климат понутру — она вдвое ест и толстеет. Умна удивительно, до тончайших нюансов; в школу ходит весело, — a Natalie недовольна и, верно, возьмет ее недели через две!..
Я сюда приехал с очень хорошими американцами, которые за мной ухаживали по дороге и были aux petits soinsxix[19]. Виллих выздоровел от раны. Генерал имеет большое место в Массачусетс с окладом 35000 фр. Скажи Тхоржевскому и кто близко его знал.
И аминь.
19
14. H. П. ОГАРЕВА
16— 17 (4—5) января 1867 г. Генуя, Болонья № 2 из Италии.
Genova. 16 января, середь
Забава да и только. Вчера гром и ливень, сегодня колод и ливень — да ведь беспрестанный дождь — сегодня десятый день. Еду завтра в Александрию — крюк огромный — но всё по железной дороге; оттуда через Модену в Болонью, там оста¬нусь полдня и, вероятно, в субботу буду в Флоренции, Нового сообщать, разумеется, нечего. Вчера я тебе писал…
Завтра встаем в пять и едем около семи — в Болонью; мои американцы едут потому, что я еду, — вот какие победы. Их трое, два молодых человека и один капитан парохода, во всех гораздо больше наивности и простоты, чем у европейцев. А вьюга продолжается. К вечеру мы в Болонье.
Прощай Bologne Hôtel Brun
Приехал в 3, устал, обедаю, ложусь спать и в 7 еду во Флоренцию, след., буду там в 12 завтра.
17, четверг
Все бы хорошо, но потерял все ключи — досадно
15. Н. А. ТУЧКОВОЙ-ОГАРЕВОЙ 17 (5) января 1867 а. Болонья.
Bologne. Hôtel Brun 17, четверг.
Приехал сюда в три часа усталый — не спал и хочу отдохнуть. Погода холодная, снег, но ясно… Завтра в 12 в Флоренции. Всё бы хорошо — но потерял все ключи — должно быть, в Генуе. Это меня бесит, писал в отель.
Что вы — ни о ком не мог иметь вести. И страшно иной раз.
Американцы отсюда поехали дальше.
Лизу целую, и прощайте.
Я телеграфировал после приезда и писал — все ли получено?
20
16 H. П. ОГАРЕВУ
19(7) января 1867 г. Флоренция.
2- е из Флоренции.
Огареву.
19 января. Флоренция.. 41, Via Santa Monaca.
2°р°.
Посылаю вместе с этим письмом все корректуры. Твоя статья по началу как раз придется продолжением моей III статьи. Она хороша. Хорош и «Белый террор», но я прошу тебя выправить его посерьезнее. Я полагаю, что нельзя отдавать в печать не поправивши. Не забудь, что в заглавии вместо террор написано «герор», и убавь ругательств. Сколько мог, я сделал, — но действительно голова идет кругом, а времени мало. Если нельзя — то и не посылай mise en pagesxx[20]. Хотя я не вижу резона, отчего «Колоколу» не выйти 3, 4февраля, — кого это обидит?
Серно-Соловьевич печатает, как ты видишь, брошюру против нас. Что же сделают остальные «эмигранты» и приятели? Это интересно для будущих сношений. Предложи-ка Мерчинскому протестовать и Мечникову. Не благодушничай. Я, с своей стороны, их молчание приму за согласие с Серно- Соловьевичем и раззнакомлюсь. Ты можешь это сказать Мерчинскому. Быть с нами знакомым и пускать этого мошенника к себе в дом — двуличность. Якоби поступает лучше. Если Серно-Соловьевич сумасшедший — что же его не сажают в Женеве в сумасшедший дом? Если же нет — пусть несет всю ответственность за дела.
Здесь все хорошо — кроме ужаснейшей, холодной и отвратительной погоды. Ольга несколько сложилась, умна умом и воображением, хотя ничему не учится. Тата занимается довольно, хотя собой недовольна. Саша в самом деле работает. И Мейзенбуг ничего, хотя здоровьем плоха. Ей вчера д-р Левье делал подкожную инъекцию морфина от головной боли.
Я никак не ожидал, что Долгоруков недоволен статейкой. В поощрение прибавляю несколько строк, которые передай Чернецкому.
Фрикен несет письмо на почту, оно еще пойдет сегодня, адресую поэтому Тхоржевскому.
21
17. С. ТХОРЖЕВСКОМУ
19 (7) января 1867 г. Флоренция.
Душевно благодарю за письмо, любезный пан, от него пахнет снегом и льдом. — Во Флоренции всех застал здоровыми, все кланяются. О Сашиной лекции есть прекрасная статья по-итальянски. Газет русских еще не читал. Приехал по снегу и холоду и утомился.
Корректуру послал Огареву, передайте ему письмо и прощайте.
19 декабря.
41,Via S. Monaca.
Firenze.
Все наши кланяются Чернецкому.
18. С. ТХОРЖЕВСКОМУ
22 (10) января 1867 г. Флоренция.
Тхоржевскому.
22 января. 41, Via St. Monaca. Firenze.
Требуется сюда следующая присылка книг, когда «Энгельсоны и Сазонов» будут отпечатаны:
4 экземпляра 2-го отделения «Былого и дум».
4 экземпляра обоих вместе,
10 экземпляров «Camicia rossa».
Теперь вопрос, как сделать, чтобы дешевле послать? — например, за 4 или 5 фр. Если же нельзя — напишите.
Зачем Огарев посылает двойные №№ «Московских ведомостей»?— это, кажется, роскошь.
Ключи в Генуе нашли, но не могу еще добиться до них. (Получил.)
Погода вполовину сгубила все удовольствие — в комнатах стужа, темно, на двор нельзя выйти от дождя. Одно утешение, что уже Генрих Гржимала-Любанский открыл меня и ходит читать проекты об экономии в содержании армий. Здесь и Гауг… «та… та… та…», сделавшийся богачом. Доманже дает уроки у великой княгини Марии Николаевны. Фрикен — пишет книгу.
Что же, наконец, вы придумали для типографии и для Чернецкого к 1 маю? Напишите-.
Все вам кланяются.
Три часа. Погода прояснилась, и Любанский попросил 200 фр. взаймы.
19. H. П. ОГАРЕВУ
22 (10) января 1867 г. Флоренция.
Прощайте.
22 января. 41, Via Sta Monaca.
Nataiie пишет, чтоб я категорически решил, и притом сейчас, вопрос, ехать ли ей в Россию или начать покупку пансиона в Ницце, что она считает равняющимся поступлению в монастырь. Что я могу отвечать? Если б я был уверен, что она сладит с пансионом, я не сказал бы ни слова — но ведь это больше чем сомнительно. Для вопроса о России я не имею данных — например , что будет с Лизой? Нужен необходимо Сатин — и ни малейшей возможности послать письмо.
Я смотрю с бесконечной грустью на свирепые результаты безумья и эгоизма. Лиза была бы совершенно счастлива теперь с детьми. Тата становится покойнее, а Ольга действительно очень грациозно развивается. Она была бы великим источником — ресурсом для Лизы. Даже Мейзенбуг ничего бы не имела против. Но страх перед Natalie всех леденит. Она сама чувствует, что во многом неправа, — но сказать это со слезами и горестью не может. Напиши твой совет.
Работы наладить еще нельзя. Да и отчего же ты не отметил прямо для «Смеси» кой-какие резкие вещи, например 1) об ограничении права раскладки в земскОм собрани и о московском протесте? Такую вещь и Долгоруков сделает. Погода была до того дурна, что я к Vieusseux не ходил. Присылай, пожалуй, только те № газет, в которых есть что-нибудь интересного (ну, два раза в неделю).
Может, о процессе Чичерина есть больше подробностей, — спроси у Долгорукова.
А в Москве речь-то говорил Юр. Самарин. Это ТруБецкой меня ввел в искушение, что Дмитрий.
Итак, еще раз прошу — в «Смесь» отмечать без меня.
Думаю через две недели ехать в Венецию. Здесь жизнь все же слишком юна и бойка — хотелось бы пообдуматься одному.
Прощай.
20. H. П. ОГАРЕВУ
25(13) января 1867 е. Флоренция.
25 яиваря. 41, Via Sta Monaca.
2°р°.
Получил отписку от Тхоржевского о холоде, типографии, Долгорукове и пр., и его простое письмо ratherxxi[21] навело грусть.
впрочем, я вообще в хандре (скверная погода продолжается, хотя теплее). Меня мучит неуменье устроить жизнь — для себя, для нас, для несколько близких лиц. Мне иногда сдается, что мы оба — ты и я — страшные эгоисты: ты с нежными, я с жесткими велеитетами, и оттого постоянно губим все около себя, себе — и выкупаем нашу психическую антропофагию общими интересами… и талантом.
Я стою теперь wie ein Ochs am Bergexxii[22] и решительно не знаю, что сделаю для детей и что для Лизы. Я здесь всеми доволен. Ольга действительно умна и жива и очень развилась, она очень красива и грациозна. Тата занимается много… Но я чувствую, что в этой жизни они будут глохнуть и, того и смотри, выйдут из нее в глупый брак… Но что я сделаю? Для этого надобно: 1-ое — жить с ними, 2 — удвоить их оклад (а он теперь уже достигает 14000 фр.) и, наконец, не жить на 3 дома. Внешнюю часть жизни с Натали и Лизой я бы сладил, но вместе и думать нельзя.
У Ольги характер чрезвычайно сюссептибельный, и она не дает сдачи, а глубоко оскорбляется. Natalie ее в неделю доведет до безумного бегства или чего-нибудь такого. Если б ты слышал наши разговоры в Ницце, ты подивился бы моему терпению. 1/iooo долю не вынесла бы ни Тата, ни Ольга. Лиза была бы, напротив, здесь совершенно на месте. Вот я и ломаю голову… ну, пройдет месяц, два… я опять буду в Ницце, опять приеду в Женеву — при чем же все останутся? А тут еще нелепость — везти Лизу в Россию… И… бьешься, бьешься, и эгоизм берет верх, и хотел бы бежать, куда бы то ни было — только один. Твоя жизнь несчастна — но она менее запутана.
Ну, довольно!
Вчера у Шиффа был rendez-vousxxiii[23] для спора о libre arbitrexxiv[24] с Доманже. Шифф был сплендиден, да, он большой талант и большой логик. Разумеется, он Доманже победил — и тот (несмотря на французское многоязычие и свое умноязычие) сдался, что в спорах бывает редко. Итак, libre arbitre принесен на заклание.
Затем прощай. А. Г.
21. Н. П. ОГАРЕВУ
29, 31 (17, 19) января 1867 г. Флоренция.
29 января 1867. 41, Via Sta Monaca. 2°р°.
Особенно сказать нечего — разве придет scribendoxxv[25]. Заметил ли статью в «Голосе» (5 января»), совпадающую шаг
в шаг с моей статьей в «Колоколе»? Жду продолжения ее (6 января) (продолжение плохо). Сегодня получил письмо от Лугинина — просит денег для Озерова. Тхоржевский ему послал 50, пошлю я отсюда 100, тогда у меня останется в фонде 450 фр., а затем финал. Свой взнос я начинаю беречь с другой целью — о том после. 250 могу прислать. Последнее письмо из Ниццы было от 17 — все это в наказание и больxxvi[26]. О, карейший защитник прибавки женщин в жизнь — какую новую комментарию я нашел здесь в подтверждение моего взгля¬да! Пьянчани (отличившийся в последнюю войну, в которую пошел простым волонтером) изнемогает под бременем домашних пакостей, делаемых дрянной и состарившейся француженкой, которая жила у него еще в Лондоне, — он стареет, падает, стыдится и не может вынуть ноги из постромки. И эта женщина без образования, без ума, без детей — давит его и все возле стоящее!..
Здесь, т. е. флорентинцы, меня опять приняли с такой симпатией и таким вниманьем — как в 1863. Странно — они меня меньше знают наших швейцарцев, а сочувствия больше. Впрочем,
