Бопо-^ессЫо аБ8а1сШ1[402], чтобы откровенно высказать все это, и я говорю об этом из чувства любви и дружбы. Что вы сделали из жизни, которая была сносна? Что предпринял Александр для спокойствия сестер?— В будущем ничего хорошего. Составьте план. Я же недели через две уеду в Ниццу, затем полагаю, Огарев сможет провести (с конца мая) с нами месяц или полтора. Тата также сможет приехать (хотя бы с госпожой Касаткиной, которая отправляется в Лугано).
Единства вы не добьетесь — или опровергните меня, и я расцелую ваши ручки.
Ь’УессЫосёш[ 403].
Портрет Ольги очень хорош. Огарев просит один для себя. Он чувствует себя недурно.
288
Представьте себе, что я 23-го сообщил подробности об Огареве, а до 1 марта никто еще не отозвался хотя бы криком ужаса. Разве телеграммы было достаточно?
Addio. Покажите письмо Александру и Тате.
На обороте: Баронессе
фон Мейзенбуг.
280. Н. П. ОГАРЕВУ
3 марта (20 февраля) 1868 г. Женева.
Так как ты не очень любишь отвечать словесно — то вот тебе вопросы письменные. Думая и думая, как сделать свидание всех — и без особых дурных влияний и даже сплетней, — я дошел вот до чего.
Если тебе можно будет ходить exempli gratia к 1 — 15 маю — то я приглашаю тебя недель на шесть ехать одного куда-нибудь в маленький пансион — если не в Женеве, то не дальше Лозанны. — Согласен или нет?
Если согласен — то до моего приезда следует все приготовить, и я поеду exempli gratia 15 марта, с тем чтоб в начале мая их привезти.
Не согласен, так скажи — тогда надобно совсем иначе расположить временем.
281. ЛИЗЕ ГЕРЦЕН
3 марта (20 февраля) 1868 г. Женева.
Дружок мой Лиза,
папе Ага гораздо лучше, мы все очень были рады слышать это от Майора. Он все еще лежит, и вся нога перевязана. Сегодня ему позволено немного писать. Я приеду, когда ему будет еще лучше, и мы будем собираться в Лозанну.
Тебе везу книгу, которую будем читать вместе — «L’histoire d’un paysan du 1788» того автора, который писал «Blocus».
А вот тебе и Шильон.
Скажи Лизавете,что часы я нашел удивительные за 50 фр. — есть тоже хорошие за 45, но за 50 такие часы, которые прежде стоили 125 и 150. С именем часовщика и его ответственностью.
Напиши мне сейчас, которые покупать.
289
Прощай, играй, учись, но не кривляйся, а пуще всего не отвечай дурно ни маме, никому. Погода здесь опять поправилась. Я перешел от ветра в другую комнату.
А который час?
Сколько минут?
Прощай, целую тебя
282. М. МЕЙЗЕНБУГ
9 марта (26 февраля) 1868 г. Женева.
9 mars — Lundi. 7, Boulevard Plein Palais.
Très chère Bismarkia Fiorentina.
Quoique votre lettre m’a enlevé une grosse pierre du cœur— mais je ne peux pas m’empêcher de sourire — au coup d’état, avec extradition, déportation… exil etc. — Si j’étais à la place de Levier, âgé de 28 ans, nez à la Henry IV, barbiche à la François II et si une princesse tartare — catherinisante — me faisait une déclaration — je n’aurais jamais eu le courage de jouer le rôle de Joseph — d’autant plus que la tartare n’a pas de Potifar. Il devrait comme médecin prescrire — «Cremertartare»— à cette crème de la Tartarie.
Vient maintenant Alexandre grand juge.
Vous en Marie Thérèse — eingenehmigt.
Sentence envoyée, Oustinoff enrhumé, la tartare déportée — et tout cela parce qu’elle aime Levier — et si elle haïssait Levier… —il faudrait prendre un autre levier et la hisser… Chez nous on ne déporte pas pour si peu de chose. Il fallait tout bonnement lui interdire la porte.
Il paraît que vous tous ne comprenez pas bien — l’affaire d’Ogareff.
Il a probablement par un choc terrible — demis le pied — cassé la tibia et en même temps il a rompu les couvertures sur l’os rond et autour, heureusement pas au point pour dénuder l’os. Or c’est évident — que l’appareil fixe et hermétiquement fermé — soit impossible.
Mais l’affaire va parfaitement bien. Maior vient maintenant en deux jours. Chaque fois lorsqu’on change de lit (2 fois par semaine) Maior est là, et aide lui-même. La force herculéenne
290
d’Ogareff — est extraordinaire. Il est très bien — et très bien disposé.
Le soir je lui porterai votre lettre et portrait — et pourquoi ne m’aviez vous pas envoyé — le portrait d’Olga, je l’ai donné à Ogareff — aussi.
Adieu. Je vous salue.
9 марта — понедельник.
7, Boulevard Plein Palais.
Дражайшая бисмарковская флорентинка, хотя ваше письмо сняло у меня с сердца тяжелый камень— все же я не могу удержаться от улыбки, узнав о государственном перевороте, с выдачей преступника, ссылкой, изгнанием и т. д. Будь я на месте Левье, 28 лет, с носом à la Генрих IV, бородкой à la Франциск II, и если бы татарская княжна — уже немолодая девушка — объяснилась бы мне в любви, — у меня не хватило бы духу сыграть роль Иосифа — тем более что у татарки нет Потифара. Он должен был бы, как врач, прописать этой представительнице сливок Татарии «Cremertartare».
Теперь выступает Александр в роли главного судьи.
Вы в роли Марии Терезы — eingenehmigtcdiv[404].
Приговор послан, у Устинова насморк, татарка сослана — и все это потому, что она влюблена в Левье — а если бы она ненавидела Левье… — тогда нужно было бы взять другой рычаг и поднять ее… У нас не ссылают за такие малости. Следовало попросту отказать ей от дома.
По-видимому, вы все не вникли достаточно в историю Огарева.
Он, вероятно, при сильнейшем ударе вывихнул ногу, сломал берцовую кость и в то же самое время порвал связки на круглой кости и вокруг, к счастью, не настолько, чтобы обна¬жить кость. Однако очевидно, что герметическая и неподвижная повязка — невозможна.
Но дело идет превосходно. Майор бывает теперь каждые два дня. Всякий раз, когда меняют постельное белье (2 раза в неделю), Майор присутствует и сам помогает. Геркулесов¬ская сила Огарева — удивительна. Он хорошо себя чувствует— и в отличном настроении.
Вечером я снесу ему ваше письмо и портрет — а почему вы не прислали мне портрет Ольги, я его отдал Огареву также.
Прощайте. Приветствую вас.
9—10 марта (26—27 февраля) 1868 г. Женева.
Тате.
Пока Огарев будет лежать — опасности, кроме обморока, нет, встать он не может. Присмотр порядочный. На нынешней неделе можно ждать, по прошлым примерам, обморока. Если он будет слабый — как вероятно — то еще три недели или месяц выиграны. Опасность начнется тогда — когда он встанет, и тут средство то, которое я предложил, а он принял: прожить месяца два вместе.
Вот что может быть с обмороками. Виниери — который возвратился сюда из Италии — лечить грудь женевским тортом, стал харкать кровью. У него сделался обморок; он упал, уронил свечу, и гардины уже загорелись, когда случайно гарсон взошел — и спас его и отель.
Твой приезд ни к чему не может служить. Я думаю, что я поеду к 1 апреля и возвращусь в мае. Тогда, если хочешь, приезжай в Ниццу, и вместе поедем в Лозанну.
Je t’embrasse — chère Olga — et je pense que c’est bien plus difficile pour toi de venir faire une visite à Ôgareff — l’été à Lausanne ou quelqu’autre part en Suisse. C’est dommage. Car il vous aime beaucoup.
Deux à propos — qui ne le sont pas: 1° J’ai vu ici un homme qui connaît l’affaire de Kelsieff — il a refusé net de nommer les personnes en Bussie avec lesquelles — il a été en rapport. Il n’a parlé que de moi et Czerniecky. — Le comte Chouvaloff a mis cela, dans le rapport à l’Empereur et celui-là a écrit là-dessus — «Dites-lui — que je commence à l’estimer pour cela!»— Quel encouragement pour les vils dénonciateurs!
2° Le grand, l’Ivan, Le Savitch est à Nice …ich nieste.
Adieucdv[405].
292
284. А. А. ГЕРЦЕНУ
11 марта (28 февраля) 1868 е. Женева.
11 марта.
Вот наскоро важный рапорт. Вчера, когда я оставил Огарева в 9 час. 20 мин. — он был совсем здоров, только сонлив (день электрический), — в 9-30 с ним сделался обморок (я ждал, потому что срок трех недель подходил). Нога осталась цела и невредима — Мери держала ее, как Майор велел. — Майор был утром — и нашел, что повязка в порядке. Стало, эта туча — самая страшная — прошла. Но худо одно — через 24 часа он был ехЬаиБ1еЬс^Н[406], как прежде я не видал. Видно, сил много ушло.
Сегодня иду к Майору — поговорить а раг1ес^п[407]. Ты если хочешь приехать, то пригоняй так, чтоб остаться хоть десять дней или неделю после меня.
После Майора я припишу.
У нас снег на пол-аршина, и сегодня дрова провезли мимо нас в санях à la russecdviii[408]. Точно в Вятке. А впрочем, не очень колодно. Я здоров — и даже меньше кашляю.
С Lancy — все сношения прерваны. Извозчики не хотят ехать, пешком нельзя идти — пол-аршина снега. Разве к вечеру перемена.
Саше особо.
Я тебе пришлю в Specol’y через два дня корректуру «Анти-Крупова» — ты ее сначала прочти и потом сделай сюрприз Мей-венбуг, и Тате, и Шиффу, и Левье — прочти им громко, artistischcdix[409].
Майора видел. Ничего — он доволен. Огарев оправился. Майор думает, что ехать следует не в Лозанну, а на воды в Aix или в Boden в Швейцарии. Для меня все равно.
Нужды большой нет тебе ездить — но, если хочешь, напиши обстоятельно.
285. А. А. ГЕРЦЕНУ
11 марта (28 февраля) 1868 г. Женева.
11. Позже.
Майор советует ехать в Aux les bains или в Boden (Argovie) — Огареву не хочется, он хочет в Лозанну (по пароходу). Спроси Шиффа, очень ли нужно в ванны.
Я думаю, если ты хочешь приехать, приезжай ко второму обмороку — который будет между 28 и 31 мартом. Тогда я
293
поеду в Ниццу. Туда может к 1 мая приехать Тата — и все вместе около 15 двинемся в Швейцарию.
Отвечай о мнении Шиффа. Зачем же его мучить?
Ходить первое время он будет на костылях.
286. А. А; ГЕРЦЕНУ
12—14 марта (29 февраля — 2 марта) 1868 г. Женева.
Огарев после болезни больше стал походить на себя, чем все последние года, exempli gratia с 1863—64. Жизненный вопрос — для меня ясен. Будет он пить — он погибший человек. Не будет — он еще удивит всех вас силой, талантом и поэзией. По несчастию, я не уверен в последнем. Болезнь его раскрыла, как он пил, —
