одеяла. Она таким образом простудится; это делается по указанию врача. Только плохой врач, стало быть, «не Гуфеланд», может дать подобное указание. Этим врачом был я; поэтому она и говорит: «в вас также две стороны, господин доктор — вы, может быть, не относитесь к Гуфеланду, господин доктор». Прилагательное «негуфеландно» весьма характерно; оно означает: «не согласно с Гуфеландом». По-видимому, она применяет это слово в качестве технического термина, подобно тому, как хирург говорит: «тут мы сделаем Bier» (то есть операцию Бира), или «Бассини» (операцию Бассини»); или как психиатр употребляет выражение: «это Ганзер» или «этот симптом производит впечатление синдрома Ганзера» (то есть комплекса симптомов Ганзера». Поэтому в слове «негуфеландно» лишь частица «не» является собственно патологическим образованием. Многочисленные жалобы пациентки на неправильное и «жестокое» обращение дают повод предполагать, что она желала бы иметь врачом Гуфеланда. Весьма возможно также, что эта мысль находит свое выражение в том, что она называет сама себя «Гуфеланд»; подобная замена имен, как мы видели, вовсе не явилась бы неожиданной. С идеей о плохом, вредном для ее здоровья лечении всегда сочетается «выплата», которую пациентка считает как бы неким вознаграждением. Она не вызывает сама свою болезнь, как 7/8 окружающих, но ей «насильно» причиняют болезнь. Вероятно, поэтому и должны были бы выплатить ей миллион. Благодаря этому мы начинаем понимать смысл ее стереотипа: «я устанавливаю миллион Гуфеландов слева, на последнем осколке земли» и т.д. Что при этом означает «слева», так и осталось для меня непонятным. Из очень подробного анализа, который мной здесь не приводится целиком, оказывается весьма вероятным, что «осколок» означает «деревянный кол», вбитый на холме, который она считает «крайним пунктом», то есть иносказательно его следует понимать как могилу. Тут снова, как в случае с Oeleum, мы встречаем (подразумевающийся) комплекс ожидания смерти. Макробиотика является, поэтому, особым оттенком понятия «Гуфеланд». Стереотип: «я устанавливаю миллион Гуфеландов слева на крайнем осколке земли, наверху холма» — является весьма своеобразным и метафорическим сокращением фразы: За плохой врачебный уход, который мне приходится здесь выносить и которым меня, в конце концов, замучают до смерти, я имею право требовать высокое вознаграждение.
8. Гесслер (стереотип: я страдаю под властью Гесслера): шляпа Гесслера висит там внизу — я это видела во сне — Гесслер величайший тиран — я страдаю под властью Гесслера, поэтому Вильгельм Телль величайшая трагедия мира, из-за таких личностей, как Гесслер — я назову вам то, что он считал возможным требовать от народа — он требовал, чтобы люди постоянно носили одно и то же белье и одежду и никогда не имели ни гроша — он всегда был за войну, за стычки — все жестокости, которые делают эти стычки законными вызывают их. Я страдаю под властью Гесслера, он тиран, это люди совершенно недопустимые, отличающиеся неестественной неразумностью и кровавой жестокостью — больше полугода, как мне нужна обшивка на юбку — но мне ее не давали — это Гесслер, да, Гесслер — кровавая жестокость.
Пациентка снова пользуется словом «Гесслер», как и именем «Гуфеланд», в виде технического термина, чтобы указать на небольшие трудности в повседневной жизни, доставляющие ей воображаемые страдания. Пунктом сравнения, вызвавшим эту метафору из Вильгельма Телля, является унижение, которое Гесслер намерен причинить народу. Интересно проследить, как эта мысль тотчас сливается с личным огорчением пациентки: Гесслер требует от народа не кланяться его повешенной на кол шляпе, а «постоянно носить одно и то же белье и одежду». Таким образом, пациентка полностью ассимилирует сцену из Вильгельма Телля своим собственным комплексом.
9. Колокол Шиллера (стереотип: я — Колокол Шиллера и монополия): это так — как Колокол Шиллера я являюсь и монополией — Колокол Шиллера нуждается в немедленной помощи — кто добился этого, нуждается в немедленной помощи принадлежит высшему в мире титулу — содержит в себе величайшую окончательность — нуждается в немедленной помощи — так как все, устанавливающие это, достигли конца жизни и доработались до смерти, необходима немедленная помощь — Шиллер знаменитейший поэт — например, Вильгельм Телль, величайшая трагедия — я страдаю под властью Гесслера — это стихотворение пользуется именно мировой известностью: Колокол — это ведь устанавливает и все творение — сотворение мира — это величайшее заключение Колокол Шиллера есть творение — высшая окончательность — это основной государственный столп — свет должен был бы быть теперь в лучших условиях мы ведь так основательно практично все изучили — Колокол Шиллера есть творение — труд могучих мастеров — наидействительнейшим образом помогли миру выбраться из беды — следовало бы находиться в наилучших условиях.
Как видно, общим пунктом при сравнении является величие совершенных ею трудов: величайшее творение Шиллера есть Колокол. Пациентка также совершила величайшее, таким образом, ее деяния подобны Колоколу Шиллера. Известным уже способом мышления и речи тут непосредственно происходит слияние, и сама пациентка оказывается Колоколом Шиллера. Так как она создала теперь последнее и совершеннейшее свое творение («настоящим образом помогла миру выбраться из несчастья»), то ничего большего уже быть не может; к тому же, она теперь находится уже в почтенном возрасте; поэтому неудивительно, что тут выступает комплекс ожидания смерти (который, впрочем, и у нормальных людей в этом возрасте играет довольно значительную роль) и требует «немедленной помощи», под которой, конечно, подразумевается выплата. Тут надо упомянуть, в виде поучительного эпизода, что пациентка никак не может простить прежнему директору, профессору Форелю, что он не «выплатил» ей. Однажды она сказала в анализе: «я также видела во сне, что в господина Фореля попала пуля — это вызвало его смерть — это ведь ужасно глупо — ведь нельзя же так постоянно продолжать, когда уже установлена фабрика банкнот». Пациентка быстро отделывается во сне от своих врагов, застреливая их. Привожу этот пример не только потому, что он является интересным для психологии нашей пациентки, но и потому также, что он указывает всеобщий характерный способ того, как и нормальные, и больные отделываются от неудобных им лиц в сновидениях. Наши анализы постоянно подтверждают этот образ действий.
Ограничусь этими девятью анализами, которые достаточно освещают комплексы пациентки, окрашенные чувством неудовольствия. Важную роль играют ее физические страдания, «система тяжестей», «паралич» и т.д. Кроме того, ее стереотипы выражают следующие мысли: она страдает от мероприятий врачей и от отношения сиделок, ее не признают и не вознаграждают ее заслуг, несмотря на то, что она совершила наилучшее. Большое значение, определяющее различные стереотипы, имеет комплекс ожидания смерти, который она старается усыпить «установлением» жизненного эликсира. Возьмем человека с сильным самосознанием, по какой-либо причине попавшего в подобное, совершенно безнадежное и убивающее его нравственно положение — он будет, по крайней мере, видеть подобные же сновидения. Всякая страстная, стремящаяся к возвышению личность наряду с периодами излишне смелой веры в себя переживает минуты отчаяния и страха; в такие минуты надежда как бы превращается в тяжесть, придавливающую человека. Поэтому чувство ущерба является обычной компенсацией самовозвеличения, и мы редко видим одно без другого.
В. Сексуальный комплекс.
Вышеприведенный анализ показал нам, главным образом, лицевую и обратную сторону общественных стремлений, и мы до сих пор еще не встретились с наиболее частыми и распространенными явлениями — с явлениями сексуальными. У больной, обладающей столь развитым комплексным символизмом, не может отсутствовать и сексуальный комплекс. Он на самом деле существует и так же разработан до мельчайших деталей, как покажут нижеследующие анализы.
1. Стюарт: я имею честь быть фон Стюарт — это ведь так описано — когда я однажды затронула это, доктор Б. сказал: ей ведь отрубили голову — фон Стюарт, императрица Александр, фон Эшер, фон Муральт — это опять-таки величайшая в мире трагедия — наше высшее Божество на небе, римский господин St. (собственное имя пациентки) высказался с проявлением сильнейшего горя и сильнейшего негодования, вследствие отвратительнейшего смысла мира, где ищут смерти невинных людей — моя старшая сестра должна была так невинно приехать сюда (из Америки), чтобы умереть — после этого я видела ее голову рядом с римским Божеством на небе — ведь отвратительно, что всегда является такой мир, ищущий смерти невинных людей — С. вызвала во мне чахотку — тогда я увидела ее лежащей на похоронной колеснице, рядом с нею и госпожу Ш., которая, очевидно, была виновна в том, что я была принуждена поступить сюда — и Мария Стюарт тоже была такой же несчастной, которой пришлось умереть невинно.
Последняя фраза этого анализа объясняет, каким образом пациентка дошла до того, чтобы отождествить себя с Марией Стюарт — речь снова идет лишь об аналогии. С. также пациентка больницы, с которой наша пациентка плохо уживается. Поэтому С., как и другая женщина, виновная в помещении пациентки в больницу, попала на «похоронную колесницу». Неважно, безумная ли это идея, сон или галлюцинация, ибо механизм тот же самый, что и вышеописанный (Форель). Замечательнейшей фигурой этого анализа является «римский господин St., высшее Божество на небе». Выше мы уже видели, что пациентка присваивает себе наименование «Господа Бога»; в этом отношении существует, видимо, устойчивая ассоциация с понятием Божества. Тут мы находим, таким образом, новое звено этой цепи: высшее Божество называется St. — имя пациентки. Прилагательное «римский», должно быть, является смутной аналогией с «папой». Божество мужского пола, как и папа, и этим отличается от пациентки, как «Господа Бога». Она видит рядом с мужским Божеством, имя которого должно, очевидно, выражать близкое родство с ее семьей, голову своей покойной сестры, — картина, несколько напоминающая два языческих Божества — Юпитера и Юнону. Таким образом, она в каком-то смысле обвенчала свою сестру с божественным господином St. Это, кажется, лишь аналогия, предзнаменование ее собственного вознесения на небо, где она превратится в Царицу Небесную, Марию, Божию Матерь, не индифферентную в сексуальном отношении. Подобная «сублимация» совершенно житейских стремлений к браку уже с первых веков христианства является излюбленной темой женских сновидений. От христианского толкования Песни Песней до тайных восторгов Св. Екатерины Сиенской и свадьбы «Ганнеле» Гауптмана, это все та же тема; это небесный пролог земной комедии. Подобные изображения собственных комплексов посторонними актерами в сновидениях прекрасно известны также тем исследователям, которые и слышать не хотят о Фрейде; в психопатологии это явление получило название транзитивизма. [Бредовый феномен, проявляющийся в убежденности больного, что испытываемые им болезненные ощущения и переживания воспринимаются не только им, но и его близкими, родственниками, окружающими. — ред.] Вышеизложенное толкование есть только мое предположение: подтверждения его я ожидаю от дальнейших анализов.
