героев из самых отчаянных ловушек, расставленных врагами. Первым фильмом о Мацисте была эпопея «Кабирия» (1914), где он выступал в виде черного раба, выручающего людей, приносимых в жертву Молоху (действие происходит на Сицилии и в Карфагене во время пунических войн). За этим в 1918-1926 последовали «Мачисте-атлет», «Мачисте-император», «Мачисте в аду» и другие ленты, где этот персонаж действовал уже в облике белого человека и в разные эпохи, но сохранял прежнюю мощь и благородную натуру. Мацист входил в обойму знаменитых кинофигур: У Петрова — три сына, все актерского чина; / Дуглас Фербенкс, Мацист и Ильинский… [Ф. Благов, Горе от «кина», Кр 33.1927]. В России пытались создать своего Мациста — например, в фильме И. Перестиани «Похождения Стецюры (Русский Мацист)», героем которого был феноменальный борец.
Фраза построена по схеме, знакомой из литературы: «Такой-то там-то был прозван так-то»: «Нетопырь была кличка Аполлона Аполлоновича в департаменте» [А. Белый, Петербург, 455]. К этим трем элементам часто добавляется четвертый — мотивировка прозвища («за то-то») или, наоборот, недоумение по поводу него как немотивированного, незаслуженного («неизвестно, за что» или «хотя…»), причем мотивировка и недоумение иногда совмещаются.
Примеры с мотивировкой: «Сторож, отставной солдат Гаврилыч, прозванный школьниками за необыкновенно рябое лицо Теркой» [Д. Писемский, Тысяча душ, 1.1]. «В Петербурге Халевича называли „господином Тысяча думушек» и „человеком-неожиданностью»… Неожиданностью он был прозван… за польское свойство совершать неожиданные поступки и видеть вещи с самой неожиданной стороны» [В. Л. Кигн-Дед-лов, Лес // Писатели чеховской поры, т. 2]. «Войсковой начальник Покивайко… прозван Мазепой за большие усы и толщину» [Горький, Городок Окуров]; ср. сходство с ДС: » за большой рост, а особенно за усы, прозвали… Мацистом «.
Примеры с недоумением: «За что меня миряне прозвали Рудым Паньком — ей-богу, не умею сказать. И волосы, кажется, у меня теперь более седые, чем рыжие. Но у нас… как дадут кому люди какое прозвище, то и во веки веков останется оно» [Гоголь, Вечера на хуторе]. «Здесь же в городишке звали его просто Яковом, уличное прозвище у него было почему-то Бронза» [Чехов, Скрипка Ротшильда].
Примеры с тем и другим: «…за то, что он всегда сурово молчал и глядел в тарелку, его прозвали в городе „поляк надутый”, хотя он никогда поляком не был» [А. Чехов, Ионыч]. «Все-таки маленькая польза! — сказал я себе. ..и с того времени уличные мальчишки и гимназисты прозвали меня маленькою пользой… хотя, кроме меня, уже никто не помнил, откуда произошло это прозвище» [Чехов, Моя жизнь, гл. 3].
Как мы видим, в ДС штамп применен в наиболее полном виде — и с мотивировкой («за»), и с недоумением («хотя»), что согласуется с их тактикой сгущенной литературности.
1//16
Мужчина в пиджаке… гаркнул: — Сочетаться! — «Сочетаться» в смысле «вступать в брак» — словоупотребление 20-х годов. Ср.: «Анкета для желающих сочетаться» [Масс, Эрдман, Одиссея (1929) // Москва с точки зрения]. «Олимп Валерианович: Когда же вам будет угодно, Ваше Высочество? Настя: Что угодно? О. В.: Если вы не забыли, Ваше Высочество… сочетаться» [Эрдман, Мандат, д. 3, явл. 17].
1//17
Очень, оч-чень приятно видеть таких молодых людей, как вы, которые, держась за руки, идут к достижению вечных идеалов. — Воробьянинов употребляет клише из статей и спичей либерального толка. Ср. тот же штамп в его речи в охотничьем клубе, в главе «Прошлое регистратора загса». Не прошли мимо него сатириконовцы, например: «В шестнадцать лет, дружно, взявшись за руки, подошли мы к краю воронки, называемой жизнью…» [Аверченко, Молодняк]. В фельетоне М. Зощенко «Горько» (1929) это клише, как и в ДС, иронически применяется в матримониальном смысле: «идти рука об руку к намеченным идеалам». Общий источник всех этих выражений — видимо, стихи А. И. Плещеева «Вперед, без страха и сомненья…», популярные среди либеральной интеллигенции: Смелей! Дадим друг другу руки / И вместе двинемся вперед (1846), в период первой революции певшиеся на мотив «Марсельезы» [Ефимов, Мой век, 23].
1//18
Из-за дыма вскоре появились контуры у исполкомовского автомобиля Гос. Ns 1с крохотным радиатором и громоздким кузовом. Автомобиль, барахтаясь в гряди, пересек Старопанскую площадь и, колыхаясь, исчез в ядовитом дыму. — Единственный в городе, всем известный и без конца починяемый автомобиль, принадлежащий местному учреждению (исполкому, парткому и т. п.), — элемент провинциального комплекса в одном ряду с парикмахерской, похоронным бюро, козами, поедающими афиши и т. п. (мы часто встречаем его в рассказах, фельетонах, на карикатурах). Машина эта упомянута еще раз в начале ДС 33. Типично для ДС с их пафосом нэпа и провинции: в ЗТ с его поэтикой пятилеток все стремятся обзаводиться полноценными автомобилями.
1//19
…Мечтая об огнедышащем супе… — Ср. у М. Булгакова: «огненный борщ», «…поволок из огнедышащего озера ее, кость, треснувшую вдоль…» [Мастер и Маргарита, гл. 9] или у В. Катаева: «У них к обеду денщик подавал на стол огненный, переперченный борщ с сахарной мозговой костью» [Разбитая жизнь, 303]. Метафора идет от классиков, ср. у Чехова: «Щи должны быть горячие, огневые…» [Сирена].
1//20
…Дверь канцелярии распахнулась, на пороге ее появился гробовых дел мастер Беэенчук. — Гробовщики, толпящиеся у дома больного, преследующие родственников, — известный мотив, представленный, например, у И. Ф. Горбунова [Из московского захолустья], А. П. Чехова [Осколки московской жизни, очерк 1], А. С. Пушкина [На выздоровление Лукулла; Гробовщик].
1//21
Навстречу ему из комнаты вышел пышущий жаром священник церкви Фрола и Лавра отец Федор. — Встреча охотников за наследством у постели умирающего — известный мотив. В роли корыстных претендентов часто выступают духовные пастыри. У Чосера монах подступает к одру больного прихожанина, требует подаяния на монастырь [Рассказ пристава церковного суда]. Ср. подобные ситуации в повестях О. де Бальзака «Урсула Ми-руэ», «Кузен Понс», «Гобсек»; у А.Н.Толстого (Друбецкие и Курагины); в «Реликвии» Эса де Кейроша (родственники и церковники соревнуются за миллионное наследство больной старухи), в «Пиквикском клубе» Ч. Диккенса (преподобный Стиггинс); в «Агасфере» Э. Сю (иезуиты).
Непосредственную параллель к данной фразе встречаем в «Войне и мире»: «Навстречу Пьеру вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом» [1.1.19].
2//1
Голова ее была в чепце интенсивно абрикосового цвета, который был в какой-то моде в каком-то году, когда дамы носили «шантеклер» и только начинали танцевать аргентинский танец танго. — Шантеклер — юбка, «так узко стянутая внизу, что в ней можно было ходить лишь крошечными шажками» [Катаев, Хуторок в степи, Собр. соч., т. 5; 415; действие в 1910]. Ср. отрывок из отвергаемых стихов в «Почтовом ящике Сатирикона»: Толпа толпою плетется / В узких юбках «Шантеклер» [Ст 19.1912]. Название юбки восходит к популярнейшей драме Э. Ростана (1910), где Шантеклером зовут героического романтика петуха.
Оранжевый был фирменным цветом танго, повального увлечения в 1913-1914. «В витринах магазинов появились цвета танго (оранжевые ткани, платки, галстуки, перчатки, сумки, зонты, чулки и т. д.). В кафе, ресторанах, фойе кинотеатров без конца играли танго», — вспоминает М. Д. Райзман [цит. по: Тихвинская, Кабаре и театры миниатюр, 306]. «Танго — танец, духи, одеколон, пудра. Даже галстуки, жилеты, носки оранжевого цвета назывались „Танго“. Крик моды» [Э. Краснянский, Встречи в пути, 74; см. также А. Вертинский, Дорогой длинною, 77]. «Шелковые платки цвета танго» упоминаются среди прочих товаров в московских витринах начала нэпа [Эренбург, Рвач, 217-218]. Знаменитая желтая кофта Маяковского некоторым мемуаристам запомнилась как «кофта цвета танго»; квартиру его друга Н. Асеева украшала «лампа в шелковом абажуре цвета танго» [Катаев, Алмазный мой венец]. «Апельсинные штиблеты» Остапа в ДС, несомненно, принадлежат к той же семье.
2//2
«Поэзия есть Бог в святых мечтах земли». — Заключительные слова драматической поэмы В. А. Жуковского «Камоэнс». Высечены в 1887 на постаменте памятника поэту в Петербурге (скульптор В. П. Крейтан).
2//3
Парикмахер «Пьер и Константин», охотно отзывавшийся, впрочем, на имя «Андрей Иванович»… — …теперь в Москве, говорят… на каждого клиента отдельная стерилизованная кисточка полагается. — Француз-парикмахер — типичная фигура в русских городах начиная с 1880-х годов. «Половина лучших столичных парикмахерских принадлежала французам. Обставлены первосортные парикмахерские были по образцу лучших парижских «. В Москве известными мастерами были Сильван, Галис, Барон Шарль, Кузен, Сильвер, Невель, Леон Эмбо и др. Нередко под иностранным именем выступали отечественные мастера: «Славился еще в Газетном переулке парикмахер Базиль. Так и думали все, что он был француз, на самом же деле это был почтенный москвич Василий Иванович Яковлев» [Гиляровский, Москва и москвичи: Булочники и парикмахеры]. Парикмахер, позирующий как иностранец, — фигура, известная и в дореволюционной, и в советской литературе. Monsieur Жорж «был на самом деле не Жоржем, а Егором, но взял себе французский псевдоним с тех пор, как открыл мастерскую» [И. Ясинский/ Граф // Писатели чеховской поры, т. 1]. В пьесе А. Файко «Евграф — искатель приключений» (1926), где действие происходит в парикмахерской, старый мастер рассказывает: «Да уж и мастера были — профессора-артисты! К примеру, Поль и Франсуа. Это из наших мест, из Авдеевки — Еремеев и Цыганков, братья двоюродные… Питерский Алексис тоже славился… А киевский Ипполит — Ванька Семируков, — так тот даже на выставке заграничной выставлялся». В рассказе И. Эренбурга «Бубновый валет» (в одноименной книге) упоминается московский парикмахер Фердинанд, он же «земляк Трюхин».
Иностранные псевдонимы были элементом особой парикмахерской культуры, претендовавшей на изящество манер, сочинение галантных стихов и употребление иностранных слов. В купеческих домах был даже обычай приглашать парикмахера на балы ради «французских» разговоров между ним и прислугой [Иванов, Меткое московское слово, 205].
Вывески мнимых иностранцев (не обязательно цирюльников) идут от Гоголя: «…магазин с картузами, фуражками и надписью: „Иностранец Василий Федоров»». «Портной был сам из Петербурга и на вывеске выставил: „Иностранец из Лондона и Парижа“» [Мертвые души, гл. 1; «заключительная глава» т. 2]. «Портной из Парижа и Лондона П. К. Рябцев» [Огнев, Три измерения]. «Паришскийкеофюр Абрамьянц с Москва» [См 43.1928].
Интерес к новшествам цирюльного дела в столицах, разговоры о них — видимо, общее место парикмахерской темы. Ср.: «[Парикмахер] действует по способу всех парикмахеров и начинает с допроса: кто вы, куда, зачем, надолго ли и как часто бреются в городах. И вообще верно ли, что в Киеве бреются один раз и только вниз, а вверх запрещено горсоветом» [А. Аграновский, Город Магнет, ТД 01.1927].
Насчет последнего крика парикмахерского дела в столицах — стерильной кисточки — «Пьер и Константин» не ошибся: она упоминается в повести В. Андреева «Серый костюм» (1930, действие в 1925), где в передовой московской парикмахерской «при стрижке подтыкают за воротник кусочки гигроскопической ваты, при бритье предлагают дезинфицированные кисточки» [гл. 1]. Кисточка обыгрывается в
