правильном направлении? Неужели эгоистично соответствовать улучшенному образцу общества?»

   Общество всегда находится в состоянии вырождения. Нет совершенного общества. Совершенное общество может существовать в теории, но не в действительности. Общество основано на человеческих взаимоотношениях, мотивированных жадностью, завистью, алчностью, мимолетной радостью, стремлением к власти и так далее. Вы не можете улучшить зависть – она должна прекратиться. Наложить цивилизованное покрытие на насилие с помощью лицемерия идеалов не означает окончание насилия. Обучать студента соответствовать обществу – это только поощрять в нем ухудшающееся побуждение быть в безопасности. Восхождение по лестнице успеха, становиться кем-то, получать признание – это сама сущность нашей вырождающейся социальной структуры, и быть ее частью – значит ухудшаться.

   «Вы предлагаете, – спросил преподаватель довольно тревожно, – что нужно отказаться от мира и стать отшельником, саньясином?»

   Сравнительно легко и по-своему выгодно отказаться от внешнего мира, от дома, семьи, имени, собственности. Но совсем другое дело положить конец, без всякого повода, без обещания счастливого будущего внутреннему миру амбиций, власти, достижения и по-настоящему быть как ничто. Человек начинает не с того конца вещей и поэтому вечно остается в смятении. Начните с правильного конца, начните с ближнего, чтобы идти далеко.

   «Не должна ли быть внедрена определенная практика, чтобы покончить с ухудшением, этой неэффективностью и ленью ума?» – спросил мужчина, занимавший правительственную должность.

   Практика или дисциплина подразумевает стимул, получение результата, а это разве не эгоцентричная деятельность? Стать добродетельным – означает процесс личного интереса, приводящего к уважению. Когда вы взращиваете в себе состояние ненасилия, вы все еще являетесь жестоким, но под иным названием. Помимо всего этого, имеется другой фактор вырождения: усилие, во всех его утонченных формах. Это не означает, что мы защищаем лень.

   «О боже, сэр, вы, наверное, все отнимаете у нас! – воскликнул мужчина, занимавший правительственную должность. – А когда вы отнимите все, что же от нас останется? Ничего!»

   Творчество – это не процесс становления или достижения, а состояние бытия, в котором полностью отсутствует эгоистическое усилие. Когда «я» делает усилие, чтобы отсутствовать, «я» присутствует. Всякое усилие со стороны этой сложной вещи, названой умом, должно прекратиться, без всякого повода или стимула.

   «Это означает смерть, не так ли?»

   Смерть по отношению ко всему, что известно, что является «я». Только когда полностью весь ум утихнет, появляется творческое, не имеющее названия.

   «Что вы подразумеваете под умом?» – спросил художник.

   Сознательное, также как подсознательное, скрытые укромные уголки души, также как разумные частицы ума.

   «Я послушала, – сказала молчавшая леди, – и теперь мое сердце понимает».

   Пламя недовольства

   В раннем утреннем солнечном свете листья дерева прямо за окном создавали танцующие тени на белой стене комнаты. Дул нежный ветерок, и те тени никогда не успокаивались. Они были настолько же живыми, как сами листья. Один или два потихоньку двигались с изяществом и непринужденностью, но движение остальных было сильным, судорожным и беспокойным. Солнце только что взошло из-за лесистого холма. День не будет жарким, потому что бриз дул с севера, от заснеженных гор. В тот ранний час царила удивительная тишина, тишина дремлющей земли, прежде чем человек начнет свой тяжкий труд. В пределах этой тишины было слышно визжание попугаев, безумно летящих к полям и лесам; в пределах нее были хриплые крики ворон и щебетание множества птиц; в пределах нее были отдаленные гудки поезда и звук фабричного свистка, объявляющего час. Это был час, когда ум был столь же открыт, как небеса, и столь же чувствителен, как любовь.

   Дорога была очень переполнена, и люди, идущие по ней, едва обращали внимание на автогужевой транспорт; они, было, с улыбкой отступали в сторону, но сначала должны были посмотреть вокруг, чтобы увидеть, кто позади них делал так много шума. Ехали велосипеды, автобусы и телеги с волами и люди, тянущие более легкие телеги, загруженные мешками с зерном. Магазины, продавая все, что человек мог захотеть, от иголок до автомобилей, разрывались из-за обилия людей.

   Эта же самая дорога вела через богатую часть города с обычной для нее отчужденностью и опрятностью к открытой местности, и недалеко стояла известная могила с надгробием. Вы оставляете автомобиль у внешнего входа, поднимаетесь на несколько ступенек и идете через открытый сводчатый проход в ухоженный и поливаемый сад. Поднимаясь по песчаной дорожке и по еще нескольким ступенькам, вы проходите через другой сводчатый проход с синими плитками и вступаете во внутренний сад со стеной вокруг него. Он был огромен, там были акры сочных, зеленых лужаек, прекрасных деревьев и фонтанов. В тени было прохладно, и звук падающей воды был приятен. Обходная тропа, которая шла вдоль стены по краю лужайки, имела границу из великолепных цветов, и потребовалось бы долгое время, чтобы обойти вокруг нее. Следуя за тропой, которая делала срез через лужайки, вы задавались вопросом, как так много места, красоты и работы можно было отдать могиле. Затем вы поднимались по длинному ряду ступенек, которые открылись на обширной платформе, покрытой плитами из красновато-коричневого песчаника. На этой платформе возвышалась величественная могила. Она была построена из гладкого, отполированного мрамора, и единственный мраморный гроб в ней сиял из-за мягкого света солнца, который просачивался через замысловатое решетчатое мраморное окно. Она казалась одинокой в своем покое, хотя была окружена великолепием и красотой.

   С платформы вы могли видеть, где древний город с его куполами и воротами встречался с новым, с его стальными опорами для радиостанций. Было странно видеть соприкосновение старого и нового, и воздействие этого будоражило все ваше бытие. Это было, как если бы прошлое и настоящее всей жизни лежало перед вами, как простой факт, без вмешательства цензора и его выбора. Синий горизонт протянулся вдаль за городом и лесами. Он останется навсегда, в то время как новое превратится в старое.

   Их было трое, все довольно молодые: брат, сестра и друг. Хорошо одетые и очень образованные, они легко говорили на нескольких языках и могли рассказать о самых последних книгах. Было странно усадить их в той голой комнате. Там было только два стула, и одному из молодых людей пришлось неловко на полу без удобства, портя складки на хорошо отутюженных брюках. Воробей, чье гнездо было сразу снаружи, внезапно появился на подоконнике открытого окна, но увидев незнакомые лица, запорхал и улетел подальше.

   «Мы пришли, чтобы обсудить довольно личную проблему, – объяснил брат, – и надеемся, что вы не возражаете. Я могу рассказать о ней? Понимаете, у моей сестры сейчас ужасный период в жизни. Она стесняется, когда объясняет это, так что я сейчас рассказываю за нее. Мы очень любим друг друга, и были почти неразлучны с тех пор, как были подростками. Нет ничего нездорового в том, что мы вместе, но она была дважды замужем и дважды разводилась. Через это все мы прошли вместе. Мужья по-своему были неплохими, но я беспокоюсь за свою сестру. Мы консультировались с известным психологом, но так или иначе это не срабатывало. Нам нужно сейчас во все это вникать. Хотя я никогда не встречался с вами лично, я узнавал о вас в течение нескольких лет и прочитал некоторые из ваших изданных бесед.

   Так я убедил свою сестру и нашего общего друга прийти со мной, и вот мы здесь». Он колебался в течение нескольких минут, а затем продолжил.

   «Наша трудность состоит в том, что моя сестра, кажется, ничем не удовлетворена. Буквально ничто не приносит ей какого-либо рода удовлетворение или довольство. Недовольство стало почти ее манией, и, если что-то не выходит, она совсем разбита».

   Разве это не хорошо быть недовольной?

   «До определенной степени, да, – ответил он, – всему имеются пределы, а это заходит слишком далеко».

   Что плохого в том, чтобы быть полностью недовольным? Что мы обычно называем недовольством – это неудовлетворенность, которая возникает, когда не исполнилось какое-то желание. Не так ли?

   «Возможно, но моя сестра пробовала так много вещей, включая эти два брака, но и не была счастлива ни в одном из них. К счастью, не было детей, которые бы далее усложнили дело. Но думаю, что она теперь может говорить за себя. Я только хотел начать распутывать клубок».

   Что является довольством и что такое недовольство? Приведет ли недовольство к удовлетворенности? Будучи недовольным, вы когда-либо сможете обнаружить другое?

   «Ничто по-настоящему меня не удовлетворяет, – сказала сестра. – Мы хорошо живем, но вещи, которые можно покупать за деньги, потеряли свою значимость. Я много читала, но, как я уверена, что вы знаете, это ни к чему не приводит. Я немного увлекалась различными религиозными доктринами, но они все кажутся совсем надуманными. И что вам после этого остается? Я много думала об этом и знаю, что я такая не из-за отсутствия детей. Если бы у меня были дети, я отдавала бы им свою любовь и все такое, но это мучение из-за недовольства, конечно же, продолжалось бы. Я не могу найти способ для управления им или направления в определенное русло, как, кажется, делает большинство людей, в некую поглощающую деятельность или интерес. Тогда бы оно легко уплывало, возникал бы случайный шквал, который неизбежен в жизни, но можно было бы всегда находиться в пределах спокойных вод. Я чувствую, как будто бы нахожусь в бесконечном шторме, без какой-нибудь пристани безопасности. Где-нибудь я хочу найти какое-то успокоение. Но, как я сказала, то, что могут предложить религии, кажется мне совсем глупым, ничем, кроме кучи суеверий. Все остальное, включая служение государству, является только рациональной заменой реальности, а я не знаю, какова реальность. Я пробовала различные отвлекающие подходы, включая текущую философию безнадежности во Франции, но осталась с пустыми руками. Я даже экспериментировала с принятием одного или двух из самых новейших наркотиков, но это, конечно, является окончательным актом отчаяния. Можно было бы с таким же успехом совершить самоубийство. Теперь вы все об этом знаете».

   «Если позволите вставить слово, – сказал друг, – то мне кажется, что все это было бы решено, если бы она могла только найти что-то, что действительно интересовало ее. Если бы она имела живой интерес, который занял ее ум и ее жизнь, то это недовольство, которое снедает ее, исчезло бы. Я знаю эту леди и ее брата много лет, и продолжаю говорить ей, что несчастье является результатом отсутствия чего-то, что оторвет ее ум от нее самой. Но никто не