать письма. Это основано на том, что она не знает, отдашь ли ты ей ребенка (я вовсе не согласен брать его теперь); затем выписываю: «Меня мучат твои строки об Шарлотте. Я не могу ничего делать, мне страшно за нее и ребенка, привези его». «Пусть Саша его возьмет после, — а может, он этого не сделает, может, видя, как мое сердце болит за него, лишенного любви матери, он многое забудет и станет мне другом. Может, и Огарев и потом Мейзенбуг с Ольгой захотят с нами соединиться».
Итак, Огарев, мое предосудительное письмо сделало то, чего не могли сделать ни любовь, ни злоба до ненависти, ни твое, ни мое влияние.
Ты не думай, что я делю этот план или что я его подсказал, — ни одним словом. Но я
должен сказать, что я на этом начале мог бы сделать многое.
Ты: можешь быть доволен тем, что ты меня разбранил напрасно, — а может, и поделом,
но в случае, в котором случайности в мою пользу и в пользу моего чутья.
Ведь и с Вурмом и вшами женевского нигилизма с твоей стороны — только любовь к меньшей братии, а пониманье их — с моей.
Полагаю, довольно.
Если же ты желаешь что-нибудь сказать мне об этих планах, лучше напиши.
До Пьера Леру.
116. Г. Н. ВЫРУБОВУ 17 (5) июня 1S67 г. Женева.
17 июня.
7, Quai du Mont Blanc.
Благодарю вас за письмо и брошюру, в которой тотчас прочел вашу часть — и очень доволен ею. Я на днях писал вам небольшую записку с некиим Баум-Риттером — но он уехал в Гейдельберг и ближе недели не будет в Париже. Дело вот в чем. В то самое время,
как я напечатал вашу программу в «Колоколе», я получил проект подобного «Revue» — но больше специального, которое собирались издавать во Флоренции несколько молодых людей, редактором хотел быть Monod — человек очень дельный, умный и образованный; Шифф и Молешотт обещали участвовать, Levier d-r
