— и приеду в 4-10 или в 8-50. Пробуду у вас вторник и середу — в четверг приеду в Женеву и в субботу отправлюсь в Ниццу и Италию.
Если что неладно, пропишите.
Адрес новый: 7, Boulevard Plain Palais.
Всех ваших обнимаю.
Комнату возьмите в Mattenhof pensionA
126. H. А. ТУЧКОВОЙ-ОГАРЕВОЙ и Н. А. ГЕРЦЕН
30 (18) июня 1867 г. Женева.
30 июня. Воскресенье.
Писем нет. Дела идут — но всё не так скоро. Вчера отпечатан «Колокол» и послан. В Берн еще не ездил потому, что Чернецкого дело застряло. И он чудак, с своей меланхолией, и те, разумеется, хотят выторговать. В четверг, вероятно, дело лопнет или подпишется. В промежуток я съезжу в Берн.
В пятницу у Долгорукова прощальный обед.
В воскресенье — если ничего не случится очень важного — отправлюсь, какой дорогой — не знаю.
У нас биза. Лето было дурно. Я купался, впрочем, несколько раз в Роне. Вода 14 и 14,5 градусов по Реомюру. Сегодня ясно. Ага и я — мы обедаем у Чернецкого, которому я отправил все вина и запасы и подарил свою печку. Это годовщина 1 июля.
2 часа.
Письма нет, не знаю даже адреса. Пишу на авось. [Лизе посылаю карту — где Ницца и пр.]ссу[205].
Тата — узнай у Висконти, есть ли в Ницце американский консул, и напиши, письмо меня еще застанет.
136
127. H. A. ТУЧКОВОЙ-ОГАРЕВОЙ
2 июля (20 июня) 1867 г. Берн.
2 июля. Mattenhof,
Natalie — писем нет, — а письма необходимы, я их жду, чтоб еще раз сондировать, что меня ждет. Отчего же писем нет?
Vendettaccvi[206] или переезд? Я даже не имел ответа на письмо с программой Прогер.
Дела все кончаются — я мог бы ехать 8-го — но истинно хочу знать прежде — еду ли я начинать последний совершеннолетний отдел жизни или тянуть старую канитель — взрывов, упреков, в которые изредка вставлены светлые минуты. На последнем будущего не построишь. Внутренне я декуражирован.
Хорошо, если б ты написала ответ на это письмо, поработавши еще раз над собой; тебе, Natalie, а не мне надобно принять то твердое решение, о котором ты пишешь.
Письмо это придет 4, 7-го может быть ответ.
Я не знаю вашего адреса.
Целую Лизу. Что бы ей привезти?
Прощай пока.
Здесь деревня — вид, все напоминает деревню — и коровы и птицы, можно легко устроиться везде, даже в Швейцарии. Немного мебели есть.
Кельсиев явился на русскую границу, объявил, что он Кельсиев, — велел себя арестовать и сдать правительству. Что это — отчаянье, плутовство или просто безумие? Увидим. Новости эти уже в русских газетах.
Если письма не потребуют ответа, то я писать больше не буду — и это будет значить, что я восьмого поеду. Телеграфировать ни в каком случае без адреса нельзя.
Почта пришла, писем нет.
8 вечера.
Берн.
137
128. А. А. ГЕРЦЕНУ
2 июля (20 июня) 1867 г. Берн.
Берн — Mattenhof.
2 июля.
Предложение Мейзенбуг купить что-нибудь из имений духовенства — превосходно. Капитал Американский мне возвращается 60 000 doll. — их надобно поместить. Земли, вероятно, будут продавать за бесценок — хлопочи и узнавай. Никогда я и не думал, что могу начать хоть частные выделы вам. Помни одно, что 5% минимум (дохода) — и только в случае большой надежды можно изменить. Но тогда надобно знатока агронома.
Около Генуи надобно искать дачу.
A propos, я позволяю вам, обдумавши, искать квартеру без мебели — я мало-помалу умеблирую (остатком капитала при placement).
Письма сейчас отошли. Охота им в жар ехать в Veneziro — гнилую.
Кельсиев передал себя аресту. Прочти в письме Ольги.
10- го я в Ницце.
P. S. Марья Каспаровна состарилась и похудела, но ее супруг процветает — и действительно честная и благородная натура. Не сделался бисмарцем. Они получают 5000 fr. — имеют превосходную квартиру (800 fr.), трех детей и Морща. Когда я подумаю, что и вам и мне недостают наши доходы — я краснею.
Чернецкому мы было нашли большое дело — это могло бы его обеспечить. Напишу, если устроится.
129. М. МЕЙЗЕНБУГ
2 июля (20 июня) 1867 г. Берн.
2 juillet 1867.
Chérissime des Malvides,
Vous avez du sang de Vasco di Gama et de Magellan. Voyageuse intrépide, lagunophile et terrophobe. Je ne sais où vous écrire — je me décide à envoyer la lettre à la Specola.
Mais en outre ce n’est pas tout que vous avez quelque chose de Lapeyrouse et du Capitain Cook (comme Cook il a Inventé les Sandwich) — vous avez un vrai talent financier — jon talent. Turgot Cobden. Votre idée de séculariser en ma faveur quelque propriété du clergé — est très juste. Trouvez-moi un
138
homme — pour réaliser cela. Les grandes conditions — pour avoir un homme sérieux, c’est de le chercher — parmi les ennemis, parmi les rétrogrades — il doit être assez coquin — pour comprendre qu’en me volant, il gagnera moins, pas de dévouement, pas de philosophie,’ pas de nom historique, s’il est sympathique, vous le chasserez. Enfin cela doit êtreunhomme d’affaires — sans idées, sans autre science — que la flouerognosie.
Avez vous ce Ecce homo!
Partie polémique.
1- е Non — ma docte amie — non, je ne partage pas votre opinion ni sur les livres, ni sur mon observation. Quel est donc le culte de l’amour-propre qui empêche d’un côté — une critique toute amicale, et de l’autre — fait accroire ex. gr. à une jeune personne qu’elle a la voix de Grisi… et le style épistolaire de Mme de Sevigné? A quoi donc? (Madame Lyon, soit dit en parenthèse, n’a jamais entendu de Panofka — mais elle m’a parlé d’un ou de deux Italiens très forts). Nous avons assez gâté — rafistolons. Maintenant des livres. Cette éducation — classique — a fait son temps. On peut, on doit lire Homère et la Mahabarata — mais cette lecture, ne doit pas primer, il y a une lecture qui développe beaucoup plus — émancipons-nous de l’Olympe — comme nous sommes émancipés de Golgotha. Pensez-y sérieusement — sans idées préconçues, sans le conservatisme littéraire. Et qu’avons-nous de commun avec les chinoiseries des Hindous? Rien. Schlegel a mis à mode la sanscriterie au temps le plus honteux de l’histoire moderne. Pulsky — a été son Isaack.
Addio.
2 июля 1867.
Cherrisime из Мальвид,
в вас течет кровь Васко ди Гама и Магеллана, неутомимая путешественница, лагунофилка и землефобка. Не знаю, куда писать вам — решаюсь послать письмо в Спекола.
Но это еще не все — в вас есть кое-что от Лаперуза и от компании Кук (как Кук, он открыл Сандвичевы острова) — у вас воистину финансовый талант — талант Тюрго и Кобдена. Ваша мысль секуляризировать в мою пользу некую церковную собственность — очень правильна. Найдите мне человека, чтобы осуществить ее. Основное условие — чтобы добыть серьезного человека — это искать его среди врагов, среди ретроградов — он должен быть порядочным плутом, чтобы понимать что, обворовывая меня, он меньше заработает — ни предан-
139
ности, ни философичности, ни исторического имени; если он внушает симпатию, то вы его прогоните. Словом, он должен быть деловым человеком — без идей, без каких-либо знаний, кроме умения надувать ближнего.
Имеете ли вы такого Ecce homoccvü[2ü7]?
Часть полемическая.
1. Нет — мой ученый друг — нет, я не разделяю ваш взгляд ни на книги, ни на мое замечание. В какой же степени нужно быть самолюбивым, чтобы, с одной стороны, не допу¬скать даже вполне дружеской критики, а с другой — чтобы уверить, например, молодую особу в том, что у нее голос Гриди… и эпистолярный стиль госпожи де Севинье? И для чего? (Госпожа Лион, будь сказано в скобках, никогда не слыхала о Панофке — но она мне говорила об одном или двух итальянцах, очень способных.) Мы с вами достаточно портили — давайте поправлять. Теперь о книгах. Классическое воспитание отжило свой век. Можно, должно прочесть Гомера и Магабарату — но это чтение не должно быть на первом месте, есть другое, которое развивает в гораздо большей степени — надо эмансипироваться от Олимпа — как мы уже эмансипировались от Голгофы. Подумайте серьезно об этом — без предвзятой мысли, без литературного консерватизма; И что у нас общего с китайщиной индусов? Ничего. Шлегель ввел в моду санскрит в самый постыдный период современной истории. Пульский — был его Исааком.
Addio.
130. H. А. ТУЧКОВОЙ-ОГАРЕВОЙ
6 июля (24 июня) 1867 г. Женева.
6 июля 1867.
7, Boulev. Plein Palais.
Письмо твое я получил. Оно мне было необходимо — и хотя я им не очень доволен, но еду не с тем тяжелым чувством, с которым бы ехал без него.
Маленькие шалости — я кладу совсем в сторону: в Венецию до будущего года я не собирался, кухарку не ехать не уговаривал и не могу отвечать за глупую женщину, вдруг отказавшуюся.
140
Natalie — помни, что и того мало, чтобы не упрекать и нажаловаться, — упрекать можно из ревности и из неверья. Жаловаться слабо. Но надобен сверх того еще шаг — не говорить о том, что не упрекаешь и не жалуешься.
Если б ты смотрела на дела с больше гуманной точки — ты сказала бы: «Лучше потеряй еще неделю, но устрой Чернецкого». Тут речь о куске хлеба для него и его жены. И это правдаг я из-за него потерял (и, может, без пользы) целую неделю.
Сделай же, Natalie, чтоб я приехал к тебе на отдых. Сделай, чтоб я чувствовал, что ты работаешь над собой — и просто, чтоб мне хотелось остаться дольше. Теперь Последнее время — я сам чувствую, что или и впредь мы пойдем по каменьям, или именно теперь ты можешь ближе прижаться ко мне — поправить недоразумения. Жди же меня прямо и просто — и иди,, как Тата, в мои объятия — встретить меня ими и Лизой… и я буду в своей семье. Остальное все неважно… без этого все на песке и все хрупко,
Суббота. 9 часов.
Вчера я послал 500 “^“Р^фр., везу с собой тебе 1500 и Тате 300.
Получили ли — т. е. 500?
Я еду во всяком случае в половину нынешней недели, так .что, наверное, к концу ее (ты не велишь писать и потому я оставляю dans le vagueccix[209]) я в Ницце.
Писать ко мне не нужно больше, если б что случилось, пусть Тата напишет к Огареву.
Тату обнимаю и Лизу.
А Сатину пиши о деньгах опять и опять. Огареву плохо.
Лизе поручается мне приготовить сыру и каких-нибудь пикулей.
Скажи ей, что я в Берне и здесь купался в воде в 13 градусов.
Тате скучно не будет —
