в Париж и в Женеву? От Флоренции до Рима ближе — и вы видите, что все-таки это делается не так быстро. У меня плохо с 6% американскими ценными бумагами, прежде всего я хочу устроить дела — ich harrecclxxi[271], чтобы знать, как следует поступить. — Вы не написали мне, сколько платите за квартиру. Квартира в Ницце тоже на 5-м этаже — 3000, но с правом съехать после 1 мая. Мне кажется, что вы должны теперь искать немеблированную квартиру — с мебелью, которая у меня имеется в Женеве (ее можно перевезти за 300 франков), — добавив 2000 или 2500 франков, можно устроиться. Ну что ж, подождем со всем этим до 5 ноября. Я предложил Тате остаться до этого срока — но если Александр захочет приехать, то она может выехать раньше.

Она не теряла времени здесь — в отношении чтения. По крайней мере она познакомилась наконец с историей французской революции и с нашим Weltanschauungcclxxii[272]. Что касается до искусства — она сделала мало. С очень большой настойчивостью, бросив пение, и — побуждаемая мною — написала два-три портрета — и довольно хорошо. Лень ей сильно мешает.

Развитие Лизы идет другим путем. У нее — das Lernen geht am bestencclxxiii[273]. Огромная память, самолюбие и очень большие способности к абстрактным дисциплинам — она очень хорошо решает задачи с десятичными дробями. Имеются успехи и в музыке. С другой стороны — в ней повторяются наиболее скверные черты характера Ольги. Натали еще более слепа, нежели вы, защищает ее, подобно тому как вы защищали Ольгу — и ха¬рактер страшно портится. Я скажу, как и вы: время — время исправит, и в 20 лет она станет лучше — я в этом уверен. А следы?

Прощайте. Ваш неизменный друг и цензор.

P. S. Не думайте о кухарке — tatarische Phantasien. — Да и кухарка доктора Верона свободна. Целую Ольгу.

193

172. Н. П. ОГАРЕВУ

5—6 сентября (24—25 августа) 1867 г. Ницца.

5 сентября 1867. Четверг.

Эпиграф этот был употреблен нами несколько раз. Пожалуй, второй стих и можно. Но когда же будет второй суплемент?

Тема твоей баллады больно допотопна, от «Бедной Лизы» Карамзина до Ниобы и Шарлотты она была высказана во всех формах — но это не резон, и всё вместе недурно.

Я рад, что послал Барни письмо, и если б он отвечал, я рад писать второе — и даже для печати. Нам надобно себя поставить в противуположность с глупыми обвинителями.

Прочти статью в «Temps» от 3, кажется (если цела, я пришлю), и всенепременно статью Клячко в «Revue des Deux Mondes» 1 сентября — о панславизме, где он кадит Австрии и Турции и зовет их на войну против России.

Неужели нам все сидеть между кресел — зад на полу. Надобно просто стать против этих клочков старой ткани. Место в западной публицистике для нас есть, и большое. Не напеча¬тать ли мою статью, как coup de tam-tamcclxxiv[274] особо, вроде spécimen’a. А ты напрасно меня остановил от Эмиля Жирардена. «Новую мысль» я читал — мило, умно, свежо — но всё же studentmafiigcclxxv[275] и так же не будет расходиться, как вырубовка.

Фогт имел колоссальный успех в Париже. Он там за обедом восхитил своей речью, его и Фирхова особенно фетировали. «Liberté» говорит: если Фирхов похож на Робеспьера (?), то Фогт — на Дантона. Скажи ему это.

Приезд Бакунина меня интересует. Это очень хорошо, если он остановится у Клапреда (будет Клапред всю жизнь помнить). Он знаком с Скарятиным и вообще мне хочется узнать, как он станет с элпидьевкой — а главное с поляками. Что он мне писал? Спроси его. К Гарибальди тебе придется сходить. Скажи ему, почему меня нет.

Я жду ответ (второй) от Бамбергера — и, вероятно, скоро поеду в Париж на несколько дней.

Мне очень жаль, что я не видался с Погод(иным). Постараюсь найти Ханыкова — мы ничего не знаем, т. е. ровно ничего.

Затем скажу, что жары здесь в августе шли крепче, чем в июле, а теперь крепче, чем в августе, т. е. от 7 утра до 5 вечера — жогом жжет.

194

Я не съедаю 74 фунта говядины в сутки. Зато питаюсь фруктами и легким медоком с содовой водой — без конца, но с абсентом.

Все, впрочем, совершенно здоровы. Лизе я до твоего письма прислал — от тебя — красивую книгу и другую небольшую от Тхоржевского, так что письмо вышло démenti’емcclxxvi[276]. Но она не догадалась. Она тебе сообщает, что у нее был soiréecclxxvii[277] и на нем:

5 françaises (mel. avec des italiennes)cclxxviii[278]

2 irlandaisescclxxix[279]

1 anglaisecclxxx[280].

Старшей даме — 10 лет.

Самой меньшой — 2 года 8 месяцев.

Лизавета и кухарка сделали иллюминацию.

Завтра едем в Cannes.

Сыпь не проходит.

После обеда. Пятница.

Погодина статью и письмо от 4 получил. Отсутствие на конгрессе — просто «рельеф». Кланяйся Бакунину. Жду и жду вестей.

Новый формат писем.

173. Н. П. ОГАРЕВУ

8 сентября (27 августа) 1867 г. Ницца.

8 сентября. Воскресенье.

Вчерашний день был скучен и неудачен. К тому же Тата была не совсем здорова с вечера. Я был на могиле один. Совершенный хаос мешает всему, т. е. хаос в голове Natalie… Что мы воду толчем — это так, но комплота все же не было, она сама не могла надивиться решенью Марии Алексеевны и в особенности Деспот-Зеновичу. Лизу от Пензы я спасу, а что еще — не знаю.

Я жду еще записки от Бамбергера, чтоб ехать — au reste до 15 сентября и даже 20 — большой крайности нет. В начале ноября все покончится, т. е. будет ответ из New York.

Попроси Тхоржевского прислать «Journal de Genève»— (или что самое подробное будет о конгрессе). В журналах здешних не все напечатается. У вас Луи Блан— кланяйся ему и Thiers. А все же мне внутренний голос говорит, что мы —

195

не у места. И это была бы единственная заслуга, которую мог бы сделать Бакунин, если б он это сказал. Он может говорить.

как фармазон,

как демократ,

как социалист,

как богослов неверия

etc., etc.

Но пусть скажет, что, как русский, он мог бы только вести полемику за то, что вся Европа нас понимает по-польски. Скажи ему.

Кстати, если ты найдешь нужным, скажи Бакунину о домашних делах. И вообще поступай со всеми как знаешь. К Бакунину я буду писать. Пусть он в письмах осторожен. Спроси, как ему понравилась моя статейка об нем.

A propos, зачем или за что ты посылаешь мне Погодина’ журнал? Я хотел только исключительно тот №, в котором статья обо мне. Он рассказал встречу верно, хотя и есть пропуски преднамеренные. Далее я его журнал в руки брать не хочу — это бред в духе холопской демократии, пропущенной через кишки попа и пузырь старой няньки, любящей Митрофанушку. А не забыл сказать, злодей, что в Montreux виноград стоит лучший 50 сайт. фунт. Как он подл в описании обеда у Берга! А все же он многое бы рассказал, и я жалею, что не видал его.

Прошу же и тебя, и Тхоржевского всякие подробности и анекдоты. Конечно, любопытно было бы взглянуть, но… но, entre nouscclxxxi[281], я очень рад, что я не в Женеве. Даже наша жизнь врознь — и все остальное — лежало бы плитой на груди.

20 сентября надобно быть на другой квартире, но ничего еще не решено, даже того, остается ли Natalie в Ниццей. У ней разные фантазии. Холера в Италии проходит. Дни через два напишу все планы. — Прощай.

Тата письмо получила.

174. Н. П. ОГАРЕВУ

9 сентября (28 августа) 1867 г. Ницца.

9 сентября. Понедельник.

Поздравляю с открытием писовки… Да, да и да, мне нечего было делать на этой Vanity faircclxxxii[282] — и есть случай объясниться, что мы не с ними.

Я действую и по рассужденью, и по чутью. Конечно, есть демон подталкивающий — но баста ошибаться:

Польский вопрос,

Раскольники

и Микро-нигилисты

проучили… Я готов всю полемику вынести на своих плечах.

Скажи Бакунину, чтоб прочел книгу Талбота «О Европе и России» (верно, есть у Георга или кого-нибудь, не то пришлю). И эту глупую дрисню с горохом превозносят! Жду писем. Прощай.

От Бамбергера письмо самое удовлетворительное с двумя рекомендациями к банкирам.

Напишу, когда поеду. Ищу квартиру — и весь в чирьях (четыре!) и в сыпи. Вот море-то!

Прошу Тхоржевского

новостей,

«Journal de Genève» и еще

пусть пришлет 5 экземпляров «Camicia rossa» на имя Visconti libraire.

175. H. П. ОГАРЕВУ

11 сентября (30 августа) 1867 г. Ницца.

11 сентября. Середа.

Жду с ярым нетерпением ваш рапорт и фельетон Тхоржевского. Меня сокрушает моя сыпь, и я от нее не поехал к Ротшильду. Пять небольших чирьев и мелкая сыпь. D-r дает bicarbonati di potassi для мытья. К утру, кажется, все кончено, а как только на солнце или много ходишь до поту, сыпь и красные пятна выступают. Да это бы ничего, но тогда начинает чесаться и колоть.

Кажется, окончательно решено: Natalie остается до весны. Хотя она и грозит, что если нужно, то уедет в Дрезден, когда приедет Алексей Алексеевич), но не верю в решимость. Страннейший нрав. С учителем музыки была стычка — и мне надобно было употребить колоссальные усилия, чтоб смягчить дело. А учителя превосходные. Ну не безумство ли? «Да он кричит на Лизу — и она может от этого занемочь, у нее нервы расстроены». А она бросается в море и плавает полчаса, растет сильна… где же болезнь? И еще — она любит и боится учителя и учится хорошо у него. «Я не хочу, чтоб этот мерзавец учил». — «А я — такого бессмысленного поступка — и должен буду уехать» etc. Кой-как уладил. Она ему написала, чтоб «не кричал» — он добродушно извинился… Вот и писовка.

Мое предисловие готово. Я пишу теперь lettre à M. Bacounine. В нем-то я хочу на свой манер бросить перчатку, шитую жемчугом по бархату, — Западу. Благословите, отцы-святи¬тели, — у меня накипела такая злоба, что я пишу с мягкостью млека и меда. Там я скажу in extenso, что сказал в письме к Барни. (Ты мне ничего не писал о его получений, я послал 3¬го.)

Я здесь дождусь последнего письма о писовке — и тотчас поеду. В Трувиль мне ездить незачем. В Париже пробуду 5 или 6 дней. Пиши сюда до перемены адреса.

Если нужны какие деньги на «писовку», ты не скупись и скажи Тхоржевскому, чтоб он за меня взносил или за себя на мой счет. .

Кланяйся Бакунину, жду письма от него.

Жара здесь продолжается — сегодня тучи, может, будет легче.

В письмах будьте мудры, яко змии.

После обеда, 5 часов.

Читал два вечера Тате «Юмор». Нет, господа Tchernychevsky et écolecclxxxiii[283], вы