парус…, гл. 28-29]. «В январские морозы каланча выбрасывает виноградины сигнальных шаров — к сбору частей» [О. Мандельштам, Египетская марка, гл. 5]. Отметим у поэта ассоциативную цепочку между данным образом и строками Шевелящимися виноградинами / Угрожают нам эти миры (Стихи о неизвестном солдате): и там, и здесь метафоризированы взятые в двух разных смыслах «бомбы».
9//5
…Из-за угла показался стекольщик с ящиком бемского стекла… — Бемское (богемское, от Bohmen) стекло — сорт шлифованного оконного листового стекла. «Качества хорошего бемского стекла: бесцветность и отсутствие пузырей, волнистой поверхности и радужных полос» [БСЭ,1-е изд., т. 5].
9//6
За ним выбежали дети… с книжками в ремешках. — Принадлежность гимназиста — «клеенчатая книгоноска, за ремешки которой был заложен пенал с переводной картинкой на крышке» [Катаев, Сухой лиман, гл. 8]. Ср. у А. Ахматовой: В ремешках пенал и книги были… Будучи старым, еще общеевропейским элементом школьной культуры (мы видим ее, например, у детей на так называемых «викторианских scraps» — цветных рельефных литографиях 1880-90-х гг.), книгоноска дожила в СССР по крайней мере до 1930-х гг. [Гранин, Ленинградский каталог, 485].
9//7
Московская гайзета «Звестие», журнал «Смехач», «Красная нива»!.. — Ср. сходные выкрики газетчиков на крымском пляже: «„Правда»! „Звистия»! Московские, харьковские!» [А. Жаров, Под солнцем юга, ТД 06.1927]. Тот же набор в рассказе М. Слонимского «Машина Эмери» (1924): «Московские, харьковские газеты… Возьмите „Известия»! „Красную Ниву!»» Для выкриков мальчишек-газетчиков, как их передают писатели, характерны коверканье слов, диалектизмы, украинизмы: «„Вичерняя Москва!», „Вичирняя » Красная газита»!“… Умористическа газита „Пушка»!» ит. д. [В. Шибанов, Из-под власти улицы, Ог 25.08.29; Шефнер, Имя для птицы, 456; место — Ленинград, 1926].
Журнал «Смехач» выходил в 1924-1928. Соавторы опубликовали в нем ряд фельетонов (наиболее интенсивное сотрудничество — в 1927-1928). «Красная Нива» — московский еженедельник (изд. «Известий», 1923-1931). Наряду со своим ленинградским близнецом «Красной панорамой», был одним из самых пестрых, занимательных и высоких по художественно-литературному уровню тонких журналов. В них уделялось большое место науке, искусству, историческим материалам, мировым событиям, печатались рисунки лучших графиков; цветные литографированные обложки журнала с 1926 г. исполнялись известными художниками тех лет. Общий стиль «Красной Нивы» и «Красной панорамы» (за вычетом обязательного налога революционной тематике) был доброжелательным, недогматичным, направленным на всестороннее просвещение читателя. Очерки, фотографии, рисунки «Красной Нивы» — увлекательный источник для изучения жизни и культуры 1920-х гг.
9//8
Потрясая город, проехал грузовик Мельстроя. — Мельстрой — «трест, затем акционерное общество по строительству мельниц и зерновых агрегатов, по их оборудованию и торговле техническими принадлежностями… Мельстрой был привилегированной организацией и располагал редкими тогда в СССР тяжелыми грузовиками» [Одесский и Фельдман, ДС, 476].
9//9
— Я вам морду побью, отец Федор! — Руки коротки, — ответил батюшка. — Эта комичная перебранка — угроза и ответ на нее — восходит к Гоголю. Ср.: «Ступайте, Иван Иванович, ступайте! да глядите, не попадайтесь мне: а не то я вам, Иван Иванович, всю морду побью!» [Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем]. «Городничий: …Я вас под арест… Почтмейстер: Коротки руки!» [Ревизор]. Оба выражения встречаются в классике и позже: «Если ты, мерзавец, будешь еще много разговаривать, то я тебе всю морду побью» [Чехов, Моя жизнь, гл. 7]. «Шалишь, князья Утятины / Останутся без вотчины ? / Нет, руки коротки» [Некрасов, Кому на Руси жить хорошо: Последыш, гл. 2]. «Руки коротки», — отвечает Счастливцев Несчастливцеву на угрозу «убить» его [Островский, Лес].
Ср. в современной ДС юмореске перебранку, возникающую между актерами во время спектакля вне связи с текстом пьесы:
«—Постой, постой, язва, — переждав аплодисменты, продолжал капиталист, — мы тебе хвост прижмем!
Революционерка, звеня кандалами, ссучила на обеих руках по кукишу: — Видел? Вот!
Руки коротки! Хам!» [В. Ардов, Сцена и жизнь, Ог 10.06.28; см. также ЗТ 1//13].
9//10
Раньше это делали верблюды, / Раньше так плясали ба-та-ку-ды, / А теперь уже танцует шимми це-лый мир… — Шимми — танец, повальное увлечение эпохи нэпа; подобно танго, породил свою собственную микрокультуру (моды на одежду и обувь, городской фольклор, нашел себе дорогу в городские дворы в исполнении бродячих шарманщиков… Напеваемая Остапом модная песенка о шимми из оперетты И. Кальмана «Баядерка» всплывает также в комедии А. Н. Толстого «Чудеса в решете» (1926), где ее поет аферист Рудик: Шимми, безусловно, / Гвоздь сезона, / Шимми — модный танец / Из Бостона, / Все танцуют шимми / На последний грош…
Ботокудами называлась группа племен южноамериканских индейцев; слово botocu-do — прилагательное причастной формы от португальского botoque — «затычка»; название дано индейцам, «носившим такое украшение вставленным в нижнюю губу» [Вент-цель, Комм, к Комм., 42].
Ср. то же выражение применительно к фокстроту: «Этот танец танцует сейчас весь мир» [Заяицкий, Баклажаны].
9//11
…Пещера Лейхтвейса. Таинственный соперник. — «Пещера Лейхтвейса, или 13 лет любви и верности под землею» — один из копеечных романов с продолжением, наводнявших книжный рынок в предреволюционное десятилетие. Наряду с такими не менее знаменитыми сериалами, как апокрифические Шерлок Холмс, похождения сыщиков Ника Картера и Ната Пинкертона «и тому подобным чтивом, засорявшим и отравлявшим мозги детей» [Ефимов, Мой век, 10; см. также ДС 34//17], «Лейхтвейс» был любимым чтением кухарок, горничных и гимназистов. Роман, автором которого значится В. А. Редер, печатался петербургским издательством «Развлечение» в 1909-1910. Действие происходит в XVHI в.; Лейхтвейс — немецкий аристократ, своего рода Дубровский, изгнанный из общества по обвинению в преступлении, но в действительности виновный лишь в спасении своей возлюбленной от нежеланного брака. Он становится разбойником, борется с несправедливостью, помогает бедным и угнетенным и становится на защиту женщин. Вместе с графиней Лорой фон Берген, которая становится его женой, он ведет борьбу со своими врагами из подземного убежища [Brooks, When Russia Learned to Read, 148-149,430].
Подросткам десятых годов на всю жизнь запомнился «разбойник Лейхтвейс, черногривый, с огненным взглядом, в распахнутой разбойничьей куртке, из-под которой был виден торчавший за поясом кинжал. Украденные Лейхтвейсом красавицы в изодранных платьях и с распущенными волосами были изображены на раскрашенных обложках» [Каверин, Освещенные окна, 102].
10. Слесарь, попугай и гадалка
10//1
Два… этажа, построенные в стиле Второй империи, были украшены побитыми львиными мордами, необыкновенно похожими на лицо известного в свое время писателя Арцыбашева. — Михаил Петрович Арцыбашев (1878-1927) — автор романа «Санин» (1907), считавшегося в 10-е годы последним словом порнографии. Эмигрировал. Дом с кронштейнами в виде львиных морд, похожих на бородатое лицо, есть в Одессе (известное административное здание на Приморском бульваре, архитектор Шейрембрандт). Ср. родственный юмор у Чехова — портрет писателя Лажечникова вместо иконы [Неудача].
10//2
…В трехкомнатной квартире жил непорочно белый попугай в красных подштанниках. — Образ дамы из «бывших», находящей утешение в обществе попугая, есть и у других советских авторов. Каждый такой попугай наделен собственным словом или выражением. В рассказе В. Лидина «Ковчег» генеральша с попугаем живет в коммунальной квартире и имеет неприятности с властями, так как птица кричит: «Боже, царя храни!» [в его кн.: Мышиные будни]. В рассказе Б. Лавренева «Погубитель» (1928) бывшая баронесса держит попугая, выкрикивающего: «Олухи, болваны, мерзавцы!»
Старая женщина (в особенности колдунья, гадалка) с попугаем (непременно кричащим) или иной птицей — фигура, распространенная и за пределами советской литературы. Мы находим ее, например, в «Балладе о седой госпоже» А. Вертинского («седой попугай» старой одинокой владелицы замка); в фильме «Blithe Spirit» по пьесе Н. Кауарда (гадалка с попугаем); в новелле Л. Тика «Белокурый Экберт» (говорящая птица в клетке у старухи в лесу); в повести И. Бунина «Лика» (одинокая старуха-ростовщица «страшного восточного вида… в пустом доме которой, загроможденном разным музейным убранством, весь день диким и мертвым голосом кричал попугай» — очевидная ведьма); в «Огненном ангеле» В. Брюсова (ворожея с котом и белым дроздом в клетке в гл. 2); в выражении «Старухина птица» (название одной из главок «Феодосии» О. Мандельштама) и др.
По-видимому, мотив восходит к фольклорным представлениям о бабе-яге или ведьме, имеющей в своем распоряжении животных и птиц [см. Пропп, Исторические корни волшебной сказки, 62], о чем напоминает и выбор попугая как птицы вещей, мудрой (ср. попугая у шарманщиков и предсказателей, вытаскивающего билетики). Попугая может иметь и герой мужского пола с колдовскими и инфернальными атрибутами — ср. Джона Сильвера в «Острове сокровищ», попугай которого кричит «Пиастры!» (о демонических чертах Сильвера см. ДС 34//2).
В советской литературе, как легко видеть, эти древние ассоциации с «другим миром» работают на политическую мифологию, издевательски маркируя классово чуждых персонажей.
10//3
…Репродукция с картины Беклина «Остров мертвых» в раме фантази… — Речь идет о знаменитой в начале века картине швейцарского художника Арнольда Бёклина «Остров мертвых» (1880). На Картине — мрачная скала, одиноко возвышающаяся среди мертвого ночного моря, и приближающийся к ней челнок с душой умершего. Мистически-тоскливое настроение, навеваемое картиной, роднит ее с живописью символистов, одним из признанных предшественников которых был Бёклин.
В России это произведение и его создатель были в большой моде начиная с 1890-х гг.; данью его популярности является, среди прочего, симфоническая поэма С. В. Рахманинова «Остров мертвых» (1902). А. Н. Бенуа пишет о Бёклине: «Ныне никак нельзя себе представить, какое ошеломляющее действие производили в свое время его картины»
[Мои воспоминания, т. 1: 674]. Другой современник восклицает: «Кто не помнит засилья „Острова Мертвых» в гостиных каждого врача и присяжного поверенного и даже над кроватью каждой курсистки? » [Тугендхольд, Художественная культура Запада, 65]. Им вторит Тэффи в рассказе, специально посвященном бёклинистике: «Вчера мне повезло. Вчера я была счастлива. Я сидела в гостиной, в которой ни на одной стене не висела гравюра с картины Бёклина „Остров Мертвых»!.. В продолжение приблизительно десяти лет, куда бы я ни пошла, всюду встречал меня этот „Остров Мертвых». Я видела его в гостиных, в примерочной у портнихи, в деловых кабинетах, в номере гостиницы, в окнах табачных и эстампных магазинов, в приемной дантиста, в зале ресторана, в фойе театра…» [«Остров мертвых»]. В сатирах на обывательский быт эта картина упоминается как функциональная часть жилого помещения, вроде окна или двери: «Выходил в гостиную и неловко крестился на крошечную иконку, повешенную недалеко от „Острова Мертвых»» [Кузмин, Прощальная середа]. Свистал. Рассматривал тупо / Камин, «Остров мертвых», кровать… [Саша Черный, Культурная работа (1910)]. Лишь полвека спустя поэт А. Тарковский изымает картину из обязательного комплекта, упоминая ее в числе забытых аксессуаров belle epoque:
Где «Остров Мертвых» в декадентской раме?
Где плюшевые красные диваны?
Где фотографии мужчин с усами?
Где тростниковые аэропланы?
[Вещи (1962)].
К кануну Первой мировой войны магия «Острова» утратила прежнюю силу. «Кажется, что картина подурнела за эти годы. Кипарисы облезли, горы расселись, лодка скособочилась и у плывущих на ней
