для скота (внутренности и кровь) — одним словом, почти весь кролик может быть утилизирован. Но главным направлением должно быть для нас мясо-шкурковое» [В. Одинцов, Ог 20.04.30]. Неудивительно, что о. Федор, этот предприимчивый неудачник, не обошел кролика своим вниманием. Трудностями, которые о. Федору так и не удалось преодолеть, оказались плодовитость грызуна и его подверженность заразе. Это принудило священника к дальнейшим изысканиям, и в конечном счете к погоне за сокровищами Воробьянинова.
3//5
…Старинная народная картинка «Зерцало грешного»… — Лубочная гравюра, известная во множестве вариантов начиная с петровского времени. Помимо четырех эпизодов, упомянутых в ДС («Сим молитву деет, Хам пшеницу сеет, Яфет власть имеет, Смерть всем владеет»), включала другие назидательные картинки, которые можно было получить, по-разному складывая лист. Среди них — «ряд изображений из жизни человека от его младенчества и до смерти: ребенок, сидящий под яблонею, и грехопадение первых человек, и распятый Искупитель». В некоторых вариантах картины имелись также изображения дамы и ухаживающего за нею кавалера; при ином сложении листа в платье дамы можно было разглядеть смерть с косой, а в наряде кавалера — грешника, корчащегося в адском пламени. [Ровинский, Русские народные картинки, т. 3:112-116; т. 5: 175-176.]
Ср. лубочные картины с историей блудного сына, в домике пушкинского станционного смотрителя. Стихи «Сим молитву деет» и т. д. распевают старцы в «Восковой персоне» (1931) Ю. Тынянова [гл. IV. 5].
3//6
Отец Федор… начал подстригать свою благообразную бороду. — Обстригание бороды, усов, волос — символические действия, часто сопровождающие перемену личности, разрыв с привычным образом жизни, начало странствий и поисков. В романе Гофмана «Эликсиры дьявола» монах, пускаясь в странствия, выбрасывает рясу и стрижет бороду [Дорожные приключения]; у Л. Н. Толстого отец Сергий, покидая пустынь, обстригает волосы [гл. 7]; у В. Каверина один из героев (Халдей Халдеевич), изменяя свою жизнь, сбривает бороду, а другому («суровому старику, схожему с Михайловским») дают совет: «Сбрейте бороду! Вам пора начинать скандалить!» [Скандалист]. В романе Л. Леонова «Скутаревский» (1933) сбривает бороду банщик, вступающий на стезю общественной деятельности [гл. 12]. В ДС этим операциям подвергает себя конкурент о. Федора — Воробьянинов [см. ДС 7//9]. В. Я. Пропп ставит мотив лишения волос в связь с обрядами инициации [Исторические корни волшебной сказки, 121-122].
В рассказе О. Форш «Для базы» находим сцену, во многом подобную этому месту романа. Готовясь перейти к обновленцам (см. ниже), дьякон Мардарий стрижет себя, как отец Федор, и так же застигнут за этим делом женой: «Тихо пробрался в свой коридор… не раздеваясь, взял со стола ножницы и, сияя детскими веселыми глазами, отрезал целиком свою забранную в кулак косицу. Дьяконица проснулась… тупо смотрела на мужа. — Остриг…» [Московские рассказы].
3//7
— …Неужели, Феденька, ты к обновленцам перейти собрался? — Обновленцы — течение в русском православии XX в., находившееся в оппозиции к официальной Церкви во главе с Патриархом Московским и всея Руси Тихоном. Обновленцы рассчитывали спасти российскую Церковь от истребления путем компромисса и фактического превращения Церкви в придаток социалистического государства. Обновленческий раскол возник еще в начале века, но особенно оживился в 1922-1923 в разгар террора советской власти против Церкви и духовенства, когда реквизировалось церковное имущество, один за другим закрывались храмы и монастыри, велась разнузданная антирелигиозная кампания в печати, подвергались репрессиям священнослужители.
В этих условиях группа «белого» духовенства объявила в мае 1923 о создании так называемой «живой Церкви», лояльной по отношению к государству и призванной заменить якобы «мертвую» Церковь, руководимую Московской патриархией (патриарх Тихон находился в это время под арестом в Донском монастыре). В декларациях «живой Церкви» утверждалось, что советская власть осуществляет евангельские заветы труда и равенства; наиболее усердные живоцерковцы поспешили объявить РСФСР первым в истории примером царства Божия на земле. Обновленцы (по-народному, «живцы «) добивались отмены патриаршества и ратовали за меры по демократизации, модернизации и большевизации церкви. Среди них такие новшества, как допущение женщин на должности священнослужителей и дьяконов (причем женщины-дьяконы, в знак коммунистической лояльности, облекались в красные ризы); перенос культовых действий от иконостаса к середине церкви, где воздвигался алтарь, похожий на трибуну; отмена церковнославянских элементов культа и изъятие соответствующих книг, и др. Обновленческая Церковь разрешала священникам второбрачие, на что и намекает жена отца Федора («обновленцы… алименты платят»).
Нетрадиционный облик обновленческих священнослужителей поражал верующих: «Однажды к обедне… явился новый живоцерковный поп с толпой своих. Живоцерковец был рыжий верзила, в куцей рясе, будто переодетый солдат» [Е. Замятин, Наводнение]. Вызывали тревогу у прихожан и фантазии «живцов» в обращении с церковным обрядом, открытость службы для элементов светской культуры:
«Один среди церкви служит, другой — с органом, третий — с женщиной вместо дьякона. Тот стихи Блока между ектеньями с телодвижением говорит. Еще на отлете и такая община завелась, что не то студента, не то курсисточку-медичку всем миром поставили, да без образов, с одними лишь портретами русских классиков, всенощное бдение правят» [Форш, Московские рассказы, 229].
С первых же дней раскола лидеры «прогрессивного духовенства» (самоназвание живоцерковцев) заняли агрессивную позицию, стремясь захватить командные посты в русской религиозной жизни. В ведении «живцов» оказался ряд важных церквей, среди которых храм Христа Спасителя в Москве, впоследствии снесенный. В своих амбициях обновленцы пользовались поддержкой государства, надеявшегося с их помощью разгромить непокорных сторонников Тихона, в то же время не делая секрета из своего намерения в конечном счете «вырвать с корнем» всякую религию, как старую, так и обновленную. Несмотря на свой сравнительно привилегированный статус, «живая церковь» не смогла полностью достигнуть своих честолюбивых целей. Она не имела сильной опоры среди верующего населения, и ее руководители остались «генералами без армии» (слова патриарха Тихона в беседе с иностранным корреспондентом в 1924). Видя это, власти перестали делать ставку на обновленцев и около 1926 вернулись к своей политике непосредственного давления на патриархию, во главе которой в это время стоял местоблюститель митрополит Сергий (Тихон скончался в 1925). К моменту действия ДС обновленцы уже не представляли серьезной заботы для традиционной церкви, хотя и продолжали пользоваться относительным благоволением властей. Официальный конец обновленческого раскола наступил в 1944, когда остатки «живой церкви» вынуждены были вернуться в лоно Московской патриархии, чьи отношения с государством заметно потеплели во время Великой Отечественной войны 1941-1945. [Kokovtzoff, Le bolchevisme a Гoeuvre; Chessin, La nuit qui vient de Г Orient; Fletcher, The Russian Orthodox Church Underground, etc.]
3//8
…Вытянул из-под кровати сундучок, обитый жестью. Такие сундучки встречаются по большей части у красноармейцев. Оклеены они полосатыми обоями, поверх которых красуется портрет Буденного или картонка от папиросной коробки «Пляж» с тремя красавицами, лежащими на усыпанном галькой батумском берегу. Сундучок Востриковых… также был оклеен картинками… — Солдатский сундучок, хранимый под койкой, — известная принадлежность как царской, так и советской казармы. А. Соболь упоминает о «солдатском сундучке, старорежимном, обитом зелеными жестяными полосками» [Погреб // А. Соболь, Любовь на Арбате], а Е. Зозуля описывает новобранца, который «сидел на полу перед открытым сундуком своим и наклеивал на внутренней стороне крышки картинки из журнала дамских мод, купленного в лавочке за копейку» [В царской казарме // Е. Зозуля, Я дома]. Толпа новобранцев, несущих за ручку свои «кованые тяжеловесы-сундучки», изображена в одновременном с ДС очерке [текст и рисунок в Эк 08.1927].
Упоминаемая в ДС папиросная коробка «Пляж» с тремя курящими и улыбающимися красавицами, с надписью на русском и грузинском языках, подлинна [репродукцию см. в кн.: Anikst, La Pub en URSS…, 62].
Личный сундук, любовно украшаемый изнутри, — заменитель домашнего уюта и интимного, укрытого от посторонних глаз, мира. В этом качестве сундуки и шкатулки типичны не только для солдат, но и вообще для тех, кто вынужден жить на людях, вдали от родного дома, под чужим кровом: для прислуги, няни и т. п.1. «Няня в углу на своем сундуке (все няни всегда спали на сундуках). Это большой черный сундук, где лежит ее „добро»… Я видел, что внутри он был оклеен бумагой с картинками» [Б. Вышеславцев, Тайна детства]. Подобные сундучки бытовали в России давно — во всяком случае, уже в XVIII в. В «Детстве» Толстого экономка Наталья Савишна «отворяла голубой сундук, на крышке которого сну три… были наклеены крашеное изображение какого-то гусара, картинка с помадной баночки и рисунок Володи…» [гл. 13]. Об изображениях, украшавших сундук, пишут и вспоминают многие:
Открыла нянюшка сундук.
На крышке из журнала дама,
Гора священная Афон,
Табачной фабрики реклама
И скачущий Багратион
[М. Кузмин, Глиняные голубки (1912)].
«Картинки Сытина, которыми Даша оклеивала нутро сундука» [Горный, Ранней весной, 22]. «[Солдатский] сундук, оклеенный железным переплетом и выкрашенный в оранжевую краску с зелеными цветами. С внутренней стороны крышки приклеена картинка с надписью «до брака»: толстый мужчина во фраке, протягивающий огромный букет косоглазой даме» [А. Кипен, Запасный лафет]. «В нянином сундучке, в крышке, была наклеена картинка — какие-то боярские хоромы…» [Добужинский, Воспоминания]. «Одной из радостей нашего детства был большой окованный железом нянин сундук… Вся крышка сундука была изнутри оклеена картинками. Тут были и куклы в нарядных платьях, и изображения различных зверей, и просто красивые конфетные бумажки» [Олицкая, Мои воспоминания, т. 1:15]. В. Каверин вспоминает, что в сундучке его няни была наклеена фотография царской семьи [Каверин, Освещенные окна, 41]. Тетка А. Н. Вертинского оклеивала свой сундук лубочными картинками, «которые продавали шарманщики, бродившие по дворам, причем вдобавок еще давалось напечатанное предсказание судьбы… Картинки были яркие и ядовитые: «Вот мчится тройка почтовая», «Лихач-кудрявич», «Маруся отравилась», «Бой русских с кабардинцами» и т. п.» [Вертинский, Дорогой длинною…, 32].
3//9
Попадья залепила все нутро сундука фотографиями, вырезанными из журнала «Летопись войны 1914 года». Тут было и «Взятие Перемышля», и «Раздача теплых вещей нижним чинам на позициях»… — «Летопись войны» — военно-патриотический журнал для семейного чтения, выходивший еженедельно в 1914-1917. Вот некоторые из подписей под его многочисленными фотоиллюстрациями: «Осмотр и проверка белья после стирки», «Его Императорское Величество Государь Император изволит пробовать пищу», «Картошку чистят», «Приготовление едкого натра для газов [для аэростата]», «После обеда солдаты прикладываются к кресту», «Красное яичко в Галиции», «Типы галичан», «Пасхав окопах», «Деревенский женский комитет за работой фуфаек для армии», «Ведут пленных немцев», «Забавляются под огнем», «Присяга молодых солдат в уланском Одесском полку на позиции», «Раздача георгиевских крестов генерал-адъютантом Барановым» , «Командир артиллерийской бригады генерал-майор Клоченко раздает пасхальные подарки», «Пасхальное богослужение на позиции», «Раздача писем и газет на передовых позициях» и т. п. Много фотографий и корреспонденций за 1914-1915 посвящено г. Перемышлю, взятому после долгой осады 9 (22) марта 1915 (был оставлен спустя два месяца при отступлении русских войск из Галиции).
Иронию
