собственной шкуры. Ни одного звука в его речи не было о подготовлявшемся покушении на Швейцарию, о заговорщических планах использования Центрального празднества, о тайном комитете, об активном вмешательстве рабочих в политику Германии, о предложениях «подобного» или какого-либо иного «рода». Ни слова обо всех этих штибериадах. Его заключительное предостережение было только предостережением честного Сайкса, который в суде Олд Бейли убеждал присяжных не слушать «подлых» сыщиков, раскрывших совершенное им воровство.
«Последовавшие непосредственно за этим события», — говорит Фальстаф-Фогт («Главная книга», стр. 181) — «подтвердили мои предчувствия».
Как, предчувствия? Но Фальстаф снова забывает, что несколькими строками раньше он вовсе не «предчувствовал», а был «осведомлен» — осведомлен о планах заговорщиков и притом осведомлен подробно! И каковы же были, — «о ты, предчувствий полный ангел!»{45} — последовавшие непосредственно за этим события?
«В одной своей статье «Allgemeine Zeitung» приписывала празднеству и жизни рабочих тенденции, о которых они» (то есть празднество и жизнь) «не думали ни в малейшей мере». (Совсем, как Фогт приписывает их муртенскому съезду и рабочим организациям вообще.) «На основании этой статьи и ее перепечатки во «Frank-furter Journal» от посланника одного южногерманского государства последовал конфиденциальный запрос, придававший празднеству значение», — которое ему приписывали статья из «Allgemeine Zeitung» и ее перепечатка во «Frankfurter Journal»[389]? Ничуть не бывало, — «которое оно, согласно неосуществившимся планам серной банды должно было бы иметь».
Вот именно! Должно было бы иметь!
Хотя достаточно самого поверхностного сопоставления «Главной книги» с подлинным отчетом о Центральном празднестве, чтобы вскрыть секрет вторичного спасения Швейцарии Цицероном-Фогтом, я все же хотел удостовериться, не было ли какого-нибудь факта, хотя бы извращенного, который послужил бы материей для приложения фогтовской силы[390]. Я обратился поэтому с письмом к составителю подлинного отчета Г. Ломмелю в Женеву. Г-н Ломмель, по-видимому, был в дружеских отношениях с Фогтом; он не только воспользовался его содействием при составлении отчета о лозаннском Центральном празднестве, но и в появившейся позже брошюре о празднестве в честь Шиллера и Роберта Блюма в Женеве[391] старался затушевать фиаско, которое Фогт и здесь потерпел. В своем ответе от 13 апреля 1860 г. г-н Ломмель, лично мне неизвестный, пишет:
«Рассказ Фогта, будто он расстроил в Лозанне опасный заговор, — чистейшая фантазия или ложь. В Лозанне он искал только помещение, чтобы произнести речь, которую потом можно было бы напечатать. В этой полуторачасовой речи он защищался от обвинения, будто он — подкупленный бонапартист. Рукопись находится у меня в полной сохранности».
Один живущий в Женеве француз на вопрос о том же фогтовском заговоре коротко ответил:
«Il faut connaitre cet individu» {«Нужно знать этого субъекта». Ред.} (то есть Фогта), «surtout le faiseur, I’homme important, toujours hors de la nature et de la verite»{46}.
Фогт сам говорит на стр. 99 своих так называемых «Исследований»[392], что он «никогда не приписывал себе качеств пророка». Но из Ветхого завета известно, что осел видел то, чего не видел пророк. И тогда становится ясным, почему Фогт увидел заговор, о котором в ноябре 1859 г. у него было предчувствие, что он его «расстроил» в июне 1859 года.
6. РАЗНОЕ
«Если память мне не изменяет», — говорит парламентский клоун, — «то циркуляр» (а именно мнимый лондонский циркуляр к пролетариям от 1850 г.) «во всяком случае составлен был сторонником Маркса, так называемым парламентским Вольфом, и подсунут ганноверской полиции. Теперь же снова этот канал выступает наружу в истории с циркуляром «друзей отечества к готцам»» («Главная книга», стр. 144).
Канал выступает наружу! Prolapsus ani {выпадение прямой кишки. Ред.} естественнонаучных балагуров?
Что касается «парламентского Вольфа», — почему парламентский волк, точно кошмар, преследует парламентского клоуна, мы узнаем ниже, — то он опубликовал в берлинской «Volks-Zeitung», «Allgemeine Zeitung» и гамбургской «Reform» следующее заявление:
«Заявление. Манчестер, 6 февраля 1860 года.
Из письма одного приятеля я узнал, что в «National-Zeitung» (№ 41 за текущий год) в передовой статье, на основании брошюры Фогта, опубликовано следующее:
«В 1850 г. было отправлено из Лондона Другое циркулярное послание пролетариям Германии, составленное, как полагает Фогт, парламентским Вольфом, alias {иначе. Ред.} казематным Вольфом, которое одновременно было подсунуто ганноверской полиции». Я не видел ни этого номера «National-Zeitung», ни брошюры Фогта и поэтому отвечаю лишь на вышеприведенное место:
В 1850 г. я жил в Цюрихе, а не в Лондоне, куда переехал лишь летом 1851 года.
Я за всю свою жизнь не составил ни одного циркулярного послания ни к «пролетариям», ни к другим лицам.
Что касается инсинуации о ганноверской полиции, то я с презрением возвращаю это бесстыдное обвинение в адрес ее автора. Если остальная часть фогтовской брошюры столь же отвратительна и лжива, как то, что касается меня, то она достойна занять место рядом с творениями таких господ, как Шеню, Делаод и К°.
В. Вольф».
Таким образом, подобно тому как Кювье всю структуру животного восстанавливал по одной кости, так Вольф правильно воссоздал всю литературную стряпню Фогта по одной выхваченной цитате. Действительно, Карл Фогт рядом с Шеню и Делаодом выглядит как primus inter pares {Первый среди равных. Ред.}.
Последним «доказательством» «не затрудняющегося» Фогта о моем entente cordiale {сердечном согласии. Ред.} с тайной полицией вообще и о «моих отношениях с партией «Kreuz-Zeitung»[393] в частности» служит то, что моя жена — сестра бывшего прусского министра г-на фон Вестфалена («Главная книга», стр. 194). Как парировать этот жалкий выпад жирного Фальстафа? Быть может, клоун простит моей жене ее родственника, прусского министра, когда узнает, что один из ее шотландских предков {герцог Аргайл. Ред.} был обезглавлен на рыночной площади в Эдинбурге как мятежник, участвовавший в освободительной борьбе против Якова II? Как известно, сам Фогт лишь благодаря случаю еще носит свою голову на плечах. На чествовании памяти Роберта Блюма, устроенном Просветительным обществом немецких рабочих в Женеве (13 ноября 1859 г.), он рассказал о том,
«как левая Франкфуртского парламента долго не могла решить, кого послать в Вену, — Блюма или его. Наконец, был брошен жребий, и судьба решила в пользу Блюма или, вернее, против него» («Шиллеровские торжества в Женеве и т. д.». Женева, 1859, стр. 28, 29).
13 октября Роберт Блюм уехал из Франкфурта в Вену. 23 или 24 октября в Кёльн прибыла депутация крайней левой Франкфуртского собрания проездом в Берлин на конгресс демократов. Я виделся с членами депутации. Некоторые из них были тесно связаны с «Neue Rheinische Zeitung». Эти делегаты, — из которых один был во время кампании за имперскую конституцию расстрелян по приговору военно-полевого суда, другой умер в изгнании, а третий еще жив, — сообщили мне тревожные и странные сведения о махинациях Фогта в связи с миссией Роберта Блюма в Вене. Но
Вели молчать, не требуй слова,
{Гёте. «Миньона». Ред.}
На вышеупомянутом чествовании памяти Роберта Блюма в Женеве (ноябрь 1859 г.) «округленная натура» была встречена нелюбезно. Когда он входил в помещение, где происходило чествование, угодливо следуя пошатывающейся походкой за своим патроном Джемсом Фази, словно Силен, один рабочий воскликнул: вот идет Генрих, а за ним Фальстаф! Когда же Фогт в своем милом анекдоте выставил себя как alter ego {второе «я». Ред.} Роберта Блюма, то лишь с трудом удалось удержать нескольких вспыльчивых рабочих от штурма трибуны. А когда он, наконец, — забыв о том, как еще в июне предупредил революцию, — теперь сам «еще раз звал рабочих на баррикады» («Шиллеровские торжества», стр. 29), раздалось насмешливое эхо: «Баррикады! — Куча!» {В оригинале созвучие: «Barrikaden — Fladen». Ред.}. Но за границей так хорошо знают цену революционному пустозвонству Фогта, что на этот раз даже не последовало обычного «секретного запроса одного южногерманского посланника», и в «Allgeineine Zeitung» не появилось никакой статьи.
Вся фогтова штибериада, начиная с серной банды и кончая «бывшим министром», напоминает тот сорт мейстерзингеров, о котором у Данте сказано:
Ed egli avea fatto del cul trombetta.
{И зад в трубу он превратил. [Данте. «Божественная комедия», «Ад», песнь XXI. Эти стихи из Данте Маркс в подстрочном примечании дает на немецком языке в переводе Каннегиссера, указав фамилию последнего в скобках. Ред.]}
IV
ПИСЬМО ТЕХОВА
Что еще извлекает «округленная натура» из
«tristo sacco
Che merda fa di quel, che si trangugia».
(Dante)
«жалкого мешка,
Что превращает пищу в испражненья»
(Данте). [ «Божественная комедия», «Ад», песнь XXVIII. Ред.]
Письмо Техова от 26 августа 1850 г. из Лондона.
«Самое лучшее, что я могу сделать для характеристики этих козней» (именно серной банды), «это привести здесь письмо одного человека, которого всякий, кто» (!) «его когда-либо знал, назовет честным человеком; я позволю себе опубликовать его» (честного человека или письмо?) «потому, что оно было специально предназначено для сообщения» (кому?) «и что уже отпали те соображения» (чьи?), «которые мешали раньше его опубликованию» («Главная книга», стр. 141).
Техов переехал из Швейцарии в Лондон в конце августа 1850 года. Его письмо было адресовано бывшему прусскому лейтенанту Шиммельпфеннигу (жившему тогда в Берне) «для сообщения друзьям», именно — членам «Централизации», тайного, лет десять тому назад прекратившего свое существование общества, которое было основано немецкими эмигрантами в Швейцарии, было очень пестрым по своему составу и насчитывало в своей среде большое число парламентских элементов. Техов входил в это общество, но Фогт и его друзья не были его членами. Каким же образом у Фогта оказалось письмо Техова и кто дал ему право его опубликовать?
Сам Техов пишет
