здесь и русские все лучше — Леманщиков, живопи¬сец Ге, скульптор Забело, Железнов и сам Fri V (я его так пишу, как Charles Quintxxvii[27]). Вчера был у Муравьевых (жена Александра, умершего в Сибири) — портреты… Например, мать Никиты Муравьева — молодая женщина и на коленях ребенок лет 5 — Никита.
A somme toutexxviii[28], думая и думая, я не решился бы здесь жить, все-таки маленький город. Что-то Венеция? Я ей придумал огромную будущность — на развалинах Австрии и в tête-à-têt’еxxix[29] с Константинополем.
Vedremmoxxx[30] — к 15 февраля я там.
Жить пока придется в Швейцарии.
Сейчас Фрикен получил приказ возвращаться в Россию, что за скотство! Он, кажется, не поедет.
31 января.
Твое письмо от 28 пришло. Из Ниццы ни слова. Как же при полной безответственности людских дел ты пишешь, что тебя (как и меня) «оскорбляет глубоко записка Natalie»? Да если это необходимое последствие! Ведь не оскорбляет же тебя тиф и его последствия — они только могут огорчать… Тут что- то в практическом приложении неладно. Я это испытываю на себе. Конечно, из уравновешения эгоизмов только и
25
может выйти норма поведения. Но и тут вряд есть ли единства между сказанным и твоей теорией о преданности, которую ты сильно защищал в 1861. Да зачем же мы не работаем над этими вопросами?
Ты пишешь еще: «Дело в деле» и о нерешительности в жизни. Что же я сделаю в частной жизни? Спасенье могло быть серьезное — это в совокупном житье Лизы с
Татой и Ольгой; а не только Natalie, но и Тата теперь с Natalie не уживутся. Несмотря на то, что Тата зрелеет.
Я просто устаю и тупею — и тут никакая теория de libero et servo arbitrioxxxi[31] не поможет. Я вижу одно: мы несчастны в частной жизни — и слышу ясно и отчетливо: и поделом, — и это я ношу, как ядро на ногах. Was haben Sie dazu zu sagen?xxxii[32]
Скажи Тхоржевскому, что портрет Чернышевского и 2 Красные рубашки получил. Я ему писал о деньгах, пусть пишет о strict nécessairexxxiii[33]. Отсюда посылать — потеря 6%. Если B-que Suisse даст — я пришлю чек.
Прощай.
Шиффу в понедельник было 44 года. Сегодня второй диспут с Доманже.
22. Н. П. ОГАРЕВУ
3 февраля (22 января) 1867 г. Флоренция.
3 февраля. 41, Via Sta Monaca.
Я что-то не в духе и простужен, о причинах не хочется толковать, т. е. о психических — а что касается до причин физических, они понятны: весь день жар — да ведь невыносимый на солнце — а вечер и утро так холодны, что я подкладываю дрова в камин и дрожу.
Вот тебе хорошая весть. Пока мы с тобой рассуждали насчет Сатина и придумывали средства — все сделано. Что за славная Mme Reichel! Я ей писал месяца полтора тому назад: найдите мне случай передать Сатину слова два, — здоровье Огарева, и в особенности болезненное состояние духа Natalie после смерти детей, делают необходимым свидание. Марья Каспаровна отвечала, что на сию минуту нет ничего в виду. А вчера пишет: «Случай имела, записочку написала сама — и сегодня получила весть о том, что она доставлена». Молодец! Они через месяц (т. е. Рейхели) будут в Берне; если случится, fate una cortesiaxxxiv [34].
26
Здесь все идет довольно хорошо. Тата опять занимается живописью. И она, и Ольга, и Мейзенбуг с распростертыми объятиями приняли бы Лизу. Для чего ее вырывают из естественного круга? Я ясно вижу, что, собственно, затаенная и действительная злоба (по несчастию, справедливая) против Natalie — у одного Саши. Но я и это взялся бы устроить…
Второй коллоквиум Шиффа не был так удовлетворителен, как первый, и я начинаю думать, что спор опять-таки номинальный. «Ответственность за поступки объективная, а не субъективная»… с этим является снова суд и, пожалуй, казнь. Подожду третий разговор. Физиологическая необходимость многого не объяснит, есть элементы, ею неуловимые, например, исторические антецеденты, даже наследственность. Есть закраина, где оба термина антиномии переходят друг в друга — т. е. где человек с сознанием пользуется правом ступить левой или правой ногой, хотя приведение в исполнение идет уже по физиологической необходимости. Попробуй написать чего нет — тезисы другого тона с некоторым развитием. По-моему, это право важнее математических фантазий.
Я стал бы писать, но здесь невозможно, так устроена жизнь Ты бежал бы через неделю. A la longuexxxv[35] и я бы не мог вынести Это жертва.
Итак, земщину петербургскую в три шеи. «Indépendance пророчит конституцию, а всё вместе — войну.
Войну натягивает Франция, в этом не сомневайся. Дела Запада я здесь могу лучше знать, чем вы в Женеве. Если не в нынешнем, то в будущем году весной — saufxxxvi[36] иных перемен — будет война. Смотрите, Николай Платонович, — вопрос этот для нас лично: to be or not to be. Тут случай снова победить ту позицию, с которой нас сбили в 1863. Если же это не нравится — торжественно умолкнуть как журнал и приняться за книгу. Bedenken Sie dasxxxvii[37].
A propos, кажется, ты не заметил вылазку в «Московских ведомостях», выписывающих из газеты «Pôsor»: «Кто же в России за польское восстание теперь? Герценисты были одни прежде, но и те поссорились недавно с поляками».
Об Аксакове примите в «Смесь» строк несколько — что за бомбист, что за риторика времен Вадима Пассека и супруги его!
Здесь совершаются немалые дела. Правительство aux aboisxxxviii[38] без денег, хотело, отобравши у монастырей земли, их продать обществу белгов, под которыми скрывались иезуиты. Прави-
27
тельство вывернулось бы, а иезуиты закрепили бы земли какими-нибудь проделками и уже требовали разных уступок. Несмотря на мильоны, присланные для хождения по делу и покупки голосов, дело рухнулось, и 7 комитетов из 10 во¬тировали против. Вероятно, министерство падет или распустит камеру. Жаль одного Рикасоли.
Пока довольно. Если мысль моя ясна насчет войны и нашей атитуды, черкни об этом слово.
«Колокол» мне не нужно было посылать.
Статейку об Аксаковене показывай прежде Долгорукову, он раскричится.
23. Н. П. ОГАРЕВУ
6 февраля (25 января) 1867 г. Флоренция.
Середа. 6 февраля. 41, Via S. Monaco.
2°р°.
Вероятно, письмо как-нибудь завалялось или пропало. Я ни разу не пропустил больше четырех дней — и если не к тебе, то писал в интервалах к Тхоржевскому.
Дней пять я провел в несказанном ужасе — не хотел тебе писать до окончания и именно потому и пишу теперь, В конце прошлой недели я получил от Natalie письмо, в котором она писала, что в Ницце круп и дети мрут. Вслед за тем — что у Лизы лихорадка, дальше — что у ней железы распухли. Я сказал, чтоб тотчас телеграфировали, и был готов с первым trainxxxix[39] после телеграфа скакать в Livorno и на первом пароходе ехать в Ниццу. Ты можешь представить, как я провел время от пятницы утра до середы — особенно ночью. Наконец, сегодня получил письмо, что никакой опасности нет и что все это, кажется, легкая простуда.
Тяжела шапка Мономаха!
Вот тут и отдых, и Венеция, и прийти в себя от тысячи тревог, мучений etc.
В воскресенье я послал статейку об Аксакове. Писал и в прошлую пятницу (между прочим о Pianciani). «Колокол» получил. Как бы не привязались к слову «мошенничество» в статейке Долгорукова — я постоянно вымарываю ругательства. Русские здесь с жадностью читают «Белый террор» — скажи автору.
Напишу еще в «Смесь» несколько строк. В Венецию до 15 не поеду.
28
Прощай. Отдай Тхоржевскому счет и следующую страницу.
После обеда.
На сей раз пиши, если что надо, скорее-«-мне хочется через 10 дней быть в Венеции и там остаться от 10 до 15 дней, потом обратно в Флоренцию.
Addio.
24. H. А. ТУЧКОВОЙ-ОГАРЕВОЙ и ЛИЗЕ ГЕРЦЕН 6 февраля (25 января) 1867 г. Флоренция.
6 февраля. Середа.
В какую тяжелую серую массу боли и ужаса, внутренней тревоги перешла моя жизнь, это ты поймешь. Меня немного успокоивает, что не было телеграммы. Я писал в понедельник — (4, получила ли ты?)
Позже.
Сейчас получил твое письмо от 2 — немного отлегло. Помни мнение Шиффа насчет рвотного, он говорит, что «вовремя данное — оно решительно предупреждает болезнь». Иодий я бы и сам прописал — это ясно. Доктора зови чаще. Да в самом деле в Ницце — круп, не частные ли случаи? Если бы была эпидемия — можно просто сесть на пароход и уехать в Геную — недели на три.
В Венецию буду собираться, когда получу окончательную весть о выздоровлении Лизы.
Погода здесь скверная. Маленький Пульский выздоравливает — а у Эмиля Фогта маленькая не вынесла скарлатины.
Вчера я получил письмо из Vevey от Пейкер — спрашивает меня, советую ли я ей печатать перевод о молоканах. Милая, милая Лиза.
Вот и старичок твой опять поправился, узнав, что тебе полегче. Смотри лечись усердно и делай все, что мама велит — чтоб скорее на солнце и в школу. Я здесь познакомился — с одним молодым человеком из Сицилии, он очень богат и граф или что-то такое. У него, когда ему было четыре года, была скарлатина, бросилась в глаза, и он совершенно ослеп — и слепой жил в деревне у своего дяди, ему лет 25. Слушай же — он компонист, играет превосходно на фортепьяно и поет. Говорит сверх своего языка — совсем свободно — по-французски, по-немецки и по- английски — пишет (т. е. диктует) стихи и статьи, знает все на свете, естественные науки, историю и пр. Я еще такого чуда не видывал — его водит человек по улицам,
29
очень красиво одет, фамилья его Penisi. Сегодня он придет к нам. Целую тебя.
Я тебе собрал кучу маленьких денег.
Насчет писем я уже объяснил — что адрес был так дурно написан, что одно — пришло неделю спустя.
25. Н. П. ОГАРЕВУ
7—8 февраля (26—27января) 1867 г. Флоренция.
7 февраля, четверг.
Все лежали два дня в головной боли. Сегодня отхаживаемся, хотя Тата еще больна. Сегодня же известный живописец Ге приходил с требованием делать мой портрет «для потомства» — делает он удивительно (пока об этом с посторонними не говори). Завтра начнем, и Тата начала. А фотография) Ольги испорчена — пришлю новую. Я опять написал статейку против Аксакова и прошу ее непременно поместить И тоже Долгорукова не слушать. Что же вы поместите в 1-м апреле? От меня, кроме «Смеси» и, пожалуй, письма из Италии (вроде «Неаполь» 1863), ничего не ждите.
Молния, гром, град и вьюга — все свищет, шумит — и вот причина фамильной головной боли.
8 февраля.
Статью т Aksakio перечитал, ладно — и посылаю, разумеется, прошу прислать корректуру.
Разумеется, я доволен квартальным надзирателем, и если «Утин хочет, дозволяю употребить старое знамя «Полярной звезды». В него пойдет