жестокой. Я плакала, устраивала сцены, и однажды, Боже, прости меня, я ударила. Но все это закончилось и прошло. Сексуальное желание было также очень сильным, но с каждым ребенком оно уменьшалось, и теперь оно полностью исчезло. Мои чувства к детям не такие, какие они должны быть. Я никогда не чувствовала что-нибудь очень сильно, кроме ревности и секса, а это не любовь, правда?»
Не любовь.
«Тогда что является любовью? Привязанность, ревность, даже ненависть, вот то, что я считала, было любовью, и, конечно, сексуальные взаимоотношения. Но теперь те сексуальные взаимоотношения – это лишь очень маленькая часть чего-то намного большего. То большее я никогда не знала, и поэтому секс стал так всепоглощающе важным, по крайней мере, на какое-то время. Когда это прошло, я думала, что любила моих сыновей, но факт в том, что я любила их, если я вообще могу использовать это слово, только в очень маленькой степени. И хотя они хорошие мальчики, они точно такие же, как тысячи других. Наверное, все мы посредственны, удовлетворяемся мелочными вещами: амбицией, процветанием, завистью. Наши жизни мелки, живем ли мы во дворцах или в хижинах. Теперь мне все очень ясно, чего никогда не было раньше, но как вы знаете, я необразованный человек».
Образование не имеет к этому никакого отношения. Посредственность – не монополия необразованных. Ученый, исследователь, самый умный могут тоже быть посредственными. Освобождение от посредственности, от мелочности – это не вопрос класса или учености.
«Но я не думала много, я не чувствовала много, моя жизнь была печальной».
Даже, когда мы по-настоящему сильно чувствуем, это обычно происходит в отношении таких пустяков как личная и семейная безопасность, флаг, некий религиозный или политический лидер. Наше чувство – всегда за или против чего-то, оно не похоже на огонь, горящий ярко и без дыма.
«Но кто должен дать нам тот огонь?»
Зависеть от другого, обращаться к гуру, лидеру – означает отнять у огня уединение, чистоту, это порождает дым.
«Тогда, если мы не должны просить о помощи, мы должны для начала иметь огонь».
Вовсе нет. Вначале там нет огня. Его нужно вынашивать, должна быть забота, мудрое, с пониманием избавление от тех вещей, которые расхолаживают огонь, которые уничтожают яркость пламени. Тогда только есть огонь, который ничто не сможет погасить.
«Но для этого нужен интеллект, которого у меня нет».
Да он у вас есть. При понимании как мала ваша жизнь, как мало вы любите, при восприятии природы ревности, при начале осознания себя в каждодневных отношениях уже имеется движение интеллекта. Интеллект – это дело упорного труда, быстрого восприятия изощренных уловок ума, рассматривания факта и ясного мышления без предположений или умозаключений. Чтобы разжечь огонь интеллекта и поддерживать его действующим, требуется настороженность и большая простота.
«Очень любезно с вашей стороны говорить, что я имею интеллект, но имею ли я его?»
Это хорошо спрашивать себя, а не утверждать, что вы имеете или не имеете. Спрашивать правильно – вот само по себе начало интеллекта. Вы препятствуете интеллекту в самой себе из-за ваших собственных убеждений, мнений, утверждений и опровержений. Простота – вот путь интеллекта, а не простой показ простоты внешне и в поведении, но простота внутреннего небытия. Когда вы говорите: «я знаю», вы находитесь на пути не-интеллекта, но когда вы говорите: «я не знаю» и действительно подразумеваете это, вы уже вступили на путь интеллекта. Когда человек не знает, он смотрит, слушает, спрашивает. «Знать» – значит накапливать, а тот, кто накапливает, никогда не будет знать, он не интеллектуален.
«Если я нахожусь на пути к интеллектуальности, потому что я проста и знаю немного…»
Мыслить понятиями «много» – значить быть невежественным. «Много» – это сравнительное слово, а сравнение основано на накоплении.
«Да, я это понимаю. Но, как я сказала, если находишься на пути интеллектуального развития, потому что ты прост и действительно не знаешь ничего, тогда интеллектуальность кажется эквивалентом невежеству».
Невежество – это одно, а состояние незнания – это совсем другое, эти два понятия никоим образом не связаны. Вы можете быть очень умны, умелы, талантливы, и все же быть невеждой. Невежество существует, когда нет самопознания. Невежественный человек – это тот, кто не знает себя, кто не знает, как обманывает себя, как становится тщеславным, как завидует и так далее. Самопознание – это свобода. Вы можете знать все о чудесах земли и неба и все-таки не быть свободным от зависти и печали. Но когда вы говорите «я не знаю», вы познаете. Познавать не значит приобретать знания, вещи или отношения. Быть интеллектуально развитым означает быть простым, но быть простым чрезвычайно трудно.
Смятение и убеждения
Вершины гор позади озера были в темных, тяжелых тучах, но берега озера были в солнце. Была ранняя весна, и солнце не согревало. Деревья были все еще голы, их ветви обнажены, но они были прекрасны на фоне голубого неба. Они могли ждать с терпением и уверенностью, поскольку солнце было над ними, и через несколько недель, они покроются нежными зелеными листочками. Небольшая тропа вдоль озера сворачивала и шла через лес, который состоял главным образом из вечнозеленых растений. Они распространялись на мили, и, если вы достаточно далеко ушли бы по той тропе, вы пришли бы к открытому лугу, а вокруг него были деревья. Это было красивое место, удаленное от мирской суеты. Несколько коров паслись на лугу, но звон их колокольчиков, казалось, не нарушал тишину и не рассеивал чувство отдаленности, одиночества и уединения. Наверняка в это очаровательное место приходили тысячи людей, и когда они уходили с шумом и мусором, оно оставалось неиспорченным, уединенным и дружественным.
В тот полдень солнце было на лугу и на высоких, темных деревьях, которые стояли вокруг, сотканные из зелени, величественные и неподвижные. С вашими заботами и внутренней болтовней, умом и взглядом, блуждающим повсюду, беспокойно задаваясь вопросом, а что если дождь застанет вас по пути назад, вы чувствовали, как будто бы нарушали границы, вас не ждали там. Но вскоре вы стали частью того очаровывающего одиночества. Не было птиц, воздух был наполнен покоем, а вершины деревьев были неподвижны на фоне голубого неба. Пышный зеленый луг был центром этого мира, и когда вы сидели на камне, то были частью этого центра. Это не было воображением и не было попыткой отождествить себя с тем, что было так великолепно открыто и красиво, отождествление – это тщеславие. Это не было попыткой забыться или отказаться от себя в этом ничем не испорченном уединении природы, всякое самозабвенное отречение – это высокомерие. Это не было ударом или принуждением такой величественной чистоты, всякое принуждение – это опровержение истинного. Вы ничего не могли сделать, чтобы заставить себя или помочь себе быть частью той цельности. Но вы были ее частью, частью зеленого луга, твердого камня, голубого неба и величественных деревьев. Это было так. Вы могли бы вспоминать это, но тогда вы не принадлежали бы этому всему, и если бы вы возвратились к этому, вы никогда не нашли бы это.
Внезапно вы услышали дорогие вам звуки флейты, и по пути вы встретили играющего мальчика. Он никогда не собирался быть профессионалом, но в его игре была радость. Он присматривал за коровами. Он был слишком застенчив, чтобы говорить, потому-то он играл на флейте, когда вы спускались по тропе вместе. Он шел вниз до конца, но это было слишком далеко, и через время он повернул обратно, но звуки флейты все еще слышались в воздухе.
Это были муж и жена, без детей, и сравнительно молоды. Маленького роста и хорошо сложенные, они составляли сильную, здоровой пару. Она смотрела на вас прямо, а он изредка поглядывал на вас, когда вы не смотрели на него. Они до этого приходили пару раз, и в них произошли изменения. Физически они остались такими же, но во взгляде и в манере поведения было что-то другое. У них был вид людей, которые становились или уже стали важными. Выйдя из обычной для них стихии, они чувствовали себя немного неуклюжими, напряженными и казались не совсем уверенными. Чувствовалось что им необходимо побеседовать. Они начали рассказывать о своих путешествиях и затронули вопросы, к которым при существующих обстоятельствах не питали особого интереса.
«Конечно, – сказал наконец муж, – мы верим в мастеров, но в данный момент мы не придаем всему этому особого значения. Люди не понимают и делают из мастеров разных там спасителей, супергуру и то, что вы говорите насчет гуру, совершенно верно. Для нас, мастера – это наши собственные высшие „я“, они существуют не просто как вопрос веры, а как повседневное явление в нашем ежедневной жизни. Они наши проводники по жизни, они ориентируют и указывают путь».
Куда, сэр, если можно поинтересоваться?
«К эволюционным и более благородным процессам жизни. У нас есть изображения мастеров, но они – лишь символы, образы, чтобы ум подробно останавливался и задумывался для того, чтобы привнести что-то большее в наши мелочные жизни! Иначе жизнь становится безвкусной, пустой и очень поверхностной. Поскольку есть лидеры в политических и экономических областях, эти символы выступают как путеводители в царстве высшей мысли. Они так же необходимы, как свет во тьме. Мы не проявляем нетерпимость к другим проводникам, другим символам, мы приветствуем их всех, потому что в эти беспокойные времена человек нуждается в любой помощи, которую он может получить. Поэтому мы не проявляем нетерпимость, но вы кажетесь и терпимым, и довольно догматичным, когда вы отрицаете мастеров как проводников и отклоняете любою форму авторитета. Почему вы настаиваете, что человек должен быть свободен от авторитета? Как мы могли существовать в этом мире, если не было бы некоторого общественного порядка, который в конце концов основан на авторитете? Человек очень устал, и он нуждается в тех, кто может помочь и успокоить его».
«Человек вообще. Возможно, есть исключения, но обычный человек нуждается в некотором авторитете, проводнике, который будет вести его от простой жизни к жизни духовной. Почему вы против авторитета?»
Существует много видов авторитета, так? Существует авторитет государства для так называемого общего блага. Существует авторитет церкви, догмы и веры, который называется религией, для того, чтобы спасти человечество от зла и помогать ему быть цивилизованным.
