без этого действующего, работающего механизма мысли?», – не означает ли это, что мы не вышли из старого? Мы настолько обусловлены этим старым, что никак не нащупаем своего пути в новое. Мы сказали, что любовь целостна и всегда новая – новая не как противоположность старому, ведь это опять таки было бы старым. Любое утверждение о том, что существует секс без желания, совершенно бессодержательно, но если вы проследили всё значение мысли, вы, может быть, придёте к иному. Если, однако, вы настаиваете на том, что должны любой ценой получать своё наслаждение – любви не будет.

Молодой человек сказал: «Та биологическая потребность, о которой вы говорили, именно этого и требует, ведь именно она порождает мысль, хотя и может отличаться от мысли».

«Пожалуй, я мог бы ответить моему юному другу, – сказал саньяси, – ибо сам испытал всё это. Годами я приучал себя не глядеть на женщину. Я безжалостно подавлял биологическую потребность. Биологическая потребность не порождает мысль – это мысль захватывает её, мысль превращает эту потребность в образы и в картины – и вот тогда потребность оказывается рабой мысли. Именно мысль порождает эту потребность в большинстве случаев. Я уже говорил вам, что начинаю видеть необычайную природу нашего самообмана и нашей нечестности. В нас так много лицемерия. Мы никогда не можем видеть вещи такими, каковы они есть, но должны создавать иллюзии о них. То, что вы, сэр, говорите нам, – смотреть на всё ясным взором, без воспоминаний о вчерашнем дне; вы так часто повторяли это в своих беседах. Тогда жизнь не превращается в проблему. И вот только к старости я начинаю это понимать».

Молодой человек казался не вполне удовлетворённым. Он хотел жить на своих условиях, в своих границах, соответственно той формуле, которую он так старательно построил.

Вот почему очень важно познавать себя, но не по какой-то формуле, не в согласии с каким-то гуру. Это постоянное осознание без выбора приводит к концу все иллюзии и всякое лицемерие.

Теперь дождь лил как из ведра, и воздух был очень тихим; слышался только звук воды, падавшей на крышу и на листья.

Калифорния

1

Медитация – не просто переживание чего-то, выходящего за пределы повседневных мыслей и чувств; это и не погоня за видениями и радостями. Незрелый и убогий маленький ум может иметь и имеет видения расширенного сознания, и у него бывают переживания, которые он опознаёт в соответствии с собственной обусловленностью. Эта незрелость вполне способна к успеху в этом мире, к достижению славы и известности. Гуру, которым она следует, демонстрируют то же качество и состояние. Медитация не принадлежит к таким, как они. Она не для ищущего, ибо ищущий находит именно то, что он хочет; и то утешение, которое он из этого извлекает, – это мораль его собственных страхов.

Человек веры и догмы, что бы он ни делал, не может вступить в область медитации. Чтобы медитировать, необходима свобода. Это не медитация сначала, а свобода потом; свобода – тотальное отрицание социальной морали и ценностей – есть первое движение медитации. Это не общественное мероприятие, где многие могут сообща возносить молитвы. Медитация стоит одиноко, она всегда вне границ социального поведения. Ибо истина – не в предметах мысли, не в том, что мысль составила и назвала истиной. Полное отрицание всей этой структуры мысли в целом – вот несомненная реальность медитации.

Море в то утро было очень спокойное; оно было очень синее, почти как озеро, и небо было ясным. У края водной поверхности летали чайки и пеликаны – в своём медленном полёте пеликаны почти касались воды тяжёлыми крыльями. Небо – очень голубое; далёкие холмы, выжженные солнцем, за исключением нескольких кустов. С этих холмов слетел бурый орёл, пролетел над лощиной и скрылся среди деревьев.

Свет в этой части мира обладает особенным качеством глубокого проникновения и блеска, который не слепит глаза. Чувствовался запах сумаха, апельсинов и эвкалиптов. Дождей не было уже много месяцев, и трещины рассекали обожжённую высохшую землю. Иногда на холмах вы замечали оленя, а однажды, взбираясь на холм, выдели медведя, пыльного и всклокоченного. По тропе часто проползали гремучие змеи; изредка можно было видеть рогатую жабу. На той тропе вы вряд ли встретите кого-либо. Тропа была пыльной, каменистой и чрезвычайно тихой.

Прямо перед вами появилась перепёлка со своими птенцами. Их было больше дюжины, и все они не двигались, претворяясь, что не существуют. Чем выше в гору вы поднимались, тем более диким казалось место, так как оно было совершенно необитаемым, поскольку здесь не было воды. Не было также видно птиц, и почти совсем не было деревьев. Солнце палило сильно; его жар как будто вгрызался в вас.

На этой большой высоте, неожиданно, очень близко от вас появилась гремучая змея; чтобы вас предостеречь, она издала хвостом пронзительный треск. Вы отскочили. Она была там, эта гремучая змея со своей треугольной головой, нацеленной на вас, свернувшаяся спиралью и с гремящими кольцами хвоста в центре. Вы глядели на неё, а она не спускала с вас своих немигающих глаз. Некоторое время вы следили за ней, за её полным и гибким туловищем, за её угрозой; страха не было. Затем, видя, что вы продолжаете наблюдать, змея распрямилась, перестала направлять на вас голову и хвост и начала отползать. Когда вы шагнули к ней, она снова свернулась, поместив хвост в середину, вновь готовая к прыжку. Вы играли в эту игру некоторое время, пока змея не устала; оставив её, вы спустились к морю.

Это был прелестный дом с окнами на лужайку, выбеленный внутри, хороших пропорций. В холодные ночи зажигали камин. Было так приятно наблюдать за пламенем с тысячью язычков и множеством теней. Не было слышно никакого шума, кроме неумолкающего рокота моря.

В комнате собралась небольшая группа из двух-трёх человек; шёл разговор на общие темы, о современной молодёжи, о кино и о прочем. Затем один из присутствующих сказал: «Можно задать вопрос?» И как будто стало жалко тревожить синее небо и холмы. «Мы хотим спросить, что для вас означает время. Нам более или менее известно, что говорят об этом учёные и авторы научно-фантастических книг. Мне кажется, что человек всегда был захвачен этой проблемой времени, этими бесконечными»вчера»и»завтра». С самой глубокой древности до сегодняшнего дня время занимало ум человека. О нём размышляли философы, религии давали ему собственные объяснения. Нельзя ли нам поговорить об этом?»

– Будем ли мы рассматривать этот вопрос достаточно глубоко или вы хотите коснуться его лишь поверхностно и на этом кончить дело? Если мы собираемся говорить об этом серьёзно, тогда нам необходимо забыть, что говорят религии, что говорят философы и все прочие, так как в действительности вы не можете доверять никому из них. Не доверяем мы им не просто в силу чёрствого безразличия или высокомерия, мы только видим: чтобы выяснить нечто, нужно отставить в сторону все авторитеты. Если мы готовы к этому, тогда, пожалуй, мы можем войти в это очень просто.

Существует ли вообще время, помимо времени по часам? Мы принимаем на веру столь многое; в нас настолько внедрено повиновение, что приятие кажется естественным. Но существует ли вообще время вне этого множества вчерашних дней? Обладает ли оно протяжённостью в виде»вчера»,«сегодня»и»завтра» – и существует ли время без вчерашнего дня? Что даёт продолжение тысяче вчерашних дней?

Причина приносит свой результат – а этот результат в свою очередь становится причиной; между ними нет разделения, это одно движение. Это движение мы называем временем – и через это движение в наших глазах и в наших сердцах, мы видим всё. Мы видим глазами времени, и мы переводим настоящее на язык прошлого; и вот такой перевод встречает завтрашний день. Такова цепь времени.

Мысль, захваченная этим процессом, задаёт вопрос: что такое время? Сам этот вопрос – от механизма времени. Так что он не имеет смысла, ведь мысль есть время. Вчерашний день произвёл мысль, и поэтому мысль делит пространство на»вчера»,«сегодня»и»завтра». Или мысль говорит:«Есть только настоящее», – забывая, что и само это настоящее есть результат вчерашнего дня.

Наше сознание сделано из этой цепи времени; и находясь в его границах, мы спрашиваем:«Что такое время? И если времени нет, что происходит со вчерашним днём?«Подобные вопросы – внутри поля времени, и на вопрос о времени, заданный мыслью, никакого ответа нет.

Или нет ни завтрашнего дня, ни вчерашнего, но есть только настоящий момент, только теперь? Этот вопрос задан не мыслью. Он задан, когда видна структура и природа времени, – но видна глазами мысли.

Действительно ли существует»завтра»? Конечно, существует, если мне нужно поспеть на поезд; но внутренне – существует ли завтрашний день страдания, удовольствия, достижения? Или существует только»теперь», не связанное со вчерашним днём? Время останавливается только тогда, когда останавливается мысль. Вот в это мгновение остановки существует»теперь». Это»теперь»не является идеей, оно – действительный факт, но только тогда, когда весь механизм мысли пришёл к концу. Ощущение»теперь»полностью отличается от слова, которое принадлежит времени. Поэтому не будем захвачены словами»вчера»,«сегодня»и»завтра». Осознание данного момента существует только в свободе, а свобода – не культивирование мысли.

Тогда возникает вопрос:«Что такое действие настоящего момента?«Мы знаем лишь действие, которое от времени и памяти, – и промежуток между»вчера»и»сейчас». В этом промежутке, или в пространстве, начинается вся путаница, начинается конфликт. В действительности мы задаём вопрос:«Если вообще нет никакого промежутка – что такое действие?«Сознательный ум может сказать»Я сделал что-то спонтанно», – однако в действительности это не так; не существует такого явления, как спонтанность, поскольку ум обусловлен. Действительность – единственный факт, действительность – «теперь». И поскольку мысль не способна его встретить, она строит его образы. Промежуток между образом и тем, что есть, – это несчастье, которое создала мысль.

Видеть то, что есть без вчерашнего дня – это и есть»теперь».«Теперь» – это молчание вчерашнего дня.

2

Медитация – движение, которое никогда не кончается. Вы никогда не можете сказать, что вы медитируете или что вы отвели какой-то период времени для медитации. Это не в вашей власти. Её благословление не приходит к вам потому, что вы живёте упорядоченной жизнью или следуете особому распорядку или морали. Медитация приходит лишь тогда, когда ваше сердце по-настоящему открыто – открыто не ключом мысли, не застраховано от опасности при помощи интеллекта, а когда оно так же открыто, как открыто безоблачное небо; и тогда медитация приходит без вашего ведома, без вашего призыва. Но вы никогда не в состоянии удержать её, сохранить её или поклоняться ей. Если вы попытаетесь, она никогда не вернётся; что бы вы ни