и только бунтует на словах — если б ты хотела, ты имела бы влияние. Вероятно, и ты стала терпеливее (повторяю, я не был доволен тобой относительно Лизы). В прошлом письме я предлагал тебе приехать за тобой в Domo d’Ossola или на Lago Maggiore. Тхоржевский нашел спландидное помещение возле Женевы (и принца Наполеона) в Prangins — соберемтесь там в июле и там сделаем ассизы для решенья, что дальше. Может, и я съезжу в Германию. Огарев очень хочет повидаться, я считаю это лучшим — sauf erreur et imprévucdlxvi[466].

Прощай.

Мы готовимся ехать к 25 мая. А Ниццу мне жаль, зимой будет тянуть сюда. Лиза здесь почти не была больна два года. Mme Garibaldi едет к мужу в Париж, Нини все не очень здорова. Нет ли у Vieusseux Drapper’a «Развитие

329

европейской цивилизации» — 2 части, на английском советую достать,- хорошее и здоровое чтение — он уютнее Бёкля и местами жив.

2 мая.

Вот и шестнадцатая годовщина. С этого времени и предшествовавшего ему года — идут, все беды, павшие и на меня, и на вас. Светлого времени нашей жизни ты почти и не знала.

Саше кланяюсь— писать особо нечего. Огар(ев) в последнем письме пишет, что ему гораздо лучше. Он становится на больную ногу. 8 мая он переезжает в улицу des Petits Philosophes — c’est un avantage pour la rue d’en avoir un grand et une modestie de la part d’Ogareffcdlxvii[467].

На обороте: Donne cette lettre à Tatacdlxviii[468].

314. H. П. ОГАРЕВУ 1 —2 мая (19—20 апреля) 1868 г. Ницца.

1 мая. Пятница.

Саго mio — ты весь «в обломках древней истины» — как называл Баратынский предрассудок. — Ну как можешь ты вообразить, что на официальный запрос Бисмарк или другой поставит ловушку? Нельзя же теперь выдумывать историю Иоана Гуса или Войнаровского. Где же пример за 50 лет? — Не легче ли им, не гадясь, сказать «нельзя»? Если бояться несбыточных бед, то вдвое надобно бояться железных дорог в пароходов.

Решено ехать 25 мая. Отчего не взглянуть на Альзас — к тому же Милюз от Базеля часах в двух, — стало, это у ваших у ворот. Вероятно, я съезжу в Париж — мне все мерещится, что там можно многое сделать для нас.

А Мерчинский при всем знании мейендорфики — видно, дело плохо знал. Если б было просто сумасшествие, Будберг не слетел бы. — А видел литы, что брат Мейзенбуг будто бы назначен послом в Рим от Австрии? Это гнусный клерикал.

¿Что ты — поправил или переписал твое посмертное письмо?

¿И о чем ты именно пишешь? Какая мысль или работа тебя занимает? Скажи только предмет.

2 мая. Суббота.

Шестнадцать лет тому назад здесь — в ста шагах — скончалась Natalie. Вчера я с Лизой шел недалеко от того дома

330

и теперь только заметил, что наследник умер возле. Что за странная случайность.

С тех-то пор и пошла жизнь неправильно. Вера в нее и в себя были потрясены…

А тухлая грязь своим чередом. Вчера я встретил Вормса — одного, пошел прямо на него и сказал: «Зачем вы пишете мне глупые и наглые письма?»—«Да вы меня компрометировали и сказали, что знаете меня и бранили мои стихи, отзываясь обо мне как о потухшем факеле». — «Я этим слогом не выражаюсь — и до сих пор не встречал человека, который бы так боялся меня. Я дивлюсь вам — у вас совести нет, стыдно вам и. говорю откровенно, не отвечал вам из глубочайшего презренья». — «Ну да что тут толковать…» — и он пошел, сказавши имя рус¬ского, который ему говорил. Совсем мне неизвестное. Вот главное, слово в слово. Вероятно, он сходит на меня опять письмом. Аристократ ли я, дурак ли я — не знаю, но с Долгоруко¬вым у меня есть общий язык, и Долгоруков никогда не оскорблял ни меня, ни тебя таким образом. А его мы отлучили от воды и огня. А эти плащицы не с Аполлоновых, ас мудей «Современника» — ходят под какой-то амнистией. Что они меня потащили бы на виселицу — в этом я убежден. Что они еще сделают засаду — это ты увидишь. Поэтому надобно предупредить их и стать на военную ногу — статьей — или убить на дуэли какую- нибудь возгрю, тогда, если не убьют, можно спокойно век дожить.

Здесь один из юношей — базаровых — колотит свою мать. Они развиваются. Катковы и Чичерины, Горчаковы — пьяные и Барятинские — трезвые — все лучше и нравственнее этих негодяев, этого сифилиса нашей революционной блудни. Да что ты в самом деле не раскусишь с 1861 года тургеневского Базарова — нельзя же всю жизнь на него смотреть с утячей точки зрения — как Капелька и Жук. Он слаб, поверхностен, дурно задуман — но он бог перед этими свиньями. Иногда подумай и об этом.

На днях забежал ко мне Утин проститься (здороваться не приезжал), едет в Париж, красит волосы и возвращается в Россию. Плох до бесконечности.

Итак, в пятницу перенесение нетленных мощей в Rue des Petits Philosophescdlxix[469]. Я Тате писал уже. Ce n’est pas mal pour la rue d’avoir un grand — et très bien pour Ogareff d’être si modestecdlxx[470]. Верую в Тхоржевского и помощь неустанную и неусыпную. Тотчас рапортуй. И прощай.

331

Едем на кладбище. Вчера был длинный разговор — серьезный и не выродившийся в бойню — но до результата далеко. Всё, всё лежит в непониманье и характере, да еще в несправедливом желании, чтоб все признали свою вину — кроме виноватого.

Лиза ничего — даже и дурные шалости оставила бы скоро, если б искра таланта или внимания было приложено. Она учится хуже (жарко и тяжело) — но умна и развязна. Выросла очень.

315. Н. П. ОГАРЕВУ

4 мая (22 апреля) 1868 г. Ницца.

4-ое. Понедельник.

Посылаю тебе швейнерей о Будберге — пропечатай и поправь. Да получен ли Мазад? Статейка о Будберге заставит хохотать и сердиться.

Жду рапорта о твоем переезде. Сильно надеюсь на Тхоржевского и плац-Майора. — A propos — так как Тхорж(евский) не имел никакого блезиру и не тормошит честностью, как Чернецкий, я предлагаю ему vülégiatur’ycdlxxi[471] — т. е. приехать exempli gratia к 20 числу сюда — пробыть неделю и потом ехать с нами до Лиона. Разумеется, если этого ему хочется — wenn es Spaß machtcdlxxii[472].

В статье Бакунина (в шассеновской «Демокрации») — ни слова о России — sehr gutcdlxxiii[473]. Зачем ты гадаешь и клятвословишь о его неучастии в Элпидине — проще спросить.

Чтоб не забыть. Я не думал скрывать Туца. Но зачем же ему ежедневно себя напоминать — Венери, Серно-Соловьевичу и Якоби. Они доберутся до истории матери — и ее вздуют. Они его будут спрашивать. Они налгут и пустят в циркуляцию ужасы. Зачем он не у меня? Зачем и почему он называет Генри братом — когда тот сгубил его мать. Почему Генри тебя называет отцом etc., etc., etc. — И во всем обвинят меня. Ты их не знаешь. Мерчинский их знает и живет с ними. Это вкус жука к навозу. Лучше дальше от них. Вот и всё.

Тата сама желала остаться долее во Флоренции. Я ее письмами очень доволен. Ты говоришь, что настоящий разум значит сыскать выход — в безвыходном-то положении! Да не в том ли, чтоб выхода не искать?

Итак, Георгу покажется дорого 1000 фр. Это 50 фр. с листа. Громор больше берет за перевод. Опять

332

Людей и лошадей знобя,

Мы тешим —

Чернецкого. Стал жернов! Воды нет, а мы надрываемся вертеть. Аминь, аминь, глаголю, еще французский «Колокол» пойдет — русского ничего. Но теперь уже не польскому делу мы обязаны — а Базаровым, которые проповедуют от Гейделберга до Сольвычегодска, от Флоренции до Корчевы всему молодому поколению ненависть к нам. Тата мне пишет об удивлении молодых русских девушек, познакомившихся с нею. «В России’ говорили — вас считают за аристократок, как ваш отец, а про Ольгу говорят, что она давно католичка». — Это échantilloncdlxxiv[474].

Прощай. Есть у Мечникова статьи предисловие? Есть подпись его. — Тогда печатай сплеча и вели прислать корректуру как письмо.

Статья о Якушкине кончена.

316. Н. П. ОГАРЕВУ

7 мая (25 апреля) 1868 г. Ницца.

7 .мая. Четверг.

Описывая всякие подробности о квартире, ты забыл одну довольно важную для переписки — адрес. Rue des Petits Philosophes ничего еще не значит. А потому опять адресую Тхоржевскому.

Если тебе теперь трудно работать — то для чего же ты работаешь? Есть Мечников — ну и печатать его. В будущий № — «Якушкин» (выйдет almeno 22—23 колонны) — Adda Мечникова. Пришли свидетельство о Сазонове просто мне. Что же Боткина увидишь или нет? (Ты о его приезде как-то пишешь таинственно — «друг Мерчинского… d-r». Это все принадлежит к другой эпохе и к другой ипохондрии — к той, в которой можно думать, что Бисмарк покроется грязью для телячьих глаз союзника.) Его совет был бы недурен.

Насчет Базарова позабудь ты существование Тургенева и отрешись от наших популярничаний — тогда ты поймешь слабую и нагую верность типа. Базаров нравственно — выше последующих базароидов. Он у Тургенева — храбр, умен, не вор, не доносчик, не вонючий клоп. Ты напрасно стираешь нюансы — и человек, который из ревности хватил в зубы жену и прогнал, ничем не похож на сына, который колотит мать- старуху и живет с ней, на ее счет; эта защита гнилого помета — у тебя игра. Оттого-то я и не могу оставить без ответа. Долгору-

333

ков и Катков, — при страшной наглости — в душе признают за нами кое-что, и это кое-что ставит границы. Те ничего не признают — и vogelfreicdlxxv[475]. Я смотрел прямо в глаза Вормсу — я видел одну злобу, смешанную с вопросом: «Ну а как хватит в зубы?» — Ничего — ни одного движенья сердца, души. — Оттого что ты этого не понимаешь, оттого ты не понимаешь, почему их сплетни — страшны и почему я, не скрывая Туца, думаю, что не надобно его ежедневно делать вызывающим средством — для негодяев.

Долгоруков объявил d-r Levier, что он ездить к нашим во Флоренцию не будет, ибо Саша визита не заплатил. Вот и финал.

Из России письма — и, как всегда, все тотчас пошло вверх дном. Все шло мирно — теперь все опять sur le tapiscdlxxvi[476]. Сатин и его жена зовут в Россию Natalie с Лизой — непременно. Сатин между прочим пишет: «Пора им убедиться, что эмиграция теперь потеряла смысл». Что это? Приглашение?., намек?.. Далее Алексей Алексеевич на