месяц книги исчезли точно по волшебству, а через год за том Куприна или Андреева платили червонными рублями» [По ту сторону, 206; действие в 1921-1924].
Эта инфляция старых книг отражена и в «Дьяволиаде» Булгакова: «Во втором отделении на столе было полное собрание сочинений Шеллера-Михайлова, а возле собрания неизвестная пожилая женщина в платке взвешивала на весах сушеную и дурно пахнущую рыбу» [гл. 5; действие в 1921]. Многие старые издания продолжали распродаваться по сниженной цене и долгое время спустя [см. ЗТ 13 //10].
О Салиасе как синониме устарелого вкуса: «Среди пыли десятилетий [герой] находил неожиданные сокровища: романы графа Салиаса, самые что ни на есть исторические романы про „донских гишпанцев», про „московскую чуму», про „орлов екатерининских». Сочинения графа Салиаса, издание Поповича — вот уж, действительно, все несозвучно. Взять и прочесть» [Заяицкий, Баклажаны].
4//7
«Крем Анго», «Титаник». — Эти и аналогичные снадобья много рекламируются в тогдашней прессе: «Крем-пудра Анго против загара и веснушек, исключительно тонка и нежна», «Несмываемая жидкая краска для бровей, ресниц, волос и усов Хна-Басмоль, провизора М. М. Липец» (ср. прозвище провизора Липа в ДС), «Несмываемый грим для глаз Басма-Хенэ, А. Зыков», «Краска для волос по парижскому способу лаборатории Санакс» и т. п. [Ог и КН за 1927].
4//8
…Клоповар — прибор, построенный по принципу самовара, но имеющий внешний вид лейки. — Этот прибор под слегка иным именем описан В. Инбер: «Клопомором называется особый жестяной чайник с дьявольски длинным и тонким носом. Во внутренность чайника кладутся угольки, над угольками вода. В воду вливают жидкость, ядовитую, как анчар. Угли горят, вода кипит, из вышеупомянутого носа, настойчивый, как свисток, вылетает пар. Пар этот проникает всюду, и тогда наступает для клопов паника, животный ужас, вероятно, совещание старшин и, наконец, смерть. Умирают все, даже малолетние дети величиной с полблохи» [Клопомор // В. Инбер, Соловей и роза]. В отделах объявлений в эпоху ДС/ЗТ во множестве значатся «продукты Л. Глика» с красивыми названиями Тараканон, Молин, Клопин, Крысомор, Антипаразит, Арагац («порошок от блох, клопов, тараканов»), а также изделия ленинградского кооператива «Дезинсектор»: Клопомор, Тараканомор, Блохомор и другие [Ог 1925-29].
4//9
— Для окраски есть замечательное средство «Титаник»… Не смывается ни холодной, ни горячей водой, ни мыльной пеной, ни керосином. — «И пароход „Титаник», и „радикальный» цвет выкрашенных волос Воробьянинова погибли от воды. Гибели „Титаника» предшествовали заверения экспертов, что такой пароход не может потонуть, а неудачной окраске волос Воробьянинова — заверения аптекаря, что новый цвет волос не пропадет ни при каких обстоятельствах». Параллель продолжается в ДС 7: глава называется «Следы „Титаника»», Ипполит Матвеевич назван «жертвой Титаника» [наблюдения из кн.: Bolen, 70]. Не исключено, что «Титаник» служит в линии Воробьянинова символом обреченности всего предприятия в целом. Аналогичные символические элементы, вкрапленные в начало сюжетной линии, имеются у других протагонистов романа: у Бендера — астролябия, у о. Федора — Везувий [см. ДС 3//10].
5//1
В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошел молодой человек лет двадцати восьми. — Вход (въезд) героя в место, которое ему предстоит «завоевывать», — популярный зачин. Мы встречаем его в драматических произведениях, где первая сцена развертывается у ворот города и герой одет в дорожное платье, — например, в ряде испанских пьес («Дама-невидимка» Кальдерона, «Живой портрет» Морето и др.) и в пушкинском «Каменном госте» (..Достигли мы ворот Мадрита!); в «Господине де Пурсоньяк» Мольера; в «Турандот» Гоцци («вид на городские ворота в Пекине», через которые входит изгнанник Калаф). Входом (въездом) в город начинаются «Комический роман» Скаррона, «Отверженные» Гюго, «Мистерии» Гамсуна, «Послы» Г. Джеймса, «Мертвые души», «Идиот», «Золотой теленок», многие другие романы, повести и драмы. Обратим внимание на точные указания места (направления) и времени. Они несомненно имеют хождение в качестве вводной фразы романа или главы [ср. хотя бы ДС 1//8].
Название «Старгород», видимо, позаимствовано из «Соборян» Лескова (место действия). «Старгородская мануфактура» на Волге упоминается также в повести Л. Гумилевского «Собачий переулок» (1927).
5//2
За ним бежал беспризорный. — Сотни тысяч бездомных детей на улицах советских городов в эпоху нэпа — результат двух войн, за которыми последовали голод, разруха, эпидемии и массовые передвижения населения. Будучи диким и анархическим элементом, беспризорные в 20-е гг. представляли серьезную социальную проблему. Лишь немногие из них пытались промышлять полезным трудом вроде продажи газет или чистки сапог; большинство жило воровством, грабежом и попрошайничеством, исполняя жалостные песни о своей сиротской доле в вагонах пригородных поездов, нападая хищными стаями на прохожих и уличных торговцев, не останавливаясь иной раз и перед «мокрыми делами». Приютом этим советским гаменам служили разрушенные и недостроенные здания, подвалы, заколоченные на зиму лотерейные будки, полые внутри афишные тумбы, кладбищенские склепы, старые, выведенные из строя вагоны, кочегарки старых паровозов, мусорные ящики, бочки из-под цемента, клоаки и даже крыша Большого театра (в те годы бывшая своего рода эмблемой Москвы, см. ДС 18//2). Источником тепла служил чан с горячим асфальтом или костер, разводимый прямо на улице. Для беспризорников было типично объединение в группы с жесткой дисциплиной и властью вожака («вождя», «старосты»), между которыми шла жестокая уличная борьба. Мафиозные по своей природе, эти банды малолетних практиковали avant la lettre все характерные приемы «рэкета» в отношении нэпманской торговли (например, защиту за деньги от конкурирующих банд). Летом многие из них пускались в путешествия по стране и, подобно саранче, оседали в цветущих курортных районах Юга. Поезда имели множество удобств («features») для беспризорных пассажиров. В товарных поездах они особенно любили ездить «на щуке» (паровозе с буквой «Щ»), устраиваясь на крышах вагонов, на осях и подножках, в подвагонных ящиках и т. п. Рассказывали об их нападениях на деревни. Слухи (вполне обоснованные) о проституции, наркомании, инфекциях, свирепствующих среди беспризорников, наводили страх на публику, и они — «вихрастые, большеголовые, как черти, вымазанные сажей» (А. Н. Толстой) — искусно пользовались этой своей репутацией, вымогая у граждан деньги под угрозой «укусить», «заразить», «напустить» насекомых, «поджечь» («Рупь, или подожгу», «а то укушу», «заражу» и т. п.). О методах террора и шантажа, которым беспризорные подвергали обывателей, ходили легенды [см. ДС 25//Т].
Отношение средств информации к беспризорникам двойственное: с одной стороны, в прессе появляются статьи и очерки с сочувственым описанием условий их жизни, с призывами помочь им стать членами общества; с другой, беспризорники нередко бывают мишенью насмешек и карикатур, например: «Тяга на юг. — Я, Мишка, к хорошей жизни привык — кажинный год на курорт под спальным вагоном ездию» или: «Ну, Мишка, наконец-то мы с тобой одеты по сезону» (на рисунке два полуголых беспризорника под летним солнцем).
Ко времени действия ДС беспризорные превратились в своего рода туристическую достопримечательность больших городов. Однако в обществе все громче раздавались голоса, требующие любыми средствами и без особых сентиментов покончить с язвой беспризорничества. В. Маяковский пишет в 1926:
Эта тема еще не изоранная.
Смотрите котлам асфальтовым в зев!
Еще копошится грязь беспризорная —
хулиганья бесконечный резерв.
М. Кольцов вторит ему в 1927: «[Беспризорные, эти] жуткие кучи грязных человеческих личинок… еще копошатся в городах и на железных дорогах… еще ползают, хворают, царапаются, вырождаются, гибнут, заражая собой окружающих детей, множа снизу кадры лишних людей, вливая молодую смену преступников».
Государство создало Деткомиссию при ВЦИКе и старалось решить эту проблему, отлавливая яростно сопротивлявшихся беспризорников для перевоспитания в трудовых колониях (коммунах) под эгидой ВЧК — ГПУ, на заводах, в деревне (где пытались практиковать их усыновление крестьянами) и другими способами. Население привлекалось к этой деятельности через общество «Друг детей». К десятилетию Октябрьской революции была сделана попытка очистить города от беспризорных, однако, по сообщениям иностранных наблюдателей и советской прессы, их оставалось еще достаточно много и в начале пятилетки.
Борьба за спасение детей от «улицы» и за перевоспитание малолетних дикарей стала темой многих произведений литературы и искусства. Наиболее известны «Правонарушители» Л. Сейфуллиной, «Республика Шкид» Л. Пантелеева и Г. Белых, «В Проточном переулке» И. Эренбурга, «Педагогическая поэма» А. С. Макаренко, фильм Н. Экка «Путевка в жизнь» и др. К потенциально богатой теме беспризорничества и борьбы с ним примерялись традиционные литературные схемы — например, ее трактовали в духе старинных моралите о борьбе за душу грешника между силами добра и зла, или же по образцу авантюрно-мелодраматических романов XIX в. (как «Оливер Твист», ряд новелл и повестей А. Конан Дойла и др.), в которых шайка воров или страшная тайная организация преследует отколовшегося члена, шлет ему угрозы, пытается разрушить его новую жизнь, террором вернуть его в свое лоно и т. п.; пример — рассказ бывшего беспризорника Ю. Лаврова «Беспризорники».
[Кольцов, Дети смеются, Избр. произведения, т. 1; Маяковский, Беспризорщина, Поли. собр. соч., т. 7; Grady, Seeing Red, 183; Ильф, Беспризорные, Собр. соч., т. 5.; Chessin, La nuit qui vient de l’Orient, 201-202; Fabre Luce, Russie 1927,38; Viollis, Seule en Russie, 36, 209-211; Despreaux, Troisans chez les Tsars rouges, 217-218; Le Fevre, Un bourgeois au pays des Soviets, 70; H. Москвин, Люди на колесах, КН 21.1927; В. Холод-ковский, В подполье жизни, КН 27.1926; О. Форш, Розариум // О. Форш, Московские рассказы; Г. Санович, 125 000 беспризорных, Ог 09.01.27; Карикатуры — КН 17.1926 (рис. Б. Малаховского из журнала «Смехач») и КН 23.1926 (рис. М. Храпковского из «Крокодила»); «подожгу» — П. Павленко, Трое, КП 41.1929; беспризорники как экзотика городов — очерк в КН 26.1926; Лавров — Московский пролетарий 30.07.27]
«Дети, бегущие по пятам» странного или нового человека, — мотив известный. Мы встречаемся с ним в Ветхом Завете (пророк Елисей и дети), а затем и в литературе. «Незнакомые ребятишки бежали за ним, с улюлюканьем указывая на его седую голову» [В. Ирвинг, Рип Ван Винкль]. У В. Гюго дети идут вслед за Жаном Вальжаном, когда тот входит в городок Динь [Отверженные, 1.2.1]. В новелле Ю. Тынянова они так же бегают за мнимо умершим поручиком Синюхаевым [Подпоручик Киже, гл. 18]. У М. Булгакова дети со свистом преследуют чудаковатого академика [Адам и Ева, акт 1]. Как и во многих других местах ДС/ЗТ, литературный стереотип заполняется у соавторов известным элементом советской культуры, давая образ, антологичный на обоих уровнях. Отметим, впрочем, такое же его заполнение в «Скандалисте» В. Каверина (1929), где беспризорники бегут за татарином-старьевщиком [глава «Скандалист», главка 3].
5//3
Может быть, тебе дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат? — «Для него [Остапа Бендера] у нас была приготовлена фраза, которую мы слышали от одного нашего знакомого биллиардиста: „Ключ от квартиры, где деньги лежат»» [Петров, Из воспоминаний об Ильфе]. Автором фразы был
