ходить — лежать с 20 февраля— auch aller Ehrenwertdix[509]. Другой бы кинулся в воду.
Я напишу Ольге из Лиона — я жду от Александра подтверждения о получении высланных ему 2500 франков.
Я послал вам вчера воспоминания, которые появились на свет, — мадам Кине. Я бы их не печатал.
Ваш dévotissimedx[510] А. Герцен.
В случае затруднения или сомнения пишите по адресу Тхоржевского. — Мы едем отсюда через 7, 8 дней. Досадно — полнейшее спокойствие — и сады, сады. Осень более подходит старикам, нежели лето.
331. Н. П. ОГАРЕВУ
28-29 (16-17) мая 1868 е. Ницца.
28 мая. Четверг.
И 28… 29… 30° жары в тени по стоградуснику… А все-таки мне, чем ближе отъезд, тем больше кажется, что и тебя следует и всех перетащить в эти благодатные полосы. Долго здесь живши — трудно привыкнуть к вашим Сибирям.
Я писал, что мы едем 2 или даже 3. Стало, все беспокойства, с которыми ты писал 26 — нерациональны. Люди часто
350
опаздывают — но никогда до срока не ездят. Ко мне можно было писать до 30 утра.
Статья скучна в «Русском вестнике» — слишком между подрясником — и рясой. Александр Алексеевич таков и был — он после этих неудач стал извергом. А как он сбивает на нашего князь Перда… (а что гипертрофия тебя примирила?). Я знал и обер- суперинтенда, о котором идет речь, — он был в Вятке сослан 76 лет за attentat’bi à la pudeurdxi[511]. Я его в Вятке дразнил вольными суждениями sur la «кестион релижиос». — Похабство ему не мешало быть пиетистом.
Скажи Тхоржевскому, что я отослал прямо в Париж биографические поправки, о которых просили Трюбнер и Георг.
29. Пятница.
Едем во вторник в 31/2 и в 6 утра в середу будем в Лионе. Оттуда буду еще писать и останусь там с неделю.
Туца показать Лизе нехитро. Тхоржевский его привезет sans phrases в Prangins. Ты его поручаешь Тате, всё это ладно — но какой же он сирота, он — как гоголев немец — может сказать: «У меня в Швабии свой отец есть».
А что еще будет в «Полярной звезде»? Что твоя статья? Нельзя же ее фаршировать одним снадобьем.
Лиза писала тебе — по секрету, не хочет показать и посылает портрет, который очень удался.
Сегодня день грозный. В море я купаюсь.
Если ты сбил с толку и Тхоржевского, то я писем не буду получать до Лиона — ох молодость, молодость!
Пиши: Lyon — poste restante. Телеграфировать можно.
332. H. П. ОГАРЕВУ
31 (19) мая 1868 г. Ницца.
31 мая. Пантекот.
Ах вы мой милейший шут, ты не поверишь, что я искренно смеюсь над тобой и надо мной — без тени злобы или чего такого. Я знал и тебе писал в Женеве, что Лозанна ли, Пранжен ли — тебе это нож острыйЬхп[512], — ты так хорошо улежался и упокоился в норке своей, что всякое движение, прогулка тебя
351
пугает — ну и слава богу, только зачем же ты ждал, когда чемоданы уложены и все готово, чтоб написать, в какое трудное положение тебя поставил Туц (как будто он должен тоже ду¬мать, что люди живут как симеоны столпники) своим ткуЛхт[513/. Не ехать поздно — выдумай же какой-нибудь план. Твое крипто-желание — чтоб приехать в Женеву. Научи как, и я сделаю. Одно затруднение в Лизе (которая поэтически тебя любит и помнит) — неужели ты рискнешь, чтоб ей сразу сказать не только всю подноготную, но две подноготные?.. Поэтому я тебе предлагаю — из Лиона приехать мне одному сначала, а остальное удалим и устраним. Я же не могу ручаться, чтоб все было хорошо в Ргап£тБ. Из- за мира иногда бывают очень дурные признаки. Одно мне объясни — зачем же ты мне говорил, что я неправ, что ты в самом деле хочешь в Лозанну и куда угодно, чтоб видаться со всеми и немного проветриться от твоей монотонной жизни, тяжелой для меня? Я все бы так и устроил. Но и теперь беды нет. И теперь даже жертва с твоей стороны легко не примется, потому что жертва чувствуется. Верь только, что я устрою все — до оскорбления Лизы и до ридикюля включительно. Ридикюля как оскорбленья я выносить не могу — остальное можно уладить, и верь, что я сделаю все для того, чтоб было и хорошо и не бросалось в глаза.
Ну и аминь.
Текст у Чернецкого для «Полярной звезды» есть, но нельзя же всё набирать мои статьи — надобны: а) твои стихи в) твоя проза, у) что-нибудь чье-нибудь — ну хоть Мечникова (листа 2) или Бакунина, — я буду платить по 80 фр. с листа.
Туцу положено на платье, ученье, еду 500 в год; надобно было не 100, а 80 прислать, это немного. Деньги теперь есть, и у всех довольно. А если Тхоржевский заплатил, отдай ему, чтоб не мешать счетов.
Анекдота о NN я не нашел, можно и напечатать, хотя важности в нем нет.
Есть длинная статья «Кельсиев» и еще лучше повесть о Громеке, который стреляет в мужиков, усмиряет волости? и пр. Я донесу на него.
Отчего Тхоржевский и ты так скупы вестями о Долгоруком?
Гранклемана я помню, но не мог прочесть его имя.
333. С. ТХОРЖЕВСКОМУ
31 (19) мая 1868 г. Ницца.
Пану.
1) Получены ли 1000 фр.?
2) Уговорите Чернецкого не посылать мне непоправленные корректуры — пусть он прежде посылает Огареву.
3) У него должно быть много материала для «Полярной звезды» («Эмигранты»).
4) Отчего не пишете о Долгоруком?
Прощайте.
P. S. Когда придется посылать «La belle France» — следует в письме. Да и то вряд дойдет ли.
Едем послезавтра. Жаль Ниццу, несмотря на то что жар 32—33°. Морская биза ужасно облегчает.
4 чемоданчика отправлены. Будут завтра к вам 50 Н? Savony?.
334. H. П. ОГАРЕВУ
Май 1868 г. Ницца.
Я, как Страфорд, — je me laisse exécuter en gentlemandxiv[514] — и Базарова сдаю в железную оружейную палату — до иного времени. Может, долею ты прав, а долю неправую я жертвую. Я нарочно разграничил базаровщину с нигилизмом — к нему только отчасти принадлежали Михайлов, Добролюбов и Чернышевский. Тебе Мерчинский, вероятно, сказал, что Писарева Чернышевский назвал стрижом, — ты его и похерил. А будто ты не видишь, что его-то тип Базарова и есть настоящий. Антонович его затушевал, а Писарев так и выблевал, как съел. Да, это идеал всей ракальи нигилизма.
Ты их побаиваешься и жалеешь.
Я их ненавижу — и желал бы осмеять.
А что меня возмущает их неблагодарность ко всем прошедшим деятелям и в том числе к нам — это чувство верное, и его краснеть нечего. Смешны люди, которые себя перецени¬вают — зато ведь и люди, не ценящие себя по пробе, — жалки.
Рано или поздно я надену на них дурацкую шапку — но «Полярная звезда» на 1869 не будет их лобным местом.
Я ведь ждал их ответа — и тогда развернул бы свои батальоны.
Засим кланяюсь.
335. Н. П. ОГАРЕВУ
6 часов утра.
Здесь готовится нам неприятность — хотя и не скоро. Административная чесотка не может уняться. Хотят через год или два кладбище переносить с горы Шато — на долину Вара. Разумеется, они места дадут — но это решительно оскорбляет.
Вот и все. Привыкаешь ли ты к новому дому и так же ли выходит у Мери бульон?— А мне смертельно жаль покидать Ниццу (из эпикурейства — Naturgenufihdxv^H]).
У «Полярной звезды» можно поставить «Revue anniversaire»dxvi[516].
У меня с вчерашнего вечера сильный понос — должно быть простудил живот.
Прощай.
Тхоржевского письмо получил, я ему отправлю на днях три или четыре ящика — и буду писать после получения Бразевича с чесноком. Мой совет, чтоб Тхоржевский не очень заедался с Пердом — пусть только делает его горячие поручения — froidementdxvii[517].
Отъезд пока назначен invariablementdxviii[518] 17 июня.
«Понятное дело, разумеющееся дело», что если I главы «Якушкина» достаточно — то тем лучше. Материал затрачивать не надо. Что насчет Сазонова?
Корректуры «Полярной звезды» — не получал.
336. Н. А. ГЕРЦЕН 1 июня (20 мая) 1868 г. Ницца.
1 июня. Понедельник.
Завтра, если ничего не помешает, в три с половиной мы поедем в Лион — прямо — и оттуда я вам напишу. В Лионе я бы хотел остановиться дней на десять. В Кольмаре и Мильгаузе — до 1 июля (un peu plus, un peu moinsdxix[519]). Конечно, всего лучше тебе приехать было бы из Крейцнаха. Жить там тебе я не думаю чтоб было хорошо для Мейзенбуг, но доехать и отправиться, например, в Страсбург или Кольмар — было бы недурно.
Зачем ни ты, ни Саша (он, впрочем, ко мне совсем не пишет, даже свою брошюру разослал всюду, а мне не присылал — в силу чего я поручаю тебе купить экземпляр и прислать в Лион
354
poste restantedxx[520]) не писали ни слова о плане Мальвиды ехать в Крейцнах с приложением вашего мнения. Я боюсь за Ольгу тамошнего общества (русского) — это 500 Володимировых, а не одна. Мальвида ничего не увидит, разве ее сестры. Воды в Крейцнахе, наверное, пить не нужно, это бы спросить у Шиффа. — A propos, правда ли, что у Долгорукова гипертрофия сердца? Он в Интерлакене.
Переходя снова к философии de la vie priveedxxi[521], я скажу, во-1-х, идеализм не все бывает одинакий, у Мальвиды идеализм книжный, экзальтация общими тенями — без анализа, без желания ясности. У Natalie — оставшиеся без малейшего разбора русско- молодые экзальтации сороковых годов. Ты говоришь, в чем люди обманули ее? Да тут-то и бывает вся загвоздка, что все это кажется (как ты это не поняла? — например, Natalie теперь думает, что идеал женщины-матери — Сатина, девушки — ее Тата. Ну, приезжай они сюда— на полгода хватит воспоминаний etc. — а потом непременно отдаление, потому что Сатина не идеал — а добрая саранская помещица, а Тата — вероятно, чистое и
благородное, но далеко не развитое существо — разве это не есть идеализм, фантасмагория, мешающая видеть то, что в самом деле? Те же отношения к Алексею Алексеевичу).
УШап сказал тебе вздор — но ведь и на белом и сером веществе далеко не уедешь. Тут не физиология мозга — а физиология общественной, исторической жизни важна, социология в общем и изучение страстей и влечений в частном важны. Не верить религиозным бредням еще не значит сводить все вопросы — на химию. В юности обыкновенно делают эту ошибку в ту или другую сторону.
Не могу я тебе писать никакой теории брака. Нормального брака нет. Это все неверные приемы — так Платон, Томас Морус писали свои идеальные республики. Брак — изменяю-щаяся, историческая форма отношений мужчины и женщины друг к другу и к
