мою entrefiletcdliii[453] о Мазаде — я его пришлю на днях. Меня ужасно интересует ответ Мерославского. Тут можно и далее пощекотать вопрос. Ну, а ответ Бакунина? — Мечникова статья не может и не должна идти в 15 мая — а в 15 июня. Если много места, я пришлю «Якушкина» (гл. II, отдел 1). — Что за милейший необыкновенник Чернецкий — der edle Exploitatorcdliv[454]. В чувствительном объяснении в день отъезда он просил к 1 маю 500 фр. вперед — я сказал, что это невозможно, но что я готов дать ему — во все стороны — 500 из последней 1000, подаренной мной или отложенной для него. Он помялся и согласился. Работой завален. Делает мало. Вчера от него письмо, просит к 1 маю — не 500, а 1000. Я решительно не дам больше 500. Он оборвет меня. — А гонор туда же — и бескорыстие.

Позже.

Лиза благоухает и процветает как крин з/с ельный. Ей физически ниццкий климат сделал большую пользу. Только глаза красны — это от злодейской яркости солнца. Она шалит мно¬го — учится вяло (потому что опять одна), но умна и по-прежнему говорит сентенциями и отборным слогом — но hélascdlv[455] не по-русски. Завтра она получает на гимнастике приз за успехи. К 1 мая здесь все закрывается — школы, 3/4 лавок, театры, рестораны. К концу мая — и мы выедем, настоящего плана нет, и хотя Natalie угомонилась, но я — главный промотор длинного свиданья на Лемане — начинаю уступать скептическим мыслям. — К тому же и Пранжен дорог — я сделал им предложение.

Затем вот какую новость я тебе сообщу. Пустая записка Бамбергера подала мне мысль спросить его, не берется ли он официально узнать, имею ли я право циркулировать по Гер¬мании в качестве швейцарского гражданина и защищает ли

320

меня натурализация от экстрадиции. Если да — то я потребую schriftlichcdlvi[456]. Я с большим любопытством взглянул бы на немецкое движение (вижу твое изумление перед удободвижимостью и буддоистический ужас).

Насчет митинга в S. James Hall и речи Росселя ты, вероятно, все знаешь. В «Голосе» два плохенькие фельетона Кельсиева. — Благов пишет из Парижа — он тоже не знает, куда склонить путь.

Кажется, довольно.

P. S. Скажи Мерчинскому, что я теперь читаю большое сочинение Дрепера — и, несмотря на его отзыв, не совсем доволен. План хорош, и есть превосходные места — но широкой Бёклевской реки нет, — и он иногда просто завирается по части религиозного консерватизма и американского лицемерия.

Получил ли он «Romh»?

А «Базарова» бросить не могу — я его переделаю в письма— и оставлю на год в портфели. Я из нее откинул aspéritécdlvii[457] — и должен присягнуть, что это не только истинная статья — но полезная. Жаль, что я не ее читал Мерчинскому.

Addio.

308. H. П. ОГАРЕВУ

24 (12) апреля 1868 г. Ницца.

24 апреля. Пятница.

Письмо твое я проштудировал — материалов и на ответ и на иное у меня бездна. Начну с ответа. Не жить в Париже, а пожить было бы очень недурно, мы получили бы там легко такой вес, которого Вырубов никогда не получит и который составляет мертвый капитал для Тургенева. Печатать «Колокол», разумеется, следует в Женеве. По спорам, бывшим у Бамбергера с его гостями, я понял, что у одной части jactance cdlviii[458] посбился, что овладеть мнением двух-трех журналов легко — но лично, подталкивая, повторяя. Все вместе удвоило бы силу влияния дома. Я пишу только отчасти. Не занимаясь вовсе французскими делами, как мы это делали, каждому жить там можно. Но тебе передвигаться не стоит. Мо¬жет, я и в самом деле поеду в Берлин и даже в Вену. — Тебе покидать Женеву никак не советую. Ты везде останешься слишком одинок и беспомощен — да и что же мне Женева, я ее ненавижу за нее самое и за шайку русских негодяев (сейчас будет тебе новый пример).

321

Как не найти мне места где жить и где устроить угол для Natalie с Лизой — внутреннего устройства нет — а без него я парализован. Зачем же мне ехать на житье именно в тот город, в который нельзя по нашим сложным обстоятельствам? И сверх всего не будет ли верхом смешного — мой приезд и твой уезд в Nion? (Я говорю не о свиданье на месяц, а о постоянной жизни.) Может, Natalie в своем ге^оБреНА’ном гонении и права — но тут ничего не поправишь. Ты свою жизнь теперь сделал официальной — разумеется, твоя болезнь и присутствие детей, т. е. Генри и Туца, запутало еще больше — или раскрыло всем без нужды, в чем дело. Выхода нет — будем нести рядом с другими и этот крест. Нести его Natalie не поможет. Но вызывать на свою голову смех даже дураков — я не могу. Мало ли что есть, кроме Женевы, от Лугано до Страсбурга. Хоть бы chemin faisant. Тате сделать человеческую жизнь — один я не могу, а на Natalie не надеюсь. Ну вот оттого-то (при всем прочем) иной раз и хочется в Америку — лишь бы года два отдохнуть.

Далее вот тебе на обсуждение случай. С тех пор как я воротился, я не видал ни одного русского, кроме Жемчужникова, — имени сопли Вормса не произносил и не думал о нем. Месяца три тому назад я его встретил у Благова и спросил Благова, как он знаком с ним? Далее сказал, что он умирает, — сказал это и Гулевич и др. — и это все черт знает когда. — Третьего дня я получил от этого негодяя ругательное письмо, в котором он говорит, что я, его компрометируя, рассказывал, что знаком с ним, и советует доносить прямо в III отделение. — Все это с свойственным этой сволочи тоном. Я ему не отвечал. Если я его встречу, и близко, я его изругаю по-матерно. Но ведь он может написать и второе письмо… Как же с вашей точки Христа Спасителя следует поступить? Верь мне, что до тех пор, пока я этих господ разом под именем Базарова или иначе не хлысну в рыло — они меня не оставят в покое, их зависть душит и пьянит, jeder Zollcdlixf459j их — квинтэссенция русских подлецов. Я не отвечаю за то, что их не натравливает какой-нибудь шуваловец.

Журнал Элпидина — просто посредственный, одна статья о Тимашеве хороша. Цена очень дорога. Выходить он не будет. Может, я напишу несколько строк для французского «Колокола», — Гулевич (один из худших) говорил, что наш монополь мешает им писать — ну вот монополь снят — увидим.

322

От Алексея Алексеевича есть письма, он очень жалеет о тебе. На год долг отсрочен. Опять говорит, что приедет в продолжение года. — Natalie сердится на Сатиных за то, что мало тревожились о тебе, — не странно ли?

Что Фогт врет о Бакунине? Какой журнал и где же будет издаваться, разве в Элпидовке (статья о Европе, может, его)? А моя статья о Польше провела между нами ту черту, которую я давно хотел обозначить.

Жду твоего ответа.

Ты спрашиваешь о поднятом тоне газет — да читай ты бой с клерикальной партией и во Франции ив Австрии— рядом с бряцаньем оружия и ирландскими делами. Это не летаргия.

Статью о Мазаде пошлю завтра Пану — поправляй, урезывай самодержавно.

На это немедленный ответ.

309. Н. А. и О. А. ГЕРЦЕН

26, 28 (14, 16) апреля 1868 г. Ницца.

26 апреля. Воскресенье.

Я, милая Тата, как самый учтивый отец, отвечал тебе в прошлом письме на половину твоих вопросов и рассуждений сутки прежде получения твоего письма. Прибавлю слова два. Я писал не о равнодушии и не о бесстрастии — а о том, что есть уравновешение страстей и разума, до которого все гармонические натуры могут достигать. Все красивое и изящное только и состоит в соразмерности частей — в мере. Вспомни, сколько я писал и проповедовал о том, что любовь не должна играть главную роль, а одну из главных ролей в жизни. Даже вообще все личное должно быть балансировано общим — иначе беда. Мне кажется, что если б у тебя было больше настойчивой деятельности, ты могла бы согласнее, стройнее устроить жизнь, чем Саша (Ольги характер я не могу еще ясно уловить, Лиза скорее ближе к тебе, но нервна). Потому то я и сказал, что твоя жизнь может светлее устроиться.

Теперь перехожу к наружному устройству. — Nathalie очень хочет до Швейцарии съездить в Альзас и посмотреть школы. На это пройдет весь июнь. Вот, стало, тебе месяцем больше можно остаться с Ольгой. — Огарев, мне кажется, тоже не очень торопит. Он жалуется, что нога починенная — плоха. Весь вопрос, как тебе приехать и куда? с кем? Я могу приехать навстречу в Domo d’Ossola. У меня есть еще какой проект. Бамбергер в Берлине депутатом в Zollparlament’e —

323

я ему поручил спросить — какие права я имею в Германии, — я бы сделал прогулку, и, может, с тобой. Да и в последний мой проезд я видел, что много можно хорошего сделать по части «Колокола» в Париже. Зима прошла бы в разъездах. Всё это планы, которые могут, во-первых, разрушиться войной, если она будет, а во-вторых, без того разными неожиданностями. В Италию мне не хочется. — В продолжение этого времени я хотел бы приискать дачу или дом, где бы можно было отдохнуть. Это будет зависеть от согласия твоего и ЫаКЬа11е.

В Женеве новый журнал русский издает Елпидин, я пришлю 1-й лист, ничего, говорят, Бакунин участвует. Мерославский будет мне отвечать на мою статью — увидим.

Не знаю, кто меня называл аристократом — и тебя тоже, — но конфузиться этим нечего. Идет это все из той же гулевичоутинарни и серно-елпидовщины. Все эти люди — бездарные и долею безденежные — исходят завистью и воображают, что социализм состоит в том, чтоб им давали деньги, а демокрация в том, чтоб с ними жить как ami cochoncd1x[460], нарочно говорить их жаргоном и пр. Все имеющее достоинство, удаляющееся от vulgar, они называют аристократизмом. — «Полают и отстанут!»

Некто доставил серьги и булавку — они отосланы по приказанию Володимировой Беку.

28. Вторник.

Сейчас получил письмо от Ольги и от Саши. Одеяло он может кушать на здоровье. Статья его оканчивается дерзко, — да и грева-то в Женеве кончилась не так весело: когда работники явились на работу, хозяева отказали в работе «зачинщикам»— тогда все пошли вон из мастерских. Эдакие собаки — хозяева. Далее